Итак, делает вывод В. Н. Лосский, именно «тринитарное богословие открывает перед нами новый аспект человеческой реальности – аспект личности… Мышление греческое не сумело выйти за рамки «атомарной» концепции индивидуума, мышление римское следовало путем от маски к роли и определяло «личность» ее юридическими отношениями. И только откровение Троицы, единственное обоснование христианской антропологии, принесло с собой абсолютное утверждение личности»217. Если Божественная Троица, поясняет Л. П. Карсавин, мыслится как «полнота личного бытия», то «этим в Боге показано начало всякой свободной личности и обоснованы индивидуально-личное бытие и индивидуально-личное обожение, совершающееся через Иисуса Христа…»218.
Согласно православному вероучению, «образ Божий» в человеке выражается прежде всего в том, что подобно Богу человек обладает способностью к личностному бытию. Личностный характер человеческого бытия выражается в том, что человек обладает свободой, – свободой по отношению к собственной природе – «падшей», «тварной», ограниченной. Как отмечает современный православный богослов Х. Яннарас, «каждый из нас … вполне реально ощущает разницу между своей личностью и своей природой, или сущностью. Часто мы осознаем в себе одновременное присутствие … двух потребностей, каждая из которых требует удовлетворения. Одно из этих проявлений выражает наш свободный выбор, наше личностное предпочтение, в то время как другое представляет собой естественное, природное влечение…»219. На эту внутреннюю противоречивость человека и указывает апостол Павел: «Не понимаю, что делаю; потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю… По внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего…» (Рим. 7:15–23)». Таким образом, природа человека, стремящаяся к самоутверждению и самодостаточности, выступает как «экзистенциальная оппозиция личностной свободе»220. Рассуждая о человеке, Х. Яннарас пишет: «Личностный модус бытия открывает перед ним тот путь жизненной свободы, что свойствен Самому Богу, – путь вечной жизни, не ограниченной естеством…». Таким образом, каждый человек «представляет собой личностную экзистенцию, способную «ипостазировать» свою жизнь … как свободу по отношению к ограниченности тварной природы и какой бы то ни было необходимости, то есть по образу существования нетварного Бога…»221.
В католическом богословии, отличающемся стремлением рационализировать тринитарный догмат222, соотношение природы и личности – принципиально иное. Вот как, например, комментирует католическое учение об исхождении Святого Духа от Отца и Сына Л. П. Карсавин, воспринимавший «филиоквизм» как главный ментальный недуг западной культуры: «Католическое учение об исхождении Духа Святого от Отца и Сына … по толкованию католических же соборов и богословов … необходимо предполагает некоторое особое единство Отца и Сына … Если у Отца и Сына, кроме общего всем ипостасям, есть еще нечто общее, «сверхиспостасное», Дух ниже Отца и Сына. Если же «хула на Духа Святого» произнесена и он признан ипостасью второго порядка, хотя бы и ценой противоречия с другими положениями исповедуемого Символа веры, не может осуществлять полноту божественности и его деятельность. А деятельность его … заключается … в усовершении дела Христова, в полном и окончательном обожении … мира … Дух … осуществляет полноту обожения человеческого естества Иисуса, делает вполне божественной человеческую деятельность Иисуса. Следовательно, учение о Filioque содержит в себе вместе с умалением Духа и умаление Христа в его человечестве … Если Дух и Христос в его эмпирической деятельности на земле не вполне божественны, эмпирическое бытие не может всецело обожиться… Тогда полнота Божественности для эмпирического бытия недоступна, то есть не абсолютна и сама благость Божья. Никогда, ни при каких условиях абсолютное не может быть воспринято … и познано человеком…»223. Таким образом, Л. П. Карсавин подчеркивает, что «в связи с Filioque … западная религиозная мысль устанавливает разрыв между абсолютным и относительным, проходящий даже через само триединство»224.
Следующие из католической интерпретации тринитарного догмата выводы для Л. П. Карсавина «очевидны». Если ставится преграда действию божественной благодати в мире, если отрицается присутствие Бога в мире и он предстает как непознаваемая человеческим разумом «вещь в себе»225, следовательно, «целью человечества может быть лишь земное устроение, а познание должно быть человечески-рациональным» либо эмпирическим. Соответственно «основным мотивом деятельности … делается самоутверждение эмпирической ограниченности или гордыня…»226, то, что святой Григорий Нисский называл «самоутверждением твари»227. Далее Л. П. Карсавин показывает, как из католического понимания бытия Лиц Святой Троицы следуют такие «основные категории западной мысли», как рационализм, эмпиризм, релятивизм228, «отказ от мечты о непостижимой небесной жизни и абсолютирование земной в идеале эмпирического общечеловеческого благополучия…». Таким образом, делает вывод мыслитель, «если относительное бытие будет признано вполне отъединенным от абсолютного, вполне человеческим, эмпирическим … цель его будет полагаться только в нем самом… Именно в этом аспекте своем западная культура и находит себе яркие выражения в позитивизме и релятивизме, в противоречиях позитивистского идеала прогресса с неизбежным развитием его в идеал материалистического социализма, в таких явлениях как расцвет техники, капитализма, империализма. Но тут-то, – замечает Л. П. Карсавин, – и становится совершенно очевидн[ым] … саморазложение … [западной культуры] в релятивизме…»229.
Конец ознакомительного фрагмента.
