— Тогда я хочу пожелать тебе в утешение, Гимли, — сказал эльф, — пройти войну невредимым и вернуться, чтобы снова их увидеть. Только не рассказывай всего своим родичам! Судя по всему, дела для них там почти нет. Может быть, люди этой страны поступают мудро, держа язык за зубами: одна семья прилежных гномов с молотами и долотами может напортить больше, чем они сделали.
— Нет, ты не понял, — возразил Гимли. — Ни один гном не останется равнодушным к подобной красоте. Никто из племени Дарина не станет разрабатывать в этих пещерах камни и жилы, даже если в них можно найти алмазы и золото. Станешь ли ты рубить стоящую в весеннем цвету рощу на дрова? Мы бы ухаживали за этими полянами цветущего камня, а не раскапывали их. С осторожным искусством, удар за ударом, быть может, откалывая за весь волнительный день не более кусочка скалы, так мы способны работать, и когда минуют годы, мы откроем новые пути и покажем дальние, ещё тёмные палаты, угадываемые пока лишь как пустоты за трещинами в скале. И светильники, Леголас! Мы сделали бы светильники, лампы, какие сияли некогда в Казад-думе; и тогда мы прогнали бы прочь ночь, которая лежала там с тех пор, как возникли горы, а когда захотим отдохнуть, мы позволили бы ночи вернуться.
— Ты растрогал меня, Гимли, — сказал Леголас. — Я никогда не слышал ещё, чтобы ты говорил так, как сейчас. Ты почти заставил меня пожалеть, что я не видел этих пещер. Ладно! Давай договоримся: если мы оба благополучно выберемся из ожидающих нас опасностей, мы ещё некоторое время постранствуем вместе. Ты навестишь Фангорн вместе со мной, а потом я пойду с тобой смотреть Теснину Хельма.
— Не такой обратный путь я выбрал бы, — отозвался Гимли. — Но перенесу как-нибудь Фангорн, если ты пообещаешь мне вернуться в пещеры и разделить их чудеса вместе со мной.
— Обещаю тебе, — ответил Леголас. — Но увы! Сейчас нам придётся оставить на время и пещеры, и лес. Смотри! Мы приблизились к концу деревьев. Далеко ли до Скальбурга, Гэндальф?
— Около пятнадцати лиг для ворон Сарумана, — ответил Гэндальф. — Пять от устья Теснинного ущелья до Бродов и ещё десять от Бродов до ворот Скальбурга. Но мы не проскачем весь путь этой ночью.
— А когда мы попадём туда, что мы увидим? — спросил Гимли. — Ты, наверное, знаешь, а я даже предположить не могу.
— Я сам толком не знаю, — ответил маг. — Я был там вчера в начале ночи, а с тех пор много чего могло произойти. Но я думаю, что ты не назовёшь путешествие напрасным, несмотря на то, что позади остались Сверкающие Пещеры Агларонда.
Наконец отряд выехал из-под деревьев; они оказались в нижнем конце Ущелья, где дорога из Теснины Хельма разветвлялась — один путь вёл на восток, в Эдорас, а другой на север, к Бродам Скальтока. Когда они покинули полог леса, Леголас задержался, оглянулся с сожалением и вдруг внезапно вскрикнул.
— Там глаза! — сказал он. — И тени ветвей выглядывают глаза! Я никогда прежде не видел таких глаз.
Остальные, захваченные врасплох его криком, остановились и обернулись, а Леголас совсем повернул было назад.
— Нет, нет! — закричал Гимли. — Делай, что хочешь, в своем безумии, но сначала дай мне слезть с лошади! Я не хочу видеть никаких глаз!
— Стой, Леголас, Зелёный Листок! — остановил его Гэндальф. — Не возвращайся в лес, не сейчас. Твоё время ещё не пришло.
Пока он говорил, из-за деревьев выступили вперёд три странные фигуры. Они были ростом с троллей, двенадцати или более футов высотой, их сильные тела, прямые, как молодые деревья, казалось, были покрыты тесно прилегающей одеждой или кожей серого и бурого цвета. Их конечности были длинными, а руки имели много пальцев, волосы густы и жёстки, а бороды серо-зелёные, как мох. Глаза их были спокойны и серьёзны, но смотрели они не на всадников: их взгляд был обращён к северу. Внезапно они поднесли свои длинные руки ко ртам и послали вдаль звенящий клич, чистый, как звук рога, но более музыкальный и разнообразный. На зов ответили, и, ещё раз обернувшись, всадники увидели других таких же существ, которые приближались, широко шагая по траве. Они быстро надвигались с севера, покачиваясь, подобно идущей по болоту цапле, но не с её скоростью, так как их ноги несли их гораздо быстрее, чем крылья цаплю. Всадники громко закричали от изумления, и некоторые положили руки на рукояти мечей.
— Вам не понадобится оружие, — сказал Гэндальф. — Это просто пастухи. Они не враги, и, говоря по правде, им вообще нет до нас никакого дела.
Так, по-видимому, и было, поскольку, пока он говорил, высокие существа, и не взглянув на всадников, вошли в лес и исчезли.
— Пастухи! — сказал Теоден. — А где их стада? Кто они, Гэндальф? Потому что ясно, что для тебя, во всяком случае, они не в диковинку.
— Это пастухи деревьев, — ответил Гэндальф. — Давно уж не слушал ты сказок у камина, не так ли? Однако в твоей стране есть дети, которые из спутанного клубка рассказов могут вытянуть ответ на твой вопрос. Ты видел энтов, о, герцог, энтов из Леса Фангорна, который на вашем языке называется Энтов лес, Энтвуд. Или ты думал, что это название было придумано просто так? Нет, Теоден, напротив: это вы для них лишь мимолётная повесть, а все годы от Эорла Младшего до Теодена Старшего лишь краткий промежуток для них, и очень мало значат все деяния твоего дома.
Герцог безмолвствовал.
— Энты! — произнёс он наконец. — Кажется, я начинаю с помощью древних легенд немного понимать чудо с деревьями. Мне довелось дожить до странных дней. Долго заботились мы о наших животных и полях, строили дома, изготовляли орудия или скакали на помощь Минас Тириту, и это мы называли жизнью людей и обычным ходом мира. Нас мало заботило то, что лежит за пределами нашей страны. У нас были песни, повествующие об этом, но мы забыли их, продолжая по привычке напевать только детям. А ныне эти песни странным образом вошли в нашу жизнь, и персонажи их воочию явились под солнцем.
— Ты должен радоваться, герцог Теоден, — сказал Гэндальф. — Вы не одиноки, даже если не знаете своих союзников. Ибо ныне опасность грозит не только короткой человеческой жизни, но и жизни таких существ, которых вы считали только легендой.
— И одновременно мне следует печалиться, — отозвался Теоден. — Ведь, как бы ни повернулось военное счастье, разве не может кончиться тем, что многое дивное и прекрасное навсегда исчезнет из Средиземья?
— Может, — ответил Гэндальф. — Зло Саурона нельзя загладить полностью или сделать так, как если бы его и не было. Но такова наша судьба. Продолжим же теперь начатый нами путь!
Отряд повернулся спинами к Ущелью и лесу и взял путь на Броды. Леголас последовал за ними с неохотой. Солнце садилось. Оно уже опустилось за горизонт, но, выехав из тени холмов, они посмотрели на запад, к Ущелью Ристании, и увидели красное небо и летящие облака, низ которых был окрашен в цвет пожара. И на фоне их тёмными пятнами вилось и кружилось много чернокрылых птиц. Некоторые с печальными криками пронеслись над их головами, возвращаясь в свои гнёзда на скалах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
