— Это что, золото? — с любопытством спросил паренек, дотронувшись до сероватого камня величиной с кулак, покрытого блестящими желтыми чешуйками.
— Нет. А тебе что, золото нужно? — спросил геолог, подняв голову. В зрачках его заиграло отражение пламени. Он порылся в карманах, вытащил тщательно сложенную несколько раз бумажку и осторожно развернул ее на ладони. На бумажке лежали желтоватые чешуйки, смешанные с песчинками. — Вот оно, золото. Я нашел его в песке у ручья, где мы обедали.
Паренек не смог скрыть своего разочарования, геолог понял это по выражению его лица.
— Что, не нравится?
— Нет. Дунешь, и ничего не останется.
— Это ведь не клад. Это самородное золото.
— И клад можно найти, — сказал паренек и загадочно умолк.
Геолог не обратил внимания на его слова, свернул бумажку и осторожно положил ее в карман. И снова занялся своими образцами.
Совсем стемнело. На чистом безоблачном небе зажглись звезды. Ветер пошумел, пошумел и утих. Паренек встал, потянулся. Немного погодя он принес еще кучу дров. Подбросив в огонь сучьев, он задумчиво опустился на свое место. Оба лежали опершись на локоть и смотрели, как пламя с шипением и треском гложет сырые ветки, превращая их в угли и пепел. Паренек полежал еще немного, неспокойно поерзал, словно под рубашку к нему заполз муравей, встал и сказал, что пойдет проведать мула. Отойдя на несколько шагов от костра, он прислушался, походил вокруг, похлопал мула по шее, вернулся и опять прилег напротив геолога. Видно было, что ему хочется начать разговор, но не хватает смелости. Несколько раз он открывал рот, собираясь что-то сказать, пока, наконец не заговорил:
— Вот ты все ходишь и собираешь камни, а кем же ты будешь?
Геолог встрепенулся. Костер, тишина, уединение — все располагало к откровенному задушевному разговору. Усталость исчезла, уступив место радости по поводу удачно проведенного дня.
— Я читаю по камням, Райчо, — сказал он.
Проводник взглянул на него с обидой. Геолог, увидев, что задел его, поторопился загладить свою вину, задушевно и примирительно добавив:
— Историю земли читаю.
Где-то совсем близко послышался шорох — это мул подобрался к рюкзаку и принялся его обнюхивать.
— А ну пошел отсюда! — отогнал его паренек, не вставая.
— Ты видел сегодня, чем я занимался. Земля — она как книга. Сверху обложка — толстая кора, снизу страницы — земные пласты. Каждый период развития земли оставил свою страницу. Страницы эти гигантских размеров. Каждая из них писалась тысячелетиями. Но человек, будь он хоть самим Крали Марко[4], не может их перелистать. Но там, где они выходят на поверхность земли — на берегах рек, на скалах, геологи видят, что за ними скрыто.
Паренек никак не мог представить себе землю в виде книги, и потому это сравнение ничего ему не подсказало. Мысли его двинулись совсем в ином направлении.
«Выходит, он и впрямь геолог. Так оно и есть, раз из села до сих пор никто не пришел», — мелькнуло у него в уме.
— Ты учил в школе про образование земной коры? — спросил его геолог. Вопрос был совсем неожиданный, и паренек смутился.
— Может, учительница нам и рассказывала, да разве запомнишь.
— Ты сколько лет учился?
— Как кончил четвертый класс, отец послал меня в горы овец пасти. Вот и все мое ученье.
Геолог уловил в его голосе грустные нотки, всмотрелся в смышленое лицо, озаренное пламенем костра, и участливо заметил:
— Ты еще совсем молодой, захочешь учиться — время есть.
— Наше дело со скотом возиться, какое тут ученье, — резко ответил паренек и подтолкнул в огонь недогоревшие концы сучьев.
— Ты что, думаешь, я в богатстве рос? Я такой же, как и ты. Когда учился в гимназии, летом на кирпичном заводе работал. Нелегко приходилось.
Он увлекся воспоминаниями, рассказал, в какой нищете жил в годы учебы, как стал ремсистом[5], как ему удалось скрыться после провала в организации, как он уехал в Советский Союз и выучился там на геолога.
— Ты учился в Советском Союзе?
— Что, не верится? Мне бы тоже не верилось.
И он рассказал ему о советских студентах, о том, что большинство из них приезжает из деревень и рабочих поселков, о стипендиях и заочном обучении, о знаменитых ученых, выходцах из народа, которые выдвинулись благодаря своим способностям и трудолюбию.
Костер догорал. Раскаленные угли бросали на их лица красноватые блики, окрашивая их в медный цвет. Паренек так увлекся, что позабыл подбросить в огонь сучьев.
— А ты в Москве был?
— Москва! — мечтательно произнес геолог. — Я ведь в Московском университете учился.
Во взгляде Райчо появились восхищение и уважение. Москва была для этого, любознательного крестьянского паренька олицетворением всего самого прекрасного, о чем он мечтал, она возвышалась в его представлении над всем миром. Ему случалось перелистывать в сельской читальне иллюстрированные журналы, видеть там кремлевскую башню с часами, снимки заводов, комбайнов, тракторов, и все это сливалось в его сознании в нечто огромное, величественное, которому было имя Москва. Он вспомнил улыбающиеся лица советских людей, которые смотрели на него со страниц тех же журналов. Их он считал такими людьми, которые могут добиться всего, чего захотят.
Он совсем позабыл, что перед ним сидит человек, с которого он целый день не спускал глаз. И человек этот рассказывал так увлекательно и таким удивительным было все, что он рассказывал, что паренек старался не пропустить ни одного слова.
— А сколько подземных богатств, сколько руд, сколько минералов в Советском Союзе, Райчо!
Увлекшись, геолог начал рассказывать о богатствах болгарской земли.
— Эти горы, — и он похлопал кулаком по земле, — полны руд. Советские товарищи помогут нам сделать здесь чудеса. Мы установим буры, откроем рудники, построим заводы. Этот край станет совсем другим, помяни мое слово.
Паренек был взволнован до глубины души. Ему тоже захотелось рассказать что-нибудь. По натуре он не был молчаливым, а скорее застенчивым. Рос в горах, подолгу оставался наедине с собой, не с кем ему было поделиться волновавшими его мыслями. Он бывал в Асеновграде и Пловдиве, в Ксанти и Драме и знал, что за родными горами, за ущельями и лесными дебрями простираются равнины и моря, стоят большие города, полные неведомого. Но кого о них расспросишь, когда день-деньской бродишь по горам с козами да овцами? И вот теперь перед ним сидит человек, который много видел намного знает, который может рассказать обо всем, о чем его только спросишь. С чего же начать? Ему еще никогда не доводилось разговаривать с такими людьми, и потому он смущался, собирался сказать одно, а говорил другое.
