— Что, Люся? — Вадим вновь опустил рюкзак. Он остро ощутил, что одёрнули его не просто так и не случайно. От Людмилы исходила мистическая пронзительность и началось это, кстати, сразу после «провального» прецедента. Странности девушки выпячивались краеостро, открыто напоказ, словно, ненароком, она зацепила нитку с «того» мира, и та тянулась теперь за ней неумолимо, неизбежным роком.
— У тебя есть что сказать?
— Да, есть! — Решительный тон сменился неуверенностью под взглядами друзей. Людмила помялась, попав в неуютный эпицентр внимания. — М-м-м… В общем… Я хотела признаться… Вчера я не всё вам сказала. Недостаточно полно. М-м-м… Не всё, одним словом!
— Да?! — Простецки вопросил Зорин, присаживаясь поудобней. Где-то в глубинах мозга сквозанула догадка. — Укрытая информация касалась чего-то личного, да?!
Люся живо закивала, с неприкрытой радостью. Вадим делал шаг навстречу, помогая ей развязывать отвердевший язык.
— Ну, если ты готова этим поделиться… Если это что-то меняет в целом…
— Меняет! Определённо всё меняет… Там, где я была, не совсем параллельный мир. То есть, это мир конечно, но… Не в том представлении, что вы понимаете…
Зорин молчал, нарочно не заполняя паузы, которые делала Люся и предостерегающе погрозил Головному пальцем, когда тот открыл было рот. Было видно, девушке нелегко даётся заступ на откровение. Что-то ей мешало, сдерживало…
— Это не есть альтернативная копия нашему миру, нет! Не параллельная ветка, как пишут фантасты, или как думаем мы сами. Этот мир, как сейчас я стала понимать… М-м… Наш духовный микрокосмос, наше подсознание, что ли… Мате-ри-лизоваши-еся… М-м… Переживания, вот что это… Выслушайте, не перебивайте, я доскажу! Дело не в том, что я что-то там могла развить или не развить. Нет! Я… Мне… В общем, в школе у нас была девочка. С ней никто не дружил. А однажды она… Ей, в общем, вменили пропажу денег, обявили её воровкой. Прямых доказательств не было, но косвенно всё указывало на неё. Я была первая, оттолкнувшая её, хотя до этого была единственной её подружкой. Объявили бойкот, травили всем классом и так вышло, что из-за нас, дур, она попала под машину. Вот! Я переживала ужасно, ведь потом выяснилось, что денег этих она не брала. Понимаете?! Не бра-ла! А человек погиб. В общем, депрессняк у меня был ещё тот. Целый год ходила как черепаха в себе, травила, жгла себя виной и никому душу не изливала. Ни папе с мамой, ни потом… Ни кому…
Люся скосила глаз на мужа, чуть потянула паузу, но не дождавшись комментариев, вдохнула в себя, невольно хлипнув на вздохе.
— Ну… Во-от… А теперь самое интересное, чего я вам не сказала. Погибшую девочку звали Вера и была она очень своеобразный человечек. Добрая и не такая как все. Она жила своим миром, более одухотворённым, чем современная молодёжь. Вера очень переживала, когда я от неё отвернулась. А когда погибла, вся тяжесть её переживаний перешла ко мне. Чувство вины меня долго не отпускало. Не побоюсь пафоса, кровоточило в душе! Вот. Ну, а потом, время, понятно дело, залечило, зарубцевало рану… Там, куда я провалилась, я… Я встретила Веру. Живую! И это был не призрак, да и я как будто не умерла ещё… Я встретилась со своим страхом, со своей ожившей болью, со своей глубоко запрятанной болячкой. Вера улыбалась как… Та Вера. Стала говорить со мной. Но быстро выяснилось, что это не она, а… Она сама сказала. То есть не она, а…
Людмила вновь хлипнув, попросила воды. Олег, не поленившись, извлёк термос со свежеручейной прохадой, наполнил до краёв, подал супруге.
— Ты не волнуйся…
Люся сделав четыре глотка вернула крышку-стакан.
— Это была проекция моего давнего переживания. Мой подсознательный бзик. Который не исчез, а был только прихоронен. Мне дали ясно понять, да я и сама почувствовала, что веду разговорчик сама с собой. — Люся улыбнулась, смахнув упрямую прядь. — Если образно… Если бросаться метафорой, так сказать, внутривенный диалог. Шиза, по-нашему. Только врачей надо мной не было, чтобы дать диагноз. А будь я, в самом деле, дурка, то бредила бы, не исчезая с вашего поля зрения. Так ведь?!
Никто ей не ответил. Трагический слушатель был настроен слушать дальше, и даже назойливый овод по телу хлопался чрезвычайно мягко. Неслышно.
Комок в горле у Люси растаял. Следующие её слова вылетали легко.
— Вера дала мне некоторые разъяснения по поводу наших заморочек. Не то чтобы чёткий ответ, а лишь подсказочку. Чтобы додумать и принять. Теперь! Что я сама поняла и вынесла из всего этого: все эти наваждения, весь этот морок — не более чем порождение наших умов. На-ших! Подчёркиваю… Никакого Хозяина здесь нет! Только мы сами и наши фантазии. Бред, воплощаемый в очие.
— Стоп! А часовня? — Удивился Олег. — Она, что…
— Мираж приоритетных мыслей. — Тут же ответила Люся. — Его выдумали не мы и задолго до нас, но он, этот миф, мираж, голограмма прошлых людей просуществовал несколько десятков лет и закрепил своё право на существование для новичков. Дальше… Дальше мы додумывали сами. Облагораживали его идеями: а вот как бы тут что стояло, а вот тут икона, а вот здесь подсвечники… Кстати, ведь всё это было во второй раз?
