и панику из-за потери контроля, и это ужаснуло меня. Он приблизил лицо вплотную к моему. Я чувствовала его горячее дыхание и отвратительный запах алкоголя.
– Думаешь, ты теперь совсем взрослая? – прорычал он. – Думаешь, теперь у тебя все под контролем?
Я дернулась и высвободила одно колено, чтобы ударить его в пах.
– Гребаная ты сука! – закричал он.
Когда его хватка ослабла, я подтянула ноги и толкнула его в грудь. Он отлетел на другой конец дивана. Я взбежала по ступенькам к себе комнату и забаррикадировала дверь всей мебелью, какую только смогла сдвинуть. Затем я схватила телефон и спряталась в шкафу, захлопнув дверь шнуром, тянувшимся за мной. Мне даже в голову не пришло позвонить в полицию. Теперь я об этом жалею. Вместо этого я позвонила маме в Мэриленд.
– Алло?
– Мама! Помоги мне! – Мне было трудно говорить из-за того, что я сбивчиво дышала, рассказывая ей о случившемся. Как только отец поднял трубку второго телефона, я поняла, что дальше можно не продолжать. Она легко узнала его защитную интонацию после приступа алкогольного гнева.
– Она врет, Билли! – заорал он. – Она сама виновата! Она поздно вернулась домой! Я не сделал ничего плохого!
Я выдохнула и стала ждать, что она ответит на его пьяную чушь.
– Знаешь, что, Карин? Ты лживая сука. – Вот и все, что она сказала и бросила трубку.
Я смотрела на телефон и не могла в это поверить, пока гудок не стал ритмичным и не привел меня в чувство. Признать, что он сделал это со мной, означало признать, что он может снова сделать это с ней. Она не могла принять такую реальность.
Я бросила этот бесполезный телефон на пол и проплакала какое-то время. Затем я сделала несколько глубоких вдохов, взяла себя в руки и подошла к кровати, чтобы выглянуть в окно. Слишком высоко, чтобы прыгать вниз. Я вышла в центр комнаты, уставилась на баррикаду у двери и прокричала: «Держись от меня подальше!»
Остаток ночи в доме царила тишина. Утром я проснулась от стука в дверь и голоса матери. «Карин. Приведи себя в порядок и спускайся вниз». Спустившись по ступенькам, я увидела, как мать с отцом сидят за столом в столовой. На ее лице не было никаких эмоций. Отец изображал из себя оскорбленную невинность, что уже давно стало признаком вины.
Мама велела мне собрать вещи. «Тебе придется уволиться с работы, – сказала она, – потому что ты переезжаешь в Уиндворд-Ки, будешь жить со мной. Твой отец не будет приезжать».
Я повернулась к нему и сказала: «Я тебя никогда не прощу. Насколько я понимаю, ты мне больше не отец». Он оглянулся на меня, как будто я сделала ему больно.
Как только я приехала в Уиндворд-Ки, мама забрала у меня водительские права и убрала телефон из моей комнаты. Меньше чем через неделю отец начал свободно приходить и уходить из пляжного дома. Родители запретили мне говорить о случившемся. Они продолжали жить, работать и вести себя так, будто ничего не произошло. Очевидно, что проблема была не в них, поэтому проблема, должно быть, была во мне.
В последней попытке «исправить ситуацию» родители отвезли меня к психиатру. Я сидела на заднем сиденье нашего роскошного «Флитвуда», смотрела на детей в других машинах на шоссе и думала о том, в какие прекрасные места они направляются со своими родителями, пока мои бубнили о том, какой этот врач элитный, гениальный, что его порекомендовал один из их богатейших деловых партнеров. Это был очень дорогой врач, и мне следовало оценить, чем они жертвуют, как в денежном выражении, так и в плане социального статуса, чтобы отвезти меня на прием. Я снова опозорила семью.
Первым делом доктор Рэй усадил нас всех вместе у себя в кабинете. Я тихо сидела и слушала, как родители рассказывают свои версии истории о проблемах в семье, вызванной безрассудным поведением какой-то дикой, одурманенной наркотиками девочки-подростка, у которой было такое же имя, как у меня, но которую я никогда не видела. Я тупо смотрела на родителей и слушала их обвинения.
Затем доктор Рэй поговорил с каждым из нас по отдельности примерно по пятнадцать минут. Я была первой. Поскольку крупный чек выписывала не я, то я предположила, что он не поверит ничему, что я буду говорить в свою защиту. Он задавал осторожные и продуманные вопросы. Я не поддалась на его осторожные расспросы о насилии в доме. Он спрашивал об обвинениях в употреблении наркотиков.
Я знала, что однажды придет моя очередь. Всякий раз, когда кто-то из детей бунтовал против поведения Уолта и Билли, они сначала заявляли: «Это наркотики! Ты принимаешь наркотики. Вот почему ты так себя ведешь!» Теперь настала моя очередь – теперь меня усадили в кресло сумасшедшего.
– Я никогда не употребляла наркотики, – сказала я доктору Рэю. – Я ни разу не курила марихуану и даже сигареты. Черт возьми, я и чашки кофе за всю жизнь не выпила. Хотя пепси пью литрами.
Но ему было не до смеха: – Скажи, как ты думаешь, почему твои родители привезли тебя сюда?
Я пожала плечами, а затем пустилась рассказывать первое, что пришло мне в голову. – Мама хвасталась моим прекрасным персиково-сливочным цветом лица, – начала я, – и, как вы видите, в последнее время я не совсем попадаю под это описание. Ее очень смущает, что у меня такое лицо. Вы случайно не заметили, как выглядит ее лицо?
Он поднял брови и кивнул, чтобы я продолжала.
– Ну вот, она отвела меня к врачу, чтобы сделать анализ на наркотики. Доктор Ханфлинг сказал, что, по его мнению, я не употребляю наркотиков. А ему ли не знать – я постоянно вижусь с ним на спортивных медосмотрах. Он говорит: «Билли, она подросток. Иногда у подростков бывают прыщи. Через этот ужас им частенько приходится проходить, особенно девочкам. Можно попробовать какие-нибудь лечебные лосьоны или…» Она его перебила: «Да вы только посмотрите на ее лицо!» Ее не интересовали никакие объяснения, кроме своих собственных. Он посмотрел на нее как на чокнутую, а затем очень осторожно сказал: «Еще дело может быть в наследственности». Вот это уже вывело ее из себя. Мне казалось, что у нее голова отвалится прямо здесь и сейчас и упадет рядом со мной на стол для осмотра! Короче, я резко вскакиваю и говорю: «Просто дайте мне стаканчик, в который нужно пописать. Мне нечего скрывать».
– И? – подгонял доктор Рэй.
– А неделю спустя я нанесла макияж, пытаясь все это скрыть. – Я описала
