Две Танюшки На подушке,
А Петрушка В колпачке
На дубовом Сундучке.
4—1,2–4,5 – 5,7–8,9—8,1–5,1 – 1,1–2,2 – 6,2–7,3 —9, г, 5–1,1—2.
Интересные люди попадались на пути Лизаветы. Чуть не на пороге ее дома, когда высока еще была опасность погони и бабушка легко могла вернуть беглянку путь Лизавете заступил странный человек, необычность которого состояла – Лизавета не сразу это поняла, а когда пригляделась – восхитилась – в его потрясающей обыкновенности. Все в нем соответствовало средним параметрам – серый костюм, серые носки, синий плащ и серая же кепка. Рост средний, сам не толстый и не тонкий, голос невыразительный, глаза непонятного цвета, выражение лица никакое. Встретив его второй, третий, десятый раз, никто не смог бы его узнать. С одиннадцатого раза кое у кого получалось. Когда он уходил куда-то, то всем казалось, что его никогда и не было, когда он приходил, все спрашивали друг у друга: а кто это такой? Поэтому он жил почти инкогнито. Его часто принимали за других людей: милиция хватала его, потому что большинство преступников было без особых примет; к нему набегало телевидение, объявляя его время от времени потерянным сыном, братом или даже отцом знаменитого писателя Иванова; соседи по коммунальной квартире норовили заселиться в его комнату, не замечая не только его комода, табуреток и раскладушку, но и самого этого мужика без примет.
Все эти подробности Лизавета узнала позже, а сначала мужик без примет принялся рассказывать о том, что в их доме поселилась нечистая сила: с бельевой веревки пропали две простынки, одна почти новая, и носки – несколько штук, и все на левую ногу…
– А разве бывают носки на левую ногу? – растерялась Лизавета. – Ведь это не сапоги, надевай куда хочешь – хоть на левую ногу, хоть на правую.
– У меня как раз были районированные носки, дифференцированные для каждой ноги, – сказал мужик без примет. – А еще ночами кто-то за стеной шуршит и стонет…
– Так вы в нашем доме живете? – спросила Лизавета. – В мизиновском?.. В доме с колоннами?
Ну конечно, – подтвердил он. – С самого почти рождения живу в нем…
– Что-то прежде я вас не замечала здесь…
Он закручинился:
– Вы и сегодня бы меня не заметили, если бы я сам не подошел…
– Я знаю, кто за стеной газетами шуршит, – постаралась она участливой интонацией сгладить неловкость. – Это домовой… Он неплохой, переживает… Он, несчастный, по службе никак продвинуться не может, у них там строго – и чтобы с жильцами благополучно было, и чтобы крыша не текла, и чтобы посторонние не заводились… А какое уж у нас благополучие, сами знаете…
– Знаю, – вздохнул он, вроде как посочувствовал. – Про домового я давно подозревал, в таком доме без него не обойтись.
Он огляделся по сторонам, продолжил шепотом:
– Но у нас как раз и завелся посторонний. И уже, кажется, давно… Он, этот чужой, как-то заглянул в мою ком нату и так же, как ты, не заметил меня. А я глянул – и меня мороз по шкуре продрал!.. Холодом так и потянуло!
Лизавета вспомнила ледяное дыхание у себя за спиной, кивнула рассказчику ободряюще.
– Со страху-то я не очень и разглядел чудище, подумал даже, что это с бодуна мне видение – такое невиданное уродство и жуть предстали передо мной, – продолжил мужик без примет. – Но я ведь с утра ни росинки во рту не имел, с чего глюки-то пойдут?.. Ты только представь себе: один невиданно гигантский глаз, не мигающий, глубокий, как бездна, и этот глаз размером со страуса упирается в землю огромной когтистой лапой, тоже одной – левой, кажется… Вот для чего ему носки на левую ногу… Но ушей у него несколько – три или четыре… И еще нос, почти хобот!.. Воплощенное внимание – всевидящий глаз, абсолютный слух, безошибочный нюх; наверное, это демон слежки и гений зла…
– Но вас-то он не заметил…
– Я был парализован страхом, он вполне мог пренебречь такой почти условной величиной, как я…
– Скажите, а когти у него случайно не пятипалые? – вспомнила Лизавета.
– Кажется… Точно пятипалые…
Мужик без примет наклонился к Лизавете, да так близко, что самум чесночно-водочного аромата накрыл ее с головой. Она едва не задохнулась. Включила моторчик и чуть-чуть отъехала от нового знакомого.
– У меня слух хороший, – сказала она, – ноги не годятся, а слух отменный…
– Понял, – сказал мужик. – Так вот, это страшилище оглядело комнату, так и не заметив меня, издало какой-то непонятный звук – не то смех, не то кашель, а может, и то и другое, – и медленно растворилось в воздухе… Невидимым, значит, стало… Но еще долго ощущалось его присутствие, это все равно как стоять у открытого холодильника…
– Меня тоже иногда как будто ознобом охватывает, – сказала Лизавета, – и чудится смешок…
– Во! И я говорю!..
