«Черт! — ругает себя Володин. — Как же так неаккуратно! Не хватало, чтобы он принялся умолять познакомить его с ней!»
Возможно, в глазах понтифика проскользнула тень досады, потому что Макс с жаром продолжает:
— Я выяснил, кто она, где живет и почему сюда ходит…
«Ну, это уж слишком!» Володин совсем не доволен собой. Неужели этот парень начал преследовать Нинон?! Конец карьере. Все рухнет. Она ославит на всю Москву… Но Володина не так легко вогнать в панику. Он мягко улыбается:
— Рад, рад такому повороту событий. Значит, вы познакомились?
— Упаси Боже, я со стороны наблюдал, как она садилась в серебристый «ниссан».
«Как же так? Он ведь ушел намного раньше. Нинон осталась ждать Элеонору…» Во вчерашней ситуации Артемий допустил непозволительную небрежность.
— Я долго ждал у подъезда, — продолжает Макс. — Когда она вышла, вернее ее под руку вывела какая-то дама, мне сразу стало ясно — она! Сколько достоинства и простоты в ее красиво накрашенном лице…
«Стоп! — Память Артемия извлекает из зрительного ряда лицо Нинон. — Оно было не намазано!»
Макс чувствует, как понтифик сопереживает ему. Следовательно, нужно отвечать благодарностью.
— Я ни на шаг не подошел к ней. Да это лишнее. Больше, чем было, мне не надо.
— Кто же она, если не секрет? — вопрошает Артемий, уверенный в ответе.
Макс сообщает шепотом:
— Жена композитора Ласкарата. Вернее, вдова.
— И что, агнец мой, ты надеешься совершить? — переведя дыхание, интересуется понтифик.
— Убить Веру.
— Веру в кого? В нее? — не понимает Артемий.
— Вера — моя жена, — объясняет Макс. — Вопрос решен давно. Все руки не доходят. Дальше тянуть нет сил.
— Понимаю, — соглашается понтифик.
Макс готов его расцеловать. Здорово разговаривать с чувствующим тебя человеком. Все объяснение в двух словах.
Артемий встает, подходит к фонтану. Попеременно подставляет руки под прозрачную струю воды.
— Не проси меня помогать в этом деле. Мой дар обращен во благо. Я не осуждаю тебя. Задумавший убийство, уже убийца.
Макс тоже встает, подходит к фонтану. Смотрит понтифику прямо в глаза. Артемий отмечает про себя, что его визави совершенно нормален. Никакого маниакального раздражения. Макс продолжает по-житейски здраво рассуждать:
— Я ее задушу, или сожгу, или утоплю. Но надо, чтобы для всех она умерла естественной смертью. Я же не Отелло, и нести наказание мне не за что. Когда-то я вручил ей свою жизнь, а она мне свою. Поэтому я волен распорядиться тем, что получил добровольно. Моей жизнью Вера распорядилась сполна.
— Есть один способ. Старинный. Он абсолютно бескровен, — медленно, со значением сообщает Володин. — Человека можно убить мыслью. Если каждый день, каждую минуту думать о смерти своего ближнего, он обязательно умрет.
— Когда? — оживляется Макс.
— Зависит от нравственной ауры. Если твоя жена ни в чем перед тобой не виновата, борьба будет изнурительной. В конце концов она умрет, но и ты сойдешь с ума. Но ежели в ней сидит вина, какое-нибудь предательство или измена, а еще лучше желание, чтобы ты поскорее сдох, тогда — другое дело. Ты спокойно разломаешь ее защитную оболочку, и ей конец.
Макс вспоминает Веру, их совместную жизнь, вчерашнее вранье, сегодня по выяснению им в фонде оказавшееся правдой, и печально констатирует:
— Моя жена — чистый, порядочный человек. Даже стерильный. Она использовала мою жизнь, но с моего согласия.
— Такую убить тебе не под силу. Лучше спокойно разведись.
Артемий стряхивает брызги с рук, прохаживается по комнате. Макс автоматически движется за ним.
— Значит, жена Ласкарата тут ни при чем?
— Она мне доверена тобой для мечты. Я никогда не осмелюсь приблизиться к ней. Да, по правде говоря, мне не к чему. Обычные отношения с ней, как с женщиной, для меня оскорбительны. Утром я впервые почувствовал жизнь на ощупь. Впервые… Надо жить каждым мгновением, постоянным ощущением себя. Эта женщина растворена в моей жизни. Растворяться же в ее жизни я не собираюсь.
Артемию начинает нравиться этот неорганизованный, беспечный научный работник, готовый убить жену и наслаждаться призрачной дамой. Хорошо, когда из бесконечного потока сексуальных демонов и одалисок вдруг появляется бестелесный вестник забытых чувств. Клиенты Володина в основном делятся на две категории — одни с половыми отклонениями, другие — с ослабленной эрекцией. И те, и другие мечутся в клетках из собственных комплексов. Первым важно доверить свои секреты и в ответ получить утешение, мол, ничего противоестественного в совершаемом вами нету, многие великие позволяли себе нечто подобное. Вторым же свойственно желание лечиться, мучиться, глотать любые лекарства, даже гипс, лишь бы почувствовать собственную мужскую силу. На самом деле у всех у них проблема только с одним органом — с головой. Но она-то как раз редко является мужским органом. Чаще напоминает хвост у петуха. Кроме того, в отличие от большинства пациентов, Макс ни о чем не просит. Это всегда приятно.
