все же не безнадежно. Я все равно и на расстоянии все _т_а_ же, твоя Оля.
Мы посмотрим, что даст нам Господь.
Мне хочется узнать Господню Волю! Будем молиться! М. б., я не буду тебе писать таких «сумасшедших» (* конечно, я буду тебе вообще писать, писать душой и сердцем, как я есть!) писем, как в Новый Год, но ты не думай, что я изменилась. Я все _т_а_ же. И ей останусь навсегда.
Но ты поймешь, что, ища _о_т_в_е_т_а, ища себя самой, я рвусь на части в таких «сумасшедших» письмах.
21. II.42 Продолжаю сегодня. Ваня, вся я с тобой, в тебе. Перечитываю письмо твое дорогое… какой ты дивный мой! Ванечка, как больно, что не дошло фото… Попытайся еще!
Ванюша, солнышко, скажи мне обязательно, что ты разумел под «злыми силами», которые «нами играют?» Ты боишься, что началось все, по воле злой силы? Неужели? Да? Я этого часто боялась, спрашивала себя. Будем молиться Господу, чтобы он нам помог. В этом Господь не откажет. Напиши же мне о «злой силе»… Ваня, не мучайся, что не было встречи в 36 г. — значит так было надо. Я лично уверена, зная себя, что от смущенья ничего бы особенного тебе не сказала, ничем бы я не выделилась для тебя из толпы многих, тебя любивших. Я ничего, кроме благодарности за твой талант, восхищения им, преклонения перед ним и м. б. сочувствия тебе в горе, не сказала бы тогда в моем взгляде. А таких глаз сколько же! Я совсем не так ярка (как ты это теперь вообразил), для того, чтобы с первой встречи остановить на себе, да еще такого как ты, да еще так тогда убитого потерей. А, между тем, поговорив тогда и высказав свое восхищение тобой устно, я бы, пожалуй, не решилась еще раз «докучать» собой. Я же себя знаю… Ванюша, ты пишешь о том, как я должна писать. Именно так я только и могла бы: рассказывать тебе. Если буду, то только так. Иначе не мыслю.
Ванюша, я написала в Прощеное воскресенье один маленький рассказик… о моем «Первом посте», т. е. первое говение. Я его так ярко помню. И еще у меня была цель именно об образе. Я потому тебе просто так и не писала до сих пор, т. к. думала «подарить» сразу рассказик. Теперь я очень вся какая-то «больная», но хочу. М. б. и буду. У меня есть «з_а_д_а_ч_а» творческая, не какого-либо одного рассказа, но моего _т_в_о_р_ч_е_с_т_в_а_ вообще. Если таковое будет. Я знаю, _в_о_ _и_м_я_ _ч_е_г_о_ я бы писала. Это будет очень важно, очень нужно для России. Если только удастся. Если сумею. Но даже если бездарно, то, хоть в виде дневника, но дам. Кто-нибудь хоть м. б. сошлется. Большего я и не жду. Я бы хотела у тебя поучиться, но меня смущает, что я как загипнотизированная тобой, невольно (поверь!) впадаю в твой тон. Я должна прямо бороться с этим. Будто тебя «краду». Если бы удалось мне то, что хочу душой, то это было бы как бы твоим «притоком», — это те же воды… Пусть наши, живые воды! Если бы я тебя увидела, то все бы рассказала… Ванечка, как ты маму-то обрадовал «Няней»! Лучше не мог и придумать! Это ее самая любимая вещь твоя! Она очень, особенно ее ценит! От о. Дионисия нет вестей. Я не могла еще быть в Гааге, но постараюсь как можно скорее туда попасть. Ванёк, ты этой фуфайкой доволен, или она очень толста и неудобна? М. б. очень жмет? Мы с мамой для С. такие делали, и он просил туже, а то они «висят». «Мохры» у ворота, конечно надо отрезать, — что же это моя «помощница»-то не рассмотрела, а я ее еще просила. Я тебе писала, как она отправлялась. Я не могла отрезать и даже еще раз взглянуть, т. к. на поезд мчалась. Чего же она прозевала?! Злит это меня! «Духи как будто» — пишешь ты… конечно, я ее душила, чтобы еще больше быть с тобой! Выдохлись? В швах должно быть больше осталось, т. к. я, не имея дома пуловера (он был в красильне), взяла те нитки, которыми сшивала и их надушила. Попробуй! О папе составили некролог на очень кратких материалах. Однажды только ездила к ним (полубольная сердцем, от горя) мама, — вот тогда-то я и бегала из дома ее искать ночью.
Мой милый дружок, ты не волнуйся обо мне, о здоровье. Я уже 2 дня как приехала от доктора (была там с вторника до четверга включительно) и принимаю его лекарства и сразу же аппетит стал лучше. После селюкрина тоже вначале так было, но потом не действовало — видимо, «привыкла» уже к нему. И спала хорошо, и сердце не скулит. Я все еще усталая какая-то, но не «кружусь на карусели» больше. Думаю, что в больницу не поеду, но отдохнув дома, поеду в Гаагу. Надо найти прислугу, — это отчаянно трудно. С зубами не знаю что делать. Подумай, ведь это всё хорошие зубы! Т. е. пломбированные, но внешне абсолютно в порядке. Никаких признаков болезни, кроме того, что на рентгеновском снимке что-то узрели глаза доктора. Это его «конек» — у всех пациентов смотрит рентгеном и нещадно рвет. Это «течение» в медицине было у некоторых врачей и в Берлине. Это американская система. Не могу себе представить, что это такая необходимость, — тогда почему же раньше-то народ жил, да поживал? Знаю некоторых и у нас в клинике, — вырвали все коренные, а больная не поправилась, то есть не стало лучше. У меня рот был и есть в идеальном порядке, и еще недавно я сделала ряд хороших и дорогих поправок и их все вон! Например, один зуб с фарфоровой коронкой (120 R. M.), — делал известный зубной врач, прекрасно, — и его вон! Не понимаю. Не могу скоро решиться. Спроси мнение Серова вообще по поводу этого модного «течения».
Мама тебе сегодня напишет обо мне, чтобы ты не беспокоился слишком о моем здоровье! Меня бы это мучило очень.
[На полях: ] Вся я в мыслях с тобой, роднуша мой, твоя Оля
Кланяюсь Сергею Михеевичу — передай!
Мой ягненочек умер, без меня. Но вчера родились 2 новых, здоровенькие. Весна!
155
О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву
24. II.42
Ваня, чудесный мой, дивный Ваня!
Я под впечатлением «Лика скрытого» — получила из Studtgart'a «Europeische Revue». Какой ты… _п_р_о_р_о_к!
Не могу иначе, сердись — не сердись, а ты такой мне всегда представляешься!
Ванюша, дивно!