Люся цепко взглянула Зорину в глаза и тот, сбитый таким напором, просто кивнул.
— Вот! Мы заступили за черту чего-то абсурдного и самое смешное: здесь невероятное мило соседствует с настоящим. Земля, трава, лес, оводы эти… Олени. Всё это реально и на физической платформе. А вот часовня, все, что в ней, наши голоса и день с пробуксовкой… Сдаётся мне, это сплошь иллюзии, сбитые в плотную паутину. Паутину для нас…
Люся схватилась за виски, помотала головой.
— Ух-х… Натараторила черт те что!
— Отнюдь, Людмила, — заметил Зорин, — ты весьма складно и толково всё разложила. Я даже растерялся. Я знаю, ты умная девушка, но знаешь… Твой старый стиль изъясняться не стоит близко с тем, что я услышал сейчас.
— Действительно, Люська! Ты декан-лектор! — Приобнял жену Головной, прикасаясь губами к её щеке. В глазах его, удивление граничило с уважением и гордостью за свою собственность. — Откуда в тебе это появилось? Или я что-то упустил?
— Олеж! — Люся польщено рассмеялась. — Я не знаю… Это просто исходит и всё! Возможно, крыша съезжает. Только ТАМ, Вера, которая не Вера, изъяснялась именно так. Да что там, круче! Не мялась, а сразу ёмко так и по существу дела. С глубоким знанием материала. Она сказала, что я в силах менять её облик, пейзаж и всё, что захочу. Вот только не умею. Тупо не знаю как. Но в принципе, могу постигнуть, если захочу. Она сказала также, что она — есть тёмная половина моего сознания, а вернее представитель этой области. Она сказала, что я правильно чувствую и догадываюсь обо всём, но мозгами не могу охватить. Чтоб понять, постигнуть, надо научиться ладить с ЭТИМ миром. Оно, то бишь, подсознание моё, так и сказало: не постигнешь, пока не научишься ладить. Ладить! Постой, Вадим, я договорю… А про нас всех, знаете как дословно?! Счас…М-м… Ваша беда — вы все подвержены умозаключениям. Здесь это плохо. Может сослужить плохую службу там, где надо понимать, ощущениями. Вот!
Люся умолкла, поистратив запал вдохновения, а быть может, сознательно остановилась, давая возможность прокомментировать её высказывания. Вадим понял это первым и, покряхтев, вступил в диалог:
— Значит, всё-таки подсознание… Интересная вариативность миров. Уходить в себя, причем, вместе со своим телом. Это нечто новое…
— Да не-е, ребята! Шляпа — вся эта версия! — Включился Ваня. — Извини, Люсёк, критикую… Без обид! Если часовня — мираж, то почему она осязаема? Опять же присутствуют запахи сырости, плесени. Всё реально, на цвет и вкус…
— Кстати, о вкусе… — Подметил Вадим. — Вода, которой не было в колодцах, и которая появилась во второй наш визит, вполне пригодна в употребление и на вкус является водой.
— Во-во! — Обрадовался поддержке Ваня. — Разве может мираж пробоваться на язык, щупаться и трогаться?
— Получается что? — Выступила вперёд Наташа. — Первый раз, мы посетовали, что нет воды в колодцах, и невольно спроектировали её как пожелание на будущее?
— И она, а-ле оп! Следите за моей рукой! Поднимаю платок, и вот она, родимая! Мокрая, вкусная и холодная…
— Не ёрничай! — Буркнула Наталья, толкнув Климова в бок.
Люся вздохнула, сравнимо так, как учительница вздыхает от непрошибаемой тупой аудитории учеников.
— Я не знаю, ребята. Правда… Я так чувствую! А вы, опять двадцать пять, сводите всё к анализу и логике. Если я счас включу нормальное мышление, то тоже зайду в тупик. Но я была ТАМ, а это уже ненормально, согласитесь! Поэтому я учусь доверять ощущениям, а не мозгам. Вот. Что я могу сказать, в таком случае… Да, вода реальная. Да, часовня твёрдая на ощупь и запахи всякие чувствуются. Стоп! Чувствуются. Хочу остановиться на этом слове подробней! Если взять за основу, что здесь на Холме царство ощущений, чувств, тогда всё просто… Мысли, пожелания, конечно, уходят в эфир, но сами по себе они пусты, если в них нет эмоций. Эмоции — вот чем подпитывается Холм. Это его строительный материал, это его кирпичики, из которых он выстраивает наши фантазии. Не обязательно думать о чём-то, достаточно хотеть на подсознательном уровне. Пример тому — вода! Её нет, нам хочется пить, да?! Если её нет, мы уже не думаем, не надеемся, хотя не перестаём хотеть. Физиологически. Так?! Вот это и есть эмоции, переживания, которые импульсом исходят от подсознания. В нормальной ситуации ничего бы не произошло, и воды бы не было. В реальности, откуда ей взяться в пустых колодцах? Но здесь-то всё иначе! Здесь эмоциональный посыл как искра на бочке пороха. Холм подпитался им, взял в разработку, и нате вам, выстроил полные колодцы вполне ощущаемой вкусной воды. Почему она не должна ощущаться? Когда здесь царят, по большому счёту, о-щу-ще-ния! Псевдо-реальность, иначе по-другому… Пусть псевдо, но реальность!
