– Так кто же не любит приволье? – удивилась девочка. Он только рукой махнул.
– А почему же бор оказался так далеко от Бузулука? – спросила Лизавета. – Мне казалось, что он должен быть совсем близко…
– Так мы его давным-давно проехали, – сказал мастер. – К другому лесу путь держим…
– А почему к другому? Чем плох Бузулукский бор?
– Он хорош, очень хорош, но тогда нам с тобой пришлось бы расстаться еще три часа назад… А у меня с детства мечта – путешествовать по земле куда глаза глядят. Просыпаться в палатке, прислушиваясь к дождю, барабанящему в брезент, разжигать последней спичкой костер, пить чай из прокопченной алюминиевой кружки, ощущать под днищем байдарки перекрученные струи близкого переката… Возьми меня с собой, а?.. Я не буду в тягость…
– Вообще-то я еду не куда глаза глядят, я ищу один остров… заповедную счастливую землю, – сказала Лизавета. – Искать ее никому не заказано, давайте будем искать вместе… А как же с дуплом, исполняющим желания?
– Вообще-то все леса для нас годятся… Дупло это обязательно найдем… Но прошу заметить, что оно только выслушивает желания, а уж исполнит или не исполнит их – этого никто не знает…
– Пусть так! – легко согласилась Лизавета, обрадованная появлением попутчика.
Они тронулись в путь, переехали через мост, и тут же на них надвинулся вечерний лес, встал стеной вдоль дороги. Они свернули на почти неприметную тропинку, справа мелькнул какой-то обелиск, на котором угольком кто-то вывел: «Дурак, буду ждать тебя вечером в 8 часов у „Летнего“, обязательно приходи!», затем показался пологий берег небольшой речушки с дощатыми мостками, и они выехали на небольшую поляну, вокруг которой поднимались столетние дубы – внизу у земли черные, а сверху окрашенные закатом.
– Мне кажется знакомым этот пейзаж, – сказала Ли завета.
– Все пейзажи в чем-то повторяются, – ответил ее спутник. – Даже если на одном голая степь, а на другом не проходимая чаща – в них есть что-то общее…
Что? – спросила девочка.
– Ну, например, воздух, солнце, ветер… Согласись, что на портретах редко увидишь ветер…
– Как вас зовут? – спросила она.
– Извини, что не сразу представился – Аристарх… без отчества…
– Аристарх, будем сейчас дупло искать, или завтра с утра начнем?..
– А чего его искать, мы неподалеку от нужного нам дерева – я чувствую это…
«Да, – подумала Лизавета, – это самый точный прибор, врученный нам природой, – чувства. Кажется, он ошибается ничуть не чаще всяких вольтметров, манометров, гетеродинов и детекторов… Ой, а что такое гетеродин?»
Аристарх из бездонных карманов необъятного плаща достал деревянный молоток – киянку, стетоскоп, принялся обходить дубы, постукивая по стволам, затем прикладывая к ним конец трубки. Наконец он закончил свой осмотр и, кажется, остался доволен.
– Здешние дубы все оказались пригодными для нас, но особенно вон тот – с краю, кряжистый, разлапистый, – сказал он. – Тоны у него самые яркие…
– Стоны? – переспросила Лизавета.
– Именно тоны, – поправил ее Аристарх. – Как тоны сердца, как тоны музыки…
– Ну, если тоны сердца, то успех нам гарантирован, – Лизавета все-таки не очень верила в это лесное ведовство, но ей очень хотелось, чтобы все, что она готова попросить, – сбылось.
– Я подготовил дупло, оно совсем низко, – сказал Аристарх. – Я помогу тебе подобраться к нему, а потом уйду… Оставлю вас наедине…
Так он и сделал, подкатил коляску, подложил под колеса толстые сучья. Из дупла почему-то пахло земляникой и свежескошенным сеном. Может, потому, что Лизавета с самого детства любила эти запахи, и еще запах печеной на костре картошки. Она обняла ствол, поднесла губы к дуплу, шепнула:
– Это я…
– Это я… – откликнулось дерево.
– Царь леса, царь деревьев и цветов, родников и ручьев, полян и опушек, помоги мне!..
– Царь… – сказало дупло.
– Укажи дорогу на заповедный Остров! Открой секрет! Помоги найти счастливую страну!.. Страну, где все здоровы, где все любят и всех любят… Разве нет такой страны?..
– …нет такой страны? – аукнулось из дупла.
Лизавета прижалась всем телом к дубу, просила всерьез:
– Я не боюсь того, который всегда за спиной, но я боюсь не найти Остров… А мне очень нужно, очень!.. Говорят, там все устроено правильно и больше трех гроз за лето не бывает; мне снилось, что там можно время повернуть назад, а мои сны часто сбываются… Помоги, царь леса!.. Не молчи!.. Скажи хотя бы слово, хотя бы «нет»… Но лучше «да»!..
