Мир не разделял её веселье, хоть и цитировал в тон: «Но вы же тоже были на собеседовании!», знал — это нервное, чистый адреналин. Сейчас пройдёт.
И не ошибся: она ткнулась в его плечо и заплакала.
— Господи, я такая дура! Зачем я согласилась? Почему тебя не послушала? Но он был с ребёнком. И казался таким милым, таким безобидным.
— На это и было рассчитано, — Мирослав прижимал её к себе и баюкал как маленькую. — Иначе бы ты ни за что не поднялась с ним в квартиру.
Она снова заплакала.
— Всё хорошо. Ты справилась. Ты молодец. Всё позади. Я с тобой, — повторял Мир вслух.
И про себя: «Он поплатится, тварь! И мало ему не покажется. Ответит за каждую твою слезинку».
— Сука! Урод! Гнида поганая. Использовать для своих похождений ребёнка, это каким мудаком надо быть! — размазывала она по лицу слёзы. — Боже, как я испугалась, когда он стал расстёгивать брюки. Он же просто мог меня изнасиловать и всё, — прижималась она к Миру.
— Не мог. Ты бы просто так не сдалась. Опять же курсы самообороны, — улыбнулся он.
— Спасибо! — подняла она глаза.
Губы её тряслись. Тушь текла. Но даже сейчас она была самой красивой женщиной в мире. Женщиной, что он хотел бы назвать своей. Или хотя бы поцеловать. Но снова не посмел. Сейчас особенно — она была так ранима, он не мог воспользоваться.
— Моей заслуги тут никакой. А вот удар, которым ты отправила его в нокаут, должен войти в десятку лучших ударов по версии ММА.
— Но, но! В пятёрку! — вытерла она нос.
В кармане Мирослава требовательно зазвонил телефон.
— Она? — горько усмехнулась Кристина, узнав мелодию.
— Она, — выдохнул Мир, нажал «принять входящий вызов». — Я не приеду сегодня, Ева, — ответил он. — Я не приеду больше никогда.
И повесил трубку.
Глава 12
— Ты сказала, что курсы самообороны стали лучшим твоим вложением, — три дня спустя встретив меня у машины, сказал Миро̀ после всяких «привет», «прости, задержалась» и прочего недолгого бла-бла-бла. — Ты ходила ещё на какие-то курсы?
— О, я фанатка курсов! На какие я только ни ходила, — едва сдерживала я выпрыгивающее из груди сердечко, глядя на него.
Как же идут эти строгие чёрные джинсы и белоснежная рубашка навыпуск его загорелой коже, узким бёдрам, широким плечам. Мы три дня не виделись, и я соскучилась! Как же хотелось его обнять, заткнуть поцелуем и увезти куда-нибудь в горящий над городом закат, а не вести на растерзание язвительному Гарику, любопытной Вете и приносить в жертву моим кулинарным способностям.
Но у этой ржавой медали было две стороны. Гарик и Вета — как мои тараканы, где я — там и они. Если Миро̀ примет меня с ними, выдержит, не психанёт, не ужаснётся, впишется — отношениям быть. Ну а нет — там посмотрим.
Сегодня была пятница. Мы договорились встретиться у меня. Он — прийти. Я — познакомить его с друзьями. И он терпеливо ждал меня во дворе, пока по дороге с кулинарных курсов я заезжала за едой, материла перепутавшего заказ оператора, стояла в пробке и волновалась, подъезжая к дому.
После моего побега из лап похотливого урода Кирилла Владимировича, раньше встретиться с Миро̀ не получилось. То я была занята. То он не мог вырваться. Мы даже толком не созванивались.
«Доброе утро, моя бесстрашная, — писал он. — Как прошла твоя ночь?»
«Тихо», — отвечала я.
«Добрый вечер, моя бесподобная. Как пошёл твой день?»
«Трудно», — признавалась я.
После вопроса про курсы, наверное, было самое время намекнуть, что мне нужен партнёр для научного исследования, но я не хотела торопиться. На работе был такой дурдом, что я всерьёз задумалась не отказаться ли от участия в научном проекте.
Вчера я кое-как ушла пораньше, чтобы проконсультироваться с адвокатом на счёт козла, что меня чуть не изнасиловал. С утра едва смогла вырваться, чтобы отвезти Гарика на занятия. После обеда имела трудный разговор с Пряником. На курсах проткнула палец креветкой. И просто устала за неделю так, что про какую-то дополнительную нагрузку не хотелось даже думать — дотянуть бы без потерь до отпуска.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— В общем, если что, я чемпион мира по курсам, — закончила я краткий обзор организаций, так или иначе поимевших меня на деньги. Открыла заднюю дверь авто, чтобы забрать оттуда сумки, но не успела.
