— Лиза? Мне изменять? Смеешься? Туманову не изменяют! И Тумановыми не бросаются! Даже самая последняя проституточка после общения со мной получает знак качества. Не веришь? Да десяток моих друзей женаты на моих бывших любовницах. И счастливы. Я, понятно, не претендую на продолжение интимных отношений. Интеллигентный человек может переспать с невестой друга, но с женой — никогда.
Матвей Евгеньевич откидывает голову на покатую спинку белого кожаного дивана и громко, от души смеется.
Артемий погружает руки под струю воды. После беседы с Максом его несколько раздражает жеребячья радость жизни, прущая из Туманова. Чтобы осадить весельчака, задает ему каверзный вопрос:
— Коль ты, агнец мой, в полном порядке, больше моя помощь не требуется?
Матвей Евгеньевич перестает хохотать и по-петушиному бодро вскакивает с дивана. Обнимает воздух руками:
— Да как же? Я без тебя, понятно, пропаду! К чему надо мной издеваться? Мой комплекс с годами только усиливается. Ну, не способен знакомиться с девушками! Пока она сама не разденется и не ляжет, мне ее имя спросить и то неудобно. Застенчив с детства. Поздний сексуальный опыт, понятно, способствует продолжительности половой жизни, ведь известно — кто рано начал, рано кончит, но молодые годы, проведенные вне женского тела, накладывают отпечаток. Чтобы стать большим музыкантом, приходилось туда-сюда смычком, а не другим предметом орудовать.
Туманов снова заливается здоровым высоким смехом.
В комнату заходит Фрина. Не обращая внимания на своего пациента, сообщает понтифику, что девушка из фонда пришла и ждет в приемной. Артемий коротко бросает: «Зови!» Кладет руку Туманову на плечо:
— Агнец мой, для тебя всегда что-нибудь найдется. Ты в какой гостинице остановился?
— У друзей я, у друзей. Гостиницы, понятно, даже мне не по карману. Да и скрипку мгновенно украдут… А что, хорошенькая, скажи? Сколько лет? — густые брови Туманова взлетают домиком и из глаз рвется сладострастное любопытство.
Володин разворачивает его и подталкивает в спину:
— Иди, иди, агнец мой, потерпи в той комнате.
Туманов, подмигивая через плечо, скрывается за дверью. Артемий дергает за висящий в углу комнаты шнур. Перелив колокольчиков зовет к нему Надю. Она входит, с почтением озираясь вокруг. Понтифик остается в углу комнаты, наблюдает за ней. Девушка медленно переводит взгляд на Володина. Вместо приветствия удивляется:
— Какие вы здесь загорелые? Видать, свой солярий?
— Угадала, — соглашается Артемий. — Правда, не здесь. Один на Средиземном море, другой в Швейцарских Альпах.
— Аж туда ездите? Вот здорово!.. А я совершила всего одно путешествие — из Норильска в Москву.
— Ничего. Радищев тоже проехался один раз из Петербурга в Москву, и ему оказалось достаточно.
— Теперь все стремятся из Питера перебраться в столицу, — соглашается девушка.
— Почему?
— А чего почему? Кому охота догнивать в этой стране? А Москва, она — при аэропорте Шереметьево. Значит, всегда есть шанс.
Володин подходит к ней. Разводит руками ее волосы, внимательно разглядывает лицо. Перед ним — типичная провинциальная девушка, к тому же не первой свежести. Дешевая косметика делает ее внешность вульгарной. Но если над ней хорошенько поработать, вполне можно показывать людям. Володину сразу представился тип деловой холодной женщины, плохо реагирующей на юмор, но требовательной и высокомерной. Такие нравятся мягким изнеженным интеллигентам, привыкшим к иронии и самолюбованию. Надежда должна стать такой дамой. Не случайно же природа дала ей такой властный подбородок, почти мужской. Легкомысленность ее курносого носа укрощается жесткими складками, огибающими рот и спускающимися к подбородку. Что-то бульдожье, милое, но страшноватое просматривается в ней. Все дело портят глаза. Пустые! Коровьи. Срочно нужны хорошие, с чуть затемненными стеклами, очки. И немедленно дугообразно выщипать брови. Надя к разглядыванию Артемия относится спокойно. Значит, не истеричка. Провинциальные девушки часто эмоционально заторможены. Их душевная неразвитость все теми же изнеженными мужчинами воспринимается как демонизм натуры. Из Надежды можно попытаться сделать женщину с пропастью внутри нее. Сколько же умных, приличных людей станут мечтать упасть на дно этой пропасти, надеясь найти там высокие чувства… Дураки. Артемию материал нравится. Интуитивно Глотов точно угадал. Понтифик опускает руки, и лицо девушки снова занавешивается пережженными патлами. Поворачивается к ней спиной, подходит к фонтану, тщательно ополаскивает руки.
