И вдруг она вспомнила, что не рассказала о своих видениях, о странных снах бабушки, о пятипалой птичьей лапе каминных щипцов. Вдруг это окажется важным для их общей борьбы с тем, чье ледяное дыхание время от времени ощущают жители мизиновского дома? И хотя Лизавета очень спешила на Остров, она все-таки задержалась в будке Слепого еще на некоторое время.
Иногда, особенно когда слезы наворачиваются на глаза или идет дождь, и дождинки попадают на лицо, я вдруг через эти капли начинаю видеть то, что находится за много километров от меня, за сотни и тысячи километров, – начала она свой рассказ, – и подозреваю, что тогда взгляд мой проникает в другие времена, а может, и другие измерения… Часто вижу старую шхуну, шкипер которой много-много лет ведет свой корабль на восток, к далекому острову – я почти уверена, что именно к тому самому острову, на который нужно и мне. Изредка он подносит к глазам бинокль, и тогда становится заметной наколка на его руке – «Чаби чаряби… 2–6, 2 – 12, 2–9, 2–1, 2–2, 1–3, 2–7,1 – 2, 2–6,1 – 4, 1–3,1 – 2,1–1,1 – 4»! Прямо-таки шифровка какая-то…
Иногда этот отважный шкипер как будто объясняет мне, что татуировка фамильная, передается от отца к сыну, – продолжила Лизавета. – И у шкиперского деда такая была, и у прадеда. Тут какая-то семейная тайна… Время придет, и станет понятным, для чего нужен этот шифр. Бабушка моя тоже умеет различать какие-то вещи на большом расстоянии и тоже, когда на глаза наворачиваются слезы… Тогда прямо как в подзорную трубу смотрит… И еще бабушка иногда вспоминает события, которые случились задолго до ее рождения. Иногда она забывается и словно оказывается в другом времени – не то в прошлом, не то в будущем… Бабушка рассказывала мне, что однажды она зажгла спичку – без всякой на то надобности – и глазами что-то ищет… Спичка обожгла ей пальцы, и она поняла, что озиралась в поисках камина, а ведь камин до этого она только в кино видела. А другая рука ее потянулась за каминными щипцами, концы которых, откуда-то помнит бабушка, были выкованы в виде когтистых лап какой-то птицы…
– Может, это когти той самой одноглазой птички? – задумчиво спросил мужик без примет. – И не кажется ли вам, что кто-то как будто старается предупредить нас об этом чудовище?..
– Похоже, что так оно и есть, – сказал Слепой. – На верное, давно сюда пожаловало оно… Или с начала времен живет здесь?..
Лизавета попрощалась с новыми друзьями, пообещав надолго не застревать на Острове.
– Счастливой дороги! – сказали они. – Не отговариваем тебя от такого опасного путешествия, потому что на Острове, наверное, смогут раскрыться самые тайные тайны, самые загадочные загадки, сбыться самые несбыточные надежды…
Лизавета подумала вдруг, что вовсе не обязательно раскрывать все тайны, отгадывать все загадки, да и все сбывшиеся надежды заставят подумать: такими уж несбыточными они были? Если все сбылось, то во что верить, о чем мечтать? Дорога манит нас, а не ее конец…
И она отправилась в путь. Сыщики, брошенные за ней в погоню, не могли угнаться за проворным креслом. Не успевали прийти сообщения, что коляску засекли в Алма-Ате, а она уже оказывалась в славном городе, в котором небо держится на заводских трубах, – Усть-Каменогорске. От Алтайских гор она в неделю успевала добраться до монгольских степей, от прохладных вод Керулена она в мгновенье ока попадала к устью речки Бзыбь… Она искала свою главную дорогу, но пока не находила. А кто говорил, что в пути легко? Кто-нибудь хотя бы намекал на это?..
Агенты, шедшие по ее следам, применяли самую совершенную технику слежки, но никакая электроника не успевала за настойчивой девочкой. Но с какой бы скоростью ни перемещалась она, время от времени слышала за своей спиной короткую усмешку, ледяное дыхание стягивало холодом затылок..
В городе Бузулуке она познакомилась с человеком, облаченным в необъятный брезентовый плащ, выцветший, как паруса бригантины. Надо сказать, что Лизавете часто встречались люди в брезентовых плащах – то ли потому, что много на земле стало непогоды, то ли потому, что эти встречные думали, что в любую минуту может разразиться страшный шторм и нужно всегда быть к нему готовым.
Что делается, что делается! – закричал он. – Сдается мне, что никому больше не нужно древнее искусство устроения дупел!..
– Дупел? – удивилась Лизавета.
– Ну да, предлагаю дупла дубовые, грабовые, липовые…
– Для птиц? – спросила она. – А они сами не умеют?