— Как зовут вдову Ласкарата? — на всякий случай спрашивает понтифик.
Макс виновато улыбается: «Не знаю».
— Элеонора. Запомни. Хотя она действительно женщина не для тебя.
— Я понимаю, высший свет… — покорно соглашается Макс.
Артемий не удерживается от резкого сухого смеха. При этом его лоб, прикрытый челкой, пропадает под ней до самых бровей.
— Ха-ха-ха… Высший свет! До Ласкарата она лет десять работала официанткой в ресторане ВТО! Там высший свет не собирался… От ее элитности кислыми щами попахивает.
— Мы — все из народа, — словно оправдывается Макс.
— Да, да. НАЦИО КОМОДА ЭСТ! Так окрестил греков времен упадка Ювенал. Очень подходит к нам — НАЦИО КОМОДА ЭСТ, — это народ комиков. Хорошо, агнец мой, я подумаю о тебе. Ты не торопись, живи мгновениями. И помни, впереди — вечность. Нужно беречь душевные силы.
Артемий обнимает Макса за талию и провожает его до дверей. Тот задерживается:
— А как же с Верой, то есть с женой?
— Я не отговариваю. Остальное уже знаешь. Учись концентрировать волю.
Макс бросает последний взгляд на греческих философов. С каким удовольствием он поменялся бы местами с любым из этих мраморных истуканов.
Возле вешалки оказывается еще одна посетительница. За копной желтых крашеных волос не различить лица. Макс волнуется. Кто это? Женщина, словно в ответ, встряхивает головой, открывая волевой подбородок, ярко-красные губы и густо накрашенный синим глаз. «Нет! Не Элеонора», — с облегчением удостоверивается Макс. Берет из рук Фрины дубленку и с легким сердцем покидает лучший из домов.
В комнату, которую только что покинул Макс, заглядывает Туманов. Его обаятельная улыбка и полыхающий здоровьем взгляд из-под густых прямых бровей не позволяют Володину просить немного подождать в массажной.
— Я прекрасно отдохнул, Артемий, и полон сил для беседы с тобой.
Понтифик жестом показывает на диван. Матвей Евгеньевич заходит, осматривается.
— Прекрасно посещать дома, где ничего не меняется. Слушай, а Фрина у тебя девушка ой-ой-ой. Я прямо умираю под ее руками.
— Каждый раз после массажа сообщаешь мне об этом.
— Что же мне делать, если я каждый раз умираю. Потом, я ведь не прошу ее телефона.
Матвей Евгеньевич подходит к бюсту Перикла в яйцеобразном шлеме, дает ему легкий щелчок по носу.
— Говорят, у греков проблем с сексом не существовало? — Смеется. Запросто разваливается на диване, свесив набок аккуратное брюшко. — Послушай, Артемий, когда наконец я дождусь тебя в Майори? Мы будем неторопливо гулять по песчаному пляжу, кормить чаек. А в апреле перелетные лебеди будут плавать у наших ног…
— А жена? — насмешливо приводит главный аргумент Володин.
— Лиза? Ну… придется воздерживаться. Творческий человек, понятно, иначе жить не способен. Ну был бы я, к примеру, не женат. Никакого быта, постоянно присутствие посторонних, какие-то алчущие женщины, каждая норовит завладеть тобой. Нет, увольте. К тому же, чего греха таить, шестьдесят пять, понятно, не двадцать пять. Но поэтому я и умный. В Майори у меня дом, любящая, боготворящая жена, налаженный быт и тонкие моральные отношения. Окружен почетом и приличными знакомствами. Месяц-два такой жизни — и отрыв на гастроли. Города, аплодисменты, женщины, кутежи. Я снова молод, снова знаменитый музыкант. А в Майори я — печальный пожилой скрипач. Нет, мне с Лизой явно повезло. Она — моя тихая обитель. Не поверишь, я тут лет пять назад подцепил одну ерунду, так она даже и не поняла. Я ей таблетки в чай подмешивал. До сих пор во мне не сомневается.
— А ты? — Артемий в который раз слушает откровения Туманова и тем не менее изображает удивление на лице.
— Лиза? Мне изменять? Смеешься? Туманову не изменяют! И Тумановыми не бросаются! Даже самая последняя проституточка после общения со мной получает знак качества. Не веришь? Да десяток моих друзей женаты на моих бывших любовницах. И счастливы. Я, понятно, не претендую на продолжение интимных отношений. Интеллигентный человек может переспать с невестой друга, но с женой — никогда.