— Давно ли ты, агнец мой, работаешь уборщицей?
— Три месяца, — отвечает Надя, глядя понтифику в спину.
— Неужели хватает на жизнь?
— Прирабатываю немного.
— Чем?
— Квартиры убираю. Люди богатые, денег не жалеют.
— И где же такие квартиры?
— А на Тверской. Недавно начала. Убираюсь у вдовы музыканта. Ласкарута, кажется. Она обещает порекомендовать меня иностранцам.
Артемий усмехается:
— Не Ласкарут, а Ласкарат.
— Какая разница. Мне больше Газманов нравится.
Дальнейший диалог с девушкой Володину не интересен.
Он стряхивает воду с рук и предлагает Наде сесть вместе с ним на диван. Она проходит мимо мраморных бюстов на стеклянных подставках.
— Это кому столько памятников?
— Моим предкам.
— Здорово, — и усаживается рядом. Мини-юбка сморщивается, оголяет крепкое, белое, с редкими розовыми прожилками бедро.
Артемий отводит глаза в сторону. Начинает разговор тоном человека, не допускающего мысли, что его предложения могут обсуждаться, вызывать споры и, что совсем невероятно, не приниматься.
— Тебя пригласили сюда не для работы уборщицей. Скрывать не буду, один уважаемый человек дал рекомендацию. Что важно. Мой медицинский центр занимается омолаживанием человеческого организма. В основном женского. Но бывают случаи, когда и мужчины мечтают о том же. Процесс старения у мужчин связан в основном с нарушением функций предстательной железы. Кстати, вот почему гомосексуалисты даже в преклонном возрасте прекрасно выглядят. Об этом, агнец мой, отдельный разговор. Вернемся к нормальным. Мужчины, внешне здоровые и крепкие, при затухании функции катастрофически быстро становятся стариками. Удивляются, возмущаются — давление нормальное, сердце работает, как часы, нигде не колет, а кожа морщится, тело становится дряблым, мышцы скисают. Признаваться, что в сексуальной жизни начались проблемы, им неудобно. Они видят причину в ослаблении эрекции. А это — как раз следствие. Ты знаешь, что такое эрекция?
— Догадываюсь, — грубовато отвечает девушка.
— Хорошо, агнец мой. Наша задача — устранять этот маленький недостаток…
— Неужто мне придется заниматься реанимацией стариков? — к грубоватости прибавляется отчужденность.
— Любой врач в некотором роде реаниматор. Так вот, агнец мой, я беру тебя на работу. Мы поработаем над твоим имиджем. Создадим такой, который наиболее соответствует стереотипу наших пациентов. Народ ко мне обращается представительный, достойный. Зарплату будешь получать в валюте. О здоровье можешь не беспокоиться. Каждый пациент проходит полный тест на все возможные заболевания. Тебе, агнец мой, придется, естественно, тоже. Зато всегда спокойна. Поработаешь, осмотришься. Надоест, выйдешь замуж за респектабельного человека. Я поддержу. И морально, и материально. Если есть вопросы, пожалуйста, не стесняйся.
Надежда нервно помахивает ногой, закинутой на ногу. Молча накручивает на указательный палец локон волос, покусывает его. Она в легком шоке. Второй день подряд сплошные удивления. Была бы работа у иностранцев гарантирована на сто процентов, и слушать бы про такое не стала. Но Элеонора обещала давно, но что-то никаких предложений. Полный облом. А с уборкой пора завязывать. Начать разбираться, какая разница — с кем трахаться? Тут хоть по делу. Бабки в валюте, тоже выгодно. Надоест, всегда соскочить не поздно… Надежда глубоко вздыхает, резким движением руки разбрасывает пережженные космы и тем же грубоватым голосом спрашивает:
— Надо полагать, президент фонда тоже ваш клиент?
— Пациент.
— То-то я обалдела от его заходов. Впервые со мной, чтобы на столе да в кабинете?! Тушите свет!
Артемий похлопывает девушку по круглой пухлой коленке.
— Бывает. Ты оказалась молодцом. Иначе он попал бы в тяжелейшую депрессию.
— Я-то молодец. А он, между прочим, орал, что жить без меня не может. И тут же умотал от страха в командировку. Огурец малосольный.
— С Глотовым тебе более не следует поддерживать отношения. В обычных условиях он — просто импотент.
Надя радуется этому сообщению. С усмешкой констатирует:
— С такими заходами нарвется на какую-нибудь не такую, или башку ему раскроит, или в милиции изнасилование зарегистрирует.