Лизавета строго посмотрела на него:
– А почему все это вы рассказали мне, а? Не в полицию-милицию отправились, не в секретные службы, не в какую-нибудь санитарно-эпидемиологическую инспекцию, чтобы дезинфекцию сделали и извели всяких вредителей, даже если они гении зла, а меня тут подкарауливали – подкарауливали ведь, отвечайте?!
– Да, подкарауливал!.. Но перед этим я участковому все рассказал – дяде Жоре, а тот сказал: «Белочка к тебе пришла, каюк-петрович подкрадывается на хлипких лапках…»
– Какая белочка?
– Ну белая горячка значит… В органы я вообще побоялся идти, вдруг, это они сами испытывают какое-нибудь невидимое андронно-наноподслушивательное оборудование?.. Может, наш дом – это особый полигон по проверке сверхспособностей?..
– Так что вы хотите? – начала терять терпение Лизавета. – Я должна вступить в борьбу с этим чудищем?..
Она подумала, что вся ее жизнь – это и есть борьба с чудищем. Может быть, и не борьба пока, а постоянное присутствие неизвестной опасности и предвкушение борьбы с ней и обязательной – обязательной? – победы, но откуда узнал об этом странный мужик без примет?
Он как будто прочитал ее мысли:
– По телевизору я услышал, что у инвалидов – уж не сердитесь на меня за эти слова – обостряются все чувства и они могут видеть, слышать, ощущать то, что не дано обычным людям. Вот у вас, извините, обоняние, случаем, не усиленное какое-нибудь? Может, память феноменальная?..
– Ага, помню то, чего не было, – вырвалось у нее.
– Я и говорю! – оживился ее собеседник. – Необычные способности могут очень помочь в победе над этим существом!.. Тем более что ваши таланты усилены, можно так сказать, юностью… Вот поэтому я и подкарауливал вас, с целью привлечь в тайное общество по борьбе с чудищем…
– Общество? – удивилась Лизавета. – Специальное общество?.. Северное, Южное?..
– Общество секретное. Пока вы в него не вступите, не принесете торжественную клятву до конца бороться за освобождение земли от чудища, я не уполномочен распространять об организации хоть какую-нибудь информацию…
– Вот вам здравствуйте! – засмеялась Лизавета. – Как же вступать в общество, ничего не зная о нем?.. Где ваша программа, где устав?.. Будут ли собираться членские взносы и на что они пойдут?..
– Это обусловлено особенностями нашей борьбы, – строго сказал мужик без примет. – Наш враг невидим, почти неслышим, обладает, по нашим предварительным данным, мощнейшим психотропным оружием, поэтому нам надо быть особенно бдительными…
Лизавета не сдавалась:
– А с чего вы решили извести это существо? Может, оно безобиднее курицы, вдруг от него даже много пользы и оно уничтожает вредных микробов, и втайне от людей гасит магнитудные волны и расплющивает цунами?..
– Да вы сами разве верите этому? – спросил мужик без примет.
Она не верила. Она ни на секунду не забывала тот ужасный, страшный день на аэродроме, когда она никак не могла избавиться от ощущения, что рядом с ней кто-то чужой, посторонний. Этот чужой холодом дышал ей в затылок, он словно подталкивал всю семью к краю бездны, и еще неизвестно, почему упал тот вертолет?
– Я готова! – твердо сказала Лизавета. – Я вступаю в ваше общество!..
– Тогда нам нужно в первичную ячейку – клятву приносить, подпись кровью скреплять, знакомиться с материалами последнего, исторического, пленума Общества, – сказал мужик без примет. – Там вам в торжественной обстановке будет присвоен Псевдоним Борца, вручен персональный компьютерный код, по которому вы всегда сможете узнать товарища по борьбе.
И много членов Общества? – спросила Лизавета.
– Вообще-то, это тайна, но вскоре эта информация будет вам доступна. Наш путь сейчас к Слепому.
– ?..
– Ну да, к модератору организации… Так его зовут…
– Но он не слепой?
– Нет, хотя в нашей борьбе мы больше полагаемся на сверхспособности, чем на обычные органы чувств…
И они отправились в штаб-квартиру Общества. Лизавета включила моторчик коляски на полную мощность, мужику без примет пришлось бежать впереди, показывая дорогу.
Слепой жил в старой сапожной будке. Здесь же располагалась штаб-квартира Общества. Это было очень удобно, потому что застекленная дверь будки выходила на главную улицу города, позволяя держать эту магистраль под наблюдением. А, кроме того, в двух шагах от этого места находился географический центр города, и вот что было удивительным, от этого центра было ровно восемьсот семьдесят четыре километра до Москвы и столько же – восемьсот семьдесят четыре – до Казалинска, только в другую сторону. Никто не мог объяснить столь странный феномен, хотя некоторые пожимали плечами, говорили:
