достаться все средства и имущество, или же ее опекуны могли бы подать иск и доказать, что второй наследник принуждением или обманом побудил товарища министра вписать свое имя в завещание. А учитывая репутацию указанной личности – они без труда выиграют дело. Да, это выход!
– Да-да, конечно, простите меня, – просветлев лицом, забормотал нотариус. – Профессиональное, знаете ли. Во всем хочу быть уверен.
Он вздрогнул, когда за спиной раздался сухой смешок. Обернувшись, нотариус заметил, как недвижимый господин с длинными волосами смерил его презрительным взглядом.
– Конечно, – милостиво кивнул товарищ министра, не обращая внимания на веселье неизвестного гостя. – И теперь, когда вы во всем уверены, в присутствии троих свидетелей вы внесете данный текст в актовую книгу, я заверю его своей подписью и получу на руки выписку, которая и достанется означенному лицу. Я ничего не упустил?
– Э-э-э… – Глазки нотариуса перебегали с хозяина кабинета на черновик завещания и обратно. Либо он сейчас заявляет, что не может удостоверить подобное сумасбродство, либо… – Вы ничего не упустили, ваше высокопревосходительство. Мне потребуется буквально несколько минут.
«Безумен, – думал нотариус, внося текст в актовую книгу под тяжелым неотрывным взглядом Назарова, – он положительно безумен!»
IV
19 октября 1880 года, Санкт-Петербург, Адмиралтейский проспект
Из кабинета полковника Корсаков вышел в крайне задумчивом настроении. До встречи с жандармом он пребывал в уверенности, что государственным служащим абсолютно не интересны дела оккультные. Да, его семью не раз просили о помощи и высокопоставленные сановники, и приближенная ко двору знать, и даже сам императорский дом нет-нет да и призывал Корсаковых. Но ему и в голову не могло прийти, что паранормальными делами могут заниматься жандармы. Политическая полиция охотилась на нигилистов, присматривала за вольнодумцами и занималась охраной императорской фамилии. Но полковник, учинивший ему эдакий дружеский допрос, явно хорошо разбирался в вопросах, которые Владимир всегда считал прерогативой Корсаковых. Жандарм ничего не говорил прямо, предпочитая изъясняться аккуратными намеками, но легче от этого не становилось. Он знал, что мсье N. нанял Корсакова. Знал про Стасевича. Знал про смерть Родионова. И, конечно же, знал, что бесследное исчезновение восьми человек – это загадка как раз для Корсакова.
Перед входом в управление градоначальства и полиции на углу Адмиралтейского и Гороховой улицы Владимира уже ждал экипаж. Молодой жандармский поручик распахнул перед ним дверь.
– Если возможно, заедем сначала ко мне. Перед тем как заняться вашим делом, мне нужно забрать кое-какие вещи, – попросил Владимир.
– Как скажете, – кивнул поручик. Экипаж тронулся. Погода стояла неприятно осенняя – промозглый холод и дождь. Мойка и выстроившиеся вдоль нее дома из-за туч приобрели раздражающий глаз мышиный оттенок. Владимир отвернулся от окна и с любопытством воззрился на соседа по экипажу.
– А у вас-то имя есть? – поинтересовался он, памятуя о скрытности полковника. У молодого офицера напротив было добродушное, открытое лицо, голубые глаза и обязательные усы – такое ощущение, что без них в жандармы просто не брали. Светлые волосы зализаны назад. Форма, несмотря на непогоду, каким-то чудом (или, что вернее, невероятными усилиями) оставалась безукоризненно чистой.
– Постольский, Павел Афанасьевич, прикомандирован к вам Жандармским полицейским управлением железных дорог! [15] – Поручик улыбнулся и протянул Корсакову руку. – Хотя если быть точным, то прикомандирован к ведомству господина полковника, а он уже приказал сопроводить вас.
Следом за рукопожатием перед глазами Владимира привычно мелькнула яркая картинка – вот он, гордый и светящийся от счастья, стоит в идеально сидящем голубом мундире посреди бедной и скромной, но содержащейся в образцовом порядке комнаты. Пожилая женщина напротив охает и причитает, утирая материнские слезы. Владимир любил такие простые и понятные картинки – в случае поручика она исчерпывающе объясняла идеальный внешний вид и энтузиазм молодого офицера.
– Рад знакомству, Владимир Николаевич, – продолжил Постольский, не подозревая о видении собеседника. – А насчет имени господина полковника… Не берите в голову. Анонимность – часть его профессии, и он очень ею дорожит.
– Так бы и сказали, что сами не знаете, как зовут начальство, – поддел собеседника Корсаков. Тот еще раз улыбнулся, но промолчал. «Неужели и правда не знает?» – мелькнула у Владимира шальная мысль. Что же это за полковник такой, что не раскрывает имени даже подчиненным?
Экипажу пришлось сделать порядочный крюк. Особняк на Большой Морской располагался очень близко к управлению градоначальства, а вот жилище Корсакова – совсем в другой стороне. В Петербурге Владимир снимал просторную квартиру на втором этаже новенького, только что построенного доходного дома в Манежном переулке, за Спасо-Преображенским собором. Звон колоколов, лившийся в открытые окна, радовал Корсакова весь остаток лета и теплые деньки сентября. Сейчас, конечно, ставни нараспашку он уже не оставлял – желание выстудить или, того хуже, затопить квартиру у него отсутствовало.
Корсаков жил один. Ни постоянного лакея, ни кухарку он нанять себе так и не удосужился. Все слуги были приходящими и никогда не задерживались дольше необходимого. Род занятий Владимира неизбежно вызвал бы лишние шепотки и пересуды, которых он предпочитал избегать. Мужчины из рода Корсаковых еще со времен его деда признавали только слуг из одного семейства. Дед Владимира, Василий Александрович, когда-то спас жизнь своему врагу, су-лейтенанту наполеоновской армии, Жозефу Верне. С тех пор француз и его потомки верой и правдой служили Корсаковым. Но внук Жозефа, Шарль, сейчас учился в Варшавском университете, оставив место личного слуги Владимира временно вакантным.
Уютными и обжитыми его холостяцкие апартаменты назвать было сложно. Лишь одна комната была приведена в относительный порядок – рабочий кабинет, уставленный книгами и необходимым оборудованием. Гостей, пусти их Владимир на порог, несомненно, поразило бы разнообразие собранных предметов. Новенький цейсовский микроскоп соседствовал с алхимическим тиглем. На верстаке у стены притулился натуральный оружейный станок для снаряжения патронов разного калибра. Еще один столик занимала миниатюрная химическая лаборатория. За стеклянными стенками серванта виднелись ряды необыкновенного вида свечек. С крючков для одежды свисали цепочки с амулетами, одного вида которых хватило бы, чтобы отлучить Корсакова от церкви. Словом, не зря Владимир отказывался от постоянных слуг, запирал кабинет на замок, а ключ хранил всегда при себе.
Погоня за Стасевичем, в которую он ринулся с одним лишь пистолетом и уцелел, скорее, чудом, заставила Корсакова основательно задуматься о подготовке на случай, если такая ситуация возникнет вновь. Поэтому в кабинете ждал своего часа заранее собранный тяжелый саквояж, под завязку набитый предметами, которые могли бы пригодиться при столкновении с непознанным – начиная от обыкновенного мела и заканчивая футлярчиком с пузырьками из разноцветного медицинского стекла.
Владимир уже собирался спуститься к ждущему его экипажу, когда из угла полупустой гостиной раздался знакомый