– При чем тут птицы? – строго спросил новый знакомый. – Пусть себе дятлы стучат, пусть кукушки подкладывают яйца в чужие гнезда – мы их не тронем!.. В нашем распоряжении дупла иного рода…
– Для людей?
– Конечно, для них… Вы не представляете себе, как прежде были востребованы дупла, на них даже существовала очередь, мастера древнего ремесла не успевали выполнять заказы… Существовали дупла для всякого рода надобностей…
– Простите, я не очень хорошо понимаю, о чем вы, – перебила она его.
– Вот я и говорю, пропадает ремесло… нынче человеку ничего не стоит носить в себе всякую дрянь!.. Раньше как было? Обманул купец другого купца, деньги занял и не вернул, или неправедно отсудил усадьбу, да мало ли еще чего… От стыда уши горят, бессонница замучила, страшные сны снятся – что делать? Шел тогда купчишка к своему заветному дуплу, выговаривался в это дупло, кричал, о чем душа наболела, – в общем, выкрикивал из себя все дурное, не стеснялся в выражениях: так, мол, и так, а выходит, что сучий сын я оказался, варнак косорылый, зенки мои бесстыжие, не сыскать никого окаяннее меня! Кому он туда говорил, кто там в том дупле таился – никто не ведает, и только мы, мастера-дуплостроители, знали – слушала там человека его же больная совесть… А другому невмочь хранить тайну, но поклялся страшной клятвой, и нарушить ее невозможно. И он тогда ищет свое дупло, шепчет туда сокровенное.
– Так вы мастерили выговаривальные дупла? – поняла Лизавета. – Интересно…
– Были загадывательные дупла, были приворотные… всякие… Ремесло, скажу вам, непростое. Не один день потратишь, отыскивая в лесу нужное дерево. Не каждая лесина годится для этого… Бывало, ходишь, слушаешь дерево за деревом, а оно молчит, таится, а иногда так сразу и открывается тебе навстречу; перед тем, как оно будет слушать тебя, нужно выслушать и его…
– Это язычество какое-то, – заметила Лизавета.
– Может быть, – не стал спорить мастер дуплостроения, – только сдается мне, что все хорошо, что помогает душу хранить… Разве не так?..
– Наверное… – не была в этом сильна отважная путешественница.
– Так вы будете заказывать дупло? – спросил мастер. – Или обойдетесь?..
Лизавета хотела сказать, что обойдется, но вдруг передумала.
– Нет ли у вас дупла исполнения желаний? – спросила она.
– Есть! Конечно, есть! – откликнулся мастер. – Только на той неделе нашел в лесу такой дуб – вековой, но еще крепкий, звонкий… Любое желание выполнит….
– Прямо-таки любое?
Конечно, если ты не станешь просить летающего крокодила. Хотя, кажется, и крокодила этот дуб сможет достать…
– Теперь будете его сверлить? – спросила Лизавета, и ей стало жалко дуб, тем более если он звонкий. Почему-то ей представилась зубная бормашина, и она даже вздрогнула.
– Не нервничайте, барышня. Я же не дровосек, ничего рубить и сверлить не стану, – успокоил он ее. Мы используем только то, что дает нам природа. В любом дереве есть заметные и незаметные полости, пустоты, и нужно только найти их, распознать; иногда они прикрыты корой, часто просто не видны. Наша задача открыть дупло, вычистить его, определить, к чему оно склонно – выслушивать исповеди или тайны, или дарить надежду тем, кто в ней нуждается… Так что ничего не сверлим, ничего не пилим, птичьих гнезд не разоряем. Но бывает, что птицы сами покидают некоторые дупла, будто понимая их иное предназначение…
– Ладно, ладно, показывайте дорогу, – согласилась Лизавета.
– Езжайте за мной! – сказал он девочке и оседлал велосипед времен Фридриха Барбароссы. – Наш Бузулукский бор давно славится заповедными местечками.
И он помчался с огромной скоростью (а еще пожилой человек!), только полы его просторного брезентового плаща хлопали, как и положено парусам. Лизавета не отставала от него, моторчик коляски трещал, как пулемет.
Час, другой, третий неслись они по дорогам, дорожкам и тропинкам, изредка останавливались для того, чтобы мастер устроения дупел мог свериться с компасом.
– Далеко еще? – спрашивала Лизавета.
– Путь не близкий, – отвечал он.
Города и села попадались на их пути, они не останавливались, только махали руками в ответ на приветствия местного населения. Наконец сделали привал на крутом берегу быстрой речки.
– Мои родные места, – сказал мастер дупел. – Люблю степи, леса, приволье…
– Так кто же не любит приволье? – удивилась девочка. Он только рукой махнул.