Миро̀ толкнул меня к машине. Подхватил за шею, обнял за талию и коснулся губ своими.
Сначала осторожно, нежно, трепетно, на вдохе.
Потом настойчивей, интимней, волнующей.
А потом совершенно бесстыже, властно, рискованно.
Как-то я сделала неутешительный вывод: самое главное — это первый поцелуй. Если мужик не умеет целоваться, каким бы замечательным он ни был — ничего не получится. Его уже не научишь, не переделаешь, не перекуёшь: секс будет таким же, вялым и беспомощным, грубым и безвкусным, ленивым или техничным. Поэтому невольно оттягивала этот момент. А зря. Этот хулиган целовал многообещающе, приглашая за горизонты, которые, похоже, мне и не снились.
Дразнил. Намагничивал. Лишал воли.
Честное слово, обхватить за шею, выгнуться и прижаться бёдрами к мужику во дворе многоквартирного дома, у машины, рядом с детской площадкой, будучи не одурманенной этими коварными смелыми губами, я бы себе никогда не позволила. Боюсь представить, что подумали обо мне голуби, испуганно сорвавшиеся с насиженного места.
— Я требую продолжения банкета, — промычала я с закрытыми глазами, когда он отстранился.
Его тихий довольный смех стал мне ответом.
— Для тебя — всё что угодно, — скользнув рукой по моему бедру, как бы давая понять, что ему жаль с ним расставаться и всё ещё у нас впереди, Миро̀ забрал с заднего сиденья пакеты.
Но даже хлопнувшая дверь машины не привела меня в чувства. Чёрт! Это было так опьяняюще, что я расправила плечи, тряхнула головой и, шагнув, покачнулась.
Поздравляю, Кристина Валерьевна, ты, кажется, на хрен по уши!
Всё врут женские журналы, что женщине нужно время, привязанность, безопасность. Чёртова пуританская пропаганда, проспонсированная мужиками и за столетия въевшаяся в умы, чтобы баба и не думала ни о каких удовольствиях, только о доме, семье, детях. Месячные — стыдно, роды — грязно, девственность — важно, секс — грех, а браки и вообще свершаются где-то на небесах. С некоторых пор я преданно верю только в науку. Оперирующую гормонами, электромагнитными импульсами и цифрам. Науку циничную и страстную одновременно. Прямо как я.
Но я отвлеклась: что поцелуй животворящий делает после трёх месяцев воздержания-то.
— Так, чтобы ты понимал, кто есть кто, — начала я разъяснительную беседу для Миро̀ у входа в подъезд. — Гарик — хозяин квартиры. Машина, кстати, тоже его, если вдруг ты подумал, что я могу себе её позволить. Не могу. Далее, мы с Ветой — его жильцы. Но мы друзья, — уточнила я.
— Он друг твоего старшего брата Вадима, — повторил за мной Миро̀, намекая, что всё усвоил и до сих пор не испугался.
— И он обязательно будет шутить про моего бывшего, — нажала я кнопку вызова лифта. — Скорее всего, зло, обидно, даже жестоко. Защищать меня не надо: такой у нас ритуал.
— Я что-нибудь должен знать про твоего бывшего? — слегка приподнял Миро̀ бровь, когда в кабине я нажала кнопку последнего этажа. Да, квартира у Гарика тоже была дорогая, которую я не смогла бы себе позволить, не сдай её нам Игорь «Гарик» Ротман.
— Пожалуй, больше, чем все остальные. Это не даст тебе особого преимущества, но для меня важно, чтобы ты знал. В общем, я такая дура, что прожила с ним полгода и даже не заглянула в паспорт. У нас всё было хорошо, и как в Простоквашино, просто замечательно, но в итоге он оказался женат и даже не думал разводиться. Отправлял жене деньги, которые я, блин, зарабатывала, пока сам не мог устроиться. И… тадам! — подняла я палец. — Вот об этом никто не знает. И не должен знать. Ни Вета, ни Гарик, ни мои родители, ни Вадим. Посвящён в мою страшную, постыдную тайну будешь только ты, — набрала я воздуха в грудь. — В общем, я взяла для него кредит. На своё имя. Он, конечно, обещал платить. И платил какое-то время, пока мы были вместе. Но когда я выставила его с вещами, кредит, как общая кошка, остался мне.