Да!.. – ответил старый дуб.
Слезы навернулись на глаза отважной девушки. За время скитаний она вытянулась, похорошела, повзрослела – да, да, настоящая девушка, прелестная барышня. Она хотела поблагодарить царя леса, но не смогла произнести ни слова, потому что в это мгновенье увидела, что в середине уже совсем темного леса разгорается странная заря. Пульсирующий свет исходил из кого-то предмета, напоминающего огромное яйцо, – Лизавета отчетливо видела его, но также видела и какую-то встревоженную девушку, смело пробирающуюся по ночному лесу, и большой каменный дом на самой опушке леса, а за ним реку, быстро бегущую в море, а в море старую шхуну, и шкипера со странной наколкой на руке…
Свет усилился, и стенки гигантского яйца стали почти прозрачными, и Лизавета заметила, что внутри его стоит совершенно голый человек. Она оглянулась: видит ли это Аристарх, но тот отрешенно смотрел в противоположную сторону. Лизавета заметила, что и далекая девушка тоже не видела этого пульсирующего свечения. Она хотела крикнуть им: «Смотрите, смотрите, какое чудо!», но вдруг светящееся яйцо вспыхнуло, как молния, и молния эта словно огненная спица пронзила черные небеса и исчезла. Лизавета смотрела во все глаза, вдруг оно появится опять, но оно не появилось. Как не было его. Она по-прежнему видела девочку в лесу, море и шкипера, а прозрачного яйца не было. Странно… «Наверное, кто-то отправился в дальний космос, – подумала она, – счастливого пути!»
Глава девятая
Над землей и луной
Шла машина темным лесом
За каким-то интересом,
Инти-инти– интерес,
Выбирай на букву «С»,
А на буковке звезда
Отправляет поезда,
Если поезд не придет,
Машинист с ума сойдет.
Мотор работал как часы, внизу проплывали квадраты полей, ленты рек, зеленые пятна лесов – вся географическая геометрия или геометрическая география земли. Первый пилот, в кожаных перчатках, кожаном шлемофоне, с маузером на боку, держал штурвал – с виду совсем не крепко. Но в его взгляде читалась непреклонная воля, решительность – он легко мог посадить свою мощную машину в степи, на опушке леса, а если понадобится – на вершине горы. Если понадобится. Второй пилот что-то сосредоточенно слушал в наушники, иногда коротко отвечал: «Есть! Так точно! Никак нет!» Штурман, молодой и неулыбчивый, как вся его профессия, время от времени заглядывал в карту, снимал показания приборов, заносил их в толстенный журнал. Ничего не укрывалось от его внимательного взгляда – и высота полета, и курс, и скорость.
И чем легче пилот держал штурвал, чем отрывистее отвечал в микрофон второй пилот, чем строже становился взгляд штурмана, тем яснее становилось Игнату, что экипаж понятия не имеет, куда держать путь. Ну ладно бы в самом начале полета – в самом начале многие не знают, куда двигаться, а ведь летят они уже не первый день. И, кажись, не первый год. А куда?..
Харитон Харитонович зарос бородой, только фыркал, когда пилоты и штурман по утрам мылили-скоблили щеки.
– Негоже казаку быть с голым лицом! – говорил он.
– А вы в каком из казачьих войск состоите? – спрашивал первый пилот. – В Яицком, может быть?
Вопрос, думал пилот, был с подвохом: давным-давно не было никакого Яицкого войска, да и Уральское почти перевелось. Но Харитон Харитонович был начеку.
– В каком надо, в таком и состою! – ответил он с достоинством. – В Хлебном, Яблочном, Ежевичном!.. Есаул Ежевичного войска, позвольте представиться!..
Но, в общем, жили дружно, установили дежурство – мыть полы, чистить картошку, открывать банки с тушенкой. Штурман был большой мастер по части шашлыков, они получались у него ароматными, сочными – за уши не оттащишь – и иногда по вечерам он доставал мангал, шампуры; ему в меру сил помогали все, даже первый пилот, доверявший время от времени самолет автопилоту. Ну и второй пилот в таких случаях был начеку, снимал на полчаса свои наушники.
У штурмана, конечно, был свой шашлычный секрет, дело было в маринаде, специях, но подробностей он не раскрывал. Да никто на этом и не настаивал.
Под шашлык шло красное вино, но в меру. Игнат первое время не пил вообще, плевался, чего в нем хорошего – кислятина, с вишневым вареньем не сравнится? – но когда подрос, плеваться перестал.
Время от времени первый пилот затягивал песню:
– Первым делом, первым делом самолеты…
