– Разумеется, – улыбнулся Константин. – Золотой жезл или скипетр – это подобие того оружия, которым владели потомки богов. Так же, как и красная обувь, символизирующая земледельческие общины, на которых держится Владыка. Все эти атрибуты власти придумали потомки легендарного Диметра[217], праотца земледельцев и его брата пастуха Гисанэя[218]. И владеющий ими обладал правом Верховного арбитра над всеми народами. С незапамятных времен ведется соревнование за обладание как Хварно, так и скипера Владыки, за право обладания и жреческой и судейской властью. А местоблюстителем, Владыки и поныне является тагавор Арийстана[219].– Но Ашот не был тагавором Арийстана, когда привез скипетр Василию, – хитро прищурился Феофилакт.
– Молодец, заметил, – похвалил Константин Феофилакта. – В этом и состоял план Василия. Еще задолго до того времени католикос[220] и князья из разных областей Армении организовали собрание и решили выйти из состава Арабского халифата. Они просили халифа Аль-Мутамида[221] признать Ашота независимым царём. Больше десяти лет тянулся этот вопрос.
И тогда Василий решил вмешаться и предложил Багратиду компромисс. Ашот должен был вручить ему скипетр Владыки Вселенной, а за это Василий обещал помочь ему стать тагавором возрожденного Арийстана. О том, что телега была впряжена впереди лошади, со временем никто бы и не вспомнил. – Хм, – хмыкнул Феофилакт.
– Для согласования действий к Ашоту отправился с дарами евнух Никита, – продолжал Константин. – И как видишь все получилось. Василий стал Владыкой Вселенной, а Ашот стал тагавором Ширакского царства в Карсе, т. е. возрожденного Арийстана. – А что же, этот самый Золотой трон Владыки Вселенной? Он где-то существует? – Феофилакт презрительно скривил губы. – Если бы существовал подобный, его давно бы приволокли в Константинополь.
– Незачем, – рассмеялся Константин. – Зачем тащить то, что и так есть в каждом храме?
– ??? – Константин прочитал недоумение на лице патриарха, что заставило его еще больше развеселиться. Когда он вдоволь насладился своим маленьким триумфом, то рассказал:
– Видишь ли, если вспомнить о древних языках, то, как я уже упоминал «ал» – это золотой, а «таш» на скифских языках обозначает камень. Таким образом, Золотой камень можно отождествить с Золотым троном. Что на языке Скифов звучит как алтарь. Согласись, что незачем тащить какой-то алтарь в Константинополь, если он и так есть в каждом храме Царского города.
– Да-а, я не думал об этом, – нисколько не обидевшись на Константина, задумчиво произнес патриарх.
– Если верить поэмам, еще легендарный богоборец Кей Кавус[222], стремился овладеть Алтарем Солнца. Но за дерзость Бог покарал его. По слухам, этот Золотой трон и сейчас стоит где-то в центре Кавказских Альп. Но это, скорее всего очередной символ. Потому что стратиг Мерван Глухой, ставший позже последним халифом Омейядов[223] из Дамаска, долго воевал с каганом[224] хазар за обладание этим артефактом. И, в конце концов, разбил хазар по обе стороны гор. Но Золотого трона он там так и не нашел.
– Наверняка, ему попадались алтари в языческих храмах. Только он, как и я, не увидел тождества между Золотым троном и обычным алтарем, – констатировал Феофилакт. – Ни это ли блестящее доказательство того, что Алтарь Солнца такой же блеф, как и вся прочая языческая ересь? – Может быть. Во всяком случае, мой дед не стал завоевывать горные твердыни ради всевластия. Тагавор всех армян и куриалов является местоблюстителем и хранителем скипетра владыки Вселенной. Именно в Арийстане, в ее области Тарон, когда-то стояли огромные идолы Деметра и Гисанэя. Так, что передав скипетр и руно моему деду, ишханац ишхан Ашот I Багратуниюридически закрепил за ним древнее право быть Владыкой и судьей над всеми царствами мира.
– Мне теперь становиться понятным старинное выражение: «Сломать свой скипетр – потерять трон», – усмехнувшись, заметил Феофилакт.
– Я еще не сломал скипетр, но трон подо мною уже зашатался, – пошутил и перевел разговор на более актуальную тему Константин. – Эмираты агарянского халифата сейчас в Арийстане, Каппадокии и Сирии. Там, где находится богатейшие порты и древние города, цветущие сады и плодородные земли. Лакомый кусок для любого царя. Наши кратковременные успехи в Азии закончились сокрушительным поражением от эмира[225] Хамвдана[226].
