конец.
— Помоги нам! — рычу я на Инетис. — Ведь ты же Избранный, ведь ты же можешь спасти нас всех! Инетис, приди же в себя, прикажи ему, ведь мы все здесь умрем!
Снаружи доносятся отчаянные крики лошадей и людей и звуки удара о плетеную дверь. Я выскакиваю из сонной только на мгновение. В мешанине тел и голосов так трудно найти то, что нужно, но я пробиваюсь в дальнюю сонную, хватаю за руку смертельно испуганного Кмерлана и тащу за собой. Я успеваю заметить навалившихся на наружную дверь лекарок и воинов. Они держат оборону, но долго все это не продлится… и они уже не надеются на Инетис так же, как уже не надеюсь на нее я.
О, мама. О, отец. Я надеюсь, все случится быстро. Я надеюсь, это будет удар мечом в сердце, лишающий жизни в одно мгновение.
— Мама! — плачет Кмерлан. — Мне страшно!
— Сядь на пол и закрой голову руками! — кричу я, толкая его в сонную, где в очередном приступе боли бьется его мать.
Плотнее прижавшись к двери, я закрываю глаза, готовясь встретить смерть. Стук в дверь просто не может быть настоящим. Кто стучит в дверь во время войны?
— Серпетис! — Мне чудится, или я слышу голос Л’Афалии? — Серпетис, открыть, это я!
Этого просто не может быть, но она кричит снова, и когда я открываю дверь, это на самом деле она — залитая чужой кровью, с рваной раной в боку, но все же живая и здесь. Я никогда еще не был так рад ее видеть.
— Там зеленокож! — рыдает Л’Афалия у меня на груди, и слезы льются ручьем по ее темному лицу. — Они убил моя лошадь! Убил моя красивыя лошадь! О, Кмерлана, ты тут!
Она бросается к нему и целует в лоб, а звуки смерти снаружи тем временем становятся все сильнее.
— Где ты была? — спрашиваю я, но она только мотает головой и кричит, когда в окно пролезает рука с мечом.
И еще одна.
И еще.
Руки с мечами шарят по стене, головы пытаются протиснуться в окно, и спустя короткое время я слышу, как истошно кричат девушки-лекарки.
— Прощай, Серпетис! — кричит Л’Афалия, обхватив Кмерлана руками. — Прощай!
Толчок в дверь заставляет меня упасть на колени. Я едва успею вскочить, как он повторяется, и теперь его сила отбрасывает меня на кровать, прямо на живот Инетис, и это прикосновение снова обжигает меня — сильно, так, что наверняка останется яркий, горящий след.
На мгновение передо мной оказывается лицо Инетис, и на этот раз на меня действительно смотрит она, а не Избранный.
— Помоги, — шепчу я.
Л’Афалия визжит, прижимаясь к стене, закрывая Кмерлана своим телом а я падаю и только успеваю заметить, как в сонную врывается пара смуглокожих воинов. Один подбегает к ней и заносит над ее головой меч…
Затем все заслоняет золотистый свет.
На этот раз в нем холод — смертный холод, уничтожающий все живое, замораживающий сердце, пробирающийся в кровь, заставляющий ее застыть льдом прямо в жилах. Я пытаюсь выдохнуть — но воздух замерз в груди. Я гляжу на свою руку, которую успел вытянуть вперед, заслоняясь от света — и вижу, как ее медленно начинает покрывать иней.
Сердце с пугающей плавностью совершает толчок, и свет пропадает так же внезапно, как и появился.
Я вижу склонившееся над собой зеленокожее лицо, и кричу, когда понимаю, что эти зубы готовы вонзиться мне в шею. Но зеленокожий застыл неподвижно и только смотрит на меня. Я оглядываюсь вокруг и вижу, что с остальными случилось то же. Застыли. Замерли. Заледенели. Затихли.
И только Кмерлан скулит у стены, а Л’Афалия повторяет «темволд, темволд», обхватив его руками.
Ей вторит Инетис, корчась на постели в новой схватке.
— Больно, больно, больно!
Она спасла нас. Я нащупываю ее руку и сжимаю, принимая боль с благодарностью. Я жив. Мы живы.
— Я здесь, — говорю я ей слова, которые приходят откуда-то из темной глубины моего разума. — Я здесь, Инетис, я здесь.
И она пожимает мою руку в ответ.
Я поднимаюсь. Крики по-прежнему отдаются у меня в ушах, но теперь они другие. Я слышу звуки боя снаружи и внутри, но теперь и они другие.
Зеленые и смуглые фигуры застыли, готовые напасть — но им уже не суждено напасть никогда, не суждено больше убить ни одного человека.
— Я не смогла убить их, — говорит мне Инетис, когда я медленно подхожу к одной из фигур, той, что занесла меч над самой Инетис. — Я больше не хочу убивать…
Она не может, но я смогу.
Я поднимаю с пола выпавший из руки смуглокожего воина меч и приказываю Инетис, Л’Афалии и Избранному закрыть глаза.
Вскоре все оказывается кончено.
Все воины неприятеля — отсюда и насколько хватило глаз, замерзли. Они разлетаются на мелкие кусочки от единственного удара меча, и девушкам-лекаркам остается только собрать эту груду зелено-коричневого отвратительного снега и вынести из дома. Я приказываю сжечь эти останки, предать огню эту заразную плоть, не разбирая, зеленую ли или смуглую. Я помню слова Избранного о том, что весной из погребенных под снегом тел полезут шмису. Я приказываю передать всем, разнести по Асморанте весть о том, что тела врагов надлежит сжигать, чтобы Цветущую долину не постиг страшный мор.
Но я знаю, что слова