– Ты говоришь о сражении при Марате в Сирии? – Догадался Феофилакт. – Да ужасное поражение. Я навестил магистра[227] Варду[228] в его особняке. У него на лице страшная рана. Но еще страшней рана у него на сердце, ведь его старший сын Константин оказался в плену у агарян. Что ты намерен предпринять в этой ситуации?
Константин задумался и стал рассуждать:
– Магистр Варда Фока постарел. Ему уже тяжело командовать схолами[229]. Я, пожалуй, дам ему отставку. Пусть лечится и отдыхает дома. Но было бы неразумно лишать архонтов Азии права на месть. И тут интересы империи, и интересы семьи Фока совпадают. Его средний сын Никифор показал себя как амбициозный и умелый друнгарий, выдающийся стратиг фемы Анатолика. Что скажешь, Феофилакт?
– Я не видел его в сражении, но знаю, что он исправно ходит в церковь и причащается. К тому же он щедр на пожертвования монастырям.
– Богобоязненный военный, – резюмировал Константин. – То, что нужно. Из таких стратигов получаются самые лучшие доместики схол, главнокомандующие. Так как основное внимание в будущей компании надо уделить отвоеванию плодородных земель Азии, я назначу Никифора доместиком схол Византии вместо отца. И возведу его в магистры. А младшего сына Варды Льва поставлю на место стратига фемы Каппадокия[230].– Это разумно. Братья Никифор и Лев смогут на равных сойтись с эмиром Хамвданом.
– Да, военные силы в наших азиатских провинциях будут сбалансированы. Но вот чтобы добиться перевеса, надо будет искать себе новых союзников. Например, активней привлекать к союзу с Византией норманнов Тартарии. Твой отец, Роман, уже делал такую попытку. И не безуспешно, – заметил Константин.
– Это ты о чем? – Феофилакт приподнял бровь.
– О захвате Русами эмирата Барда[231] в Кавказской Албании[232], – напомнил Константин и стал рассказывать более обстоятельно. – Роман Лакапин в своей азиатской политике сделал ставку на другую семью местных архонтов – Куркуасов. Назначенный им доместиком схол Иоанн Куркуас Старый[233] с сыном Романом и двоюродным братом Феофилом, стратигом фемы Халдеи[234] передвинули границы Византии далеко на восток. За двадцать два года они отбили у халифата более тысячи городов и крепостей. Но Двин[235] взять не смогли. И дело не в том, что у них не хватило умения, а в том, что они тогда столкнулись с двойными стандартами в политике Ашота[236], сына тагавора Смбата[237]. А началось все с того, что два Ашота стали претендовать на царское место в Шираке. Ашот, сын Смбата и его двоюродный брат Ашот, сын Шапуха. Я тогда встал на сторону Ашота, сына Смбата, прозванному позже Железным. И даже отправил в 915 году друнгария Млеха, чтобы византийские отряды помогли, утвердиться ему царем Ширака в Карсе. Тогда же, по моей убедительной просьбе архонт Вирка[238] Аденарсе[239] возложил корону на голову Ашота. Ведь по древнему обычаю нахарары[240] Гугарка[241] являются местоблюстителями владык Арийстана. Наместник халифа в Закавказье, в Армянском эмирате арабов, находился тогда в городе Барда. И предпочитал войне торговлю. Поэтому, Ашот, сын Шапуха, заручился для себя поддержкой другого государя – Юсуфа[242], эмира эмиров и наместника Атрпатакана[243]. Но Юсуф не посмел развязать войну с Византией из-за Вирка и Ширака. Тогда он поставил второго Ашота царем в Двине, хотя тот юридически входил в эмират аль-Арминию, Закавказскую провинцию халифата.
Вот так и получилось, что один Ашот стал царем в Карсе, а другой в Двине. Практически все вернулось к границам, по которым еще в 4 веке от Рождества Христова царства Великой Армении поделили[244] между собой Римская и Персидская империи. Но когда базилевс Роман Лакапин, совершенно справедливо полагаясь на благодарность и союзническую помощь со стороны Ашота Железного, думал, что сможет провести ромейские войска через территорию восточной Армении к Гурганскому морю, его ожидало разочарование. Оба Ашота внезапно помирились и объединились. Они приняли приглашение эмира Сбука[245], который к тому времени сменил попавшего в опалу Юсуфа. Вот их объединенное войско и встало стеной на пути друнгария Куркуаса Старого возле Двина. – И ты знаешь, почему Ашот поступил так вероломно? – Феофилакт поджал губы. – Готов поспорить, что тут не обошлось без влияния еретических сект тондракийцев[246] и павликиан, ненавидящих христиан Византии.
