Джо взяла его за руку и повторила: «Пишут. Скажи, - она помолчала, - а если бы ты уговорил их
рожать, когда ты в Лондон ездил - все по-другому бы сложилось?»
Иосиф покачал головой. «Мне сэр Ричард прислал письмо, очень подробное. И вскрытие они тоже
делали, Майкл согласился. Насчет ребенка я был прав, а приращение плаценты - этого сейчас
никто определить не может. Пока мы не найдем способ заглянуть внутрь тела человека...- он
развел руками.
-Бедная Дебора, - тихо заметила Джо. «Ничего, я с ней буду, помогу ей. А вы, - она велела мужу, -
вы возвращайтесь».
-Там все просто будет, - усмехнулся Иосиф, - мы займем Москву, царь Александр капитулирует...,
Хануку уже дома встретим.
Он вспомнил, как Теодор и Ханеле рассказывали ему о зиме в России, и отогнал эти мысли.
«Осенью мы уже будем в Москве, - услышал он уверенный голос Наполеона, - мне принесут ключи
от города, и Александр встанет на колени. Я, его, конечно, оставлю на троне - он неплохой
правитель, просвещенный, да и русские не примут царя-француза. С условием, что он проведет
реформы, конечно. Избавится от рабства, введет современное законодательство, уравняет в
правах евреев, - Наполеон поморщился и Иосиф понял: «О Ханеле думает. Действительно, что за
средневековье - она должна всякий раз просить разрешения, чтобы за пределы губернии выехать.
Не то, чтобы она куда-то ездила, конечно. Сидит на своей мельнице, и с дочкой занимается, но все
равно...».
-А куда мы? - спросил он у Джо. Та томно потянулась: «В Схевенинген, дорогой мой. Пусть Давид и
Дебора вместе побудут, перед походом».
-А мы? - весело поинтересовался Иосиф. «С внуком будем возиться?»
-Будем, - в ее светло-голубых глазах играл смех. «А если у тебя еще силы останутся...- Джо
улыбнулась.
-Останутся, - заверил ее Иосиф и пробормотал: «Когда уже паровые суда введут в обиход, надоело
зависеть от ветра!»
-Торопишься, - утвердительно заметила Джо и он согласился: «Тороплюсь, дорогая жена». Она
села к рулю, а Иосиф подумал: «Хоть бы Эстер написала. С Песаха ничего слышно не было. Только
и сказала, что Хаим после ранения выздоравливает. И все. Будем надеяться, не станут они воевать
с Англией. Хотя Наполеону это на руку было бы, конечно».
Уже в Схевенингене, сидя с кружкой пива, смотря на то, как Шмуэль возится в белом песке, Иосиф
сказал: «Джо..., Твой брат, если что случится - позаботится о вас. И Давид тоже, если он жив
останется».
Она оглянулась, - вокруг никого не было. Достав из кармана жакета шкатулку с сигарами, чиркнув
кресалом, жена сердито ответила: «Ничего не случится, и молчи о таком, понятно?»
Иосиф посмотрел на упрямо сжатые, тонкие губы жены. Ласково коснувшись седины на ее виске,
он вздохнул: «Не буду. Его величество, кстати, не хочет воевать с Англией».
-Это пока, - мрачно заметила Джо, затягиваясь. «Пока у него Россия впереди. А потом...- она
махнула рукой. Передав ему сигарку, жена пошла к внуку. Джо водила мальчика за руки по
мелкой, теплой воде. Шмуэль весело смеялся, а Иосиф курил, смотря на них - освещенных
утренним, ласковым солнцем.
Дебора подняла голову с плеча мужа. Зевнув, посмотрев на часы, что стояли на камине, женщина
ужаснулась: «Завтрак! Сейчас все вернутся!»
Давид усмехнулся и обнял ее: «У Мишеля есть ключи, хлеб он сумеет нарезать и сыр тоже. Потом
мы спустимся, разожжем плиту и сварим кофе».
-Потом? - она поцеловала его куда-то в ухо. Дебора, погрустнев, погладила шрам на смуглой,
сильной руке: «Ты, только, пожалуйста, не ползай сам за ранеными. Санитары же есть».
-Там оперировать надо было, прямо на поле, - вздохнул Давид. «Что делать, бывает такое, любовь
моя».
Дебора помолчала и страстно проговорила: «Если бы женщин брали в армию! Не врачами, ладно,
пусть санитарками. Я бы с тобой пошла».
Давид подумал: «И, правда, что за косность? Дебора отменно оперирует, я сам видел. У нее
твердая рука, и вообще она такой же врач, как и я. Только что диплома никогда не получит.
Женщины ведь не могут поступать в университеты. Ну и зря».
-Папа твой рассказывал, - упрямо продолжила Дебора, - что в Германии, в прошлом веке, была
женщина, доктор Эркслебен. Ей сам Фридрих Великий разрешил в университете учиться. А доктор
Басси преподавала физику, в Болонье. Только их так мало, таких женщин...- Дебора замолчала.
Давид, целуя ее, твердо сказал: «Для меня ты врач. И мама твоя, и тетя Эстер. И так будет всегда.
Иди ко мне».
Он целовал ее лазоревые глаза и вдруг, горько, попросил: «Господи, сделай так, чтобы мы больше
не воевали. Хватит уже. И папа..., Ведь ему седьмой десяток, а он все равно с нами отправляется.
Хотя его величество, конечно, папу никуда не отпустит. Да и в Европе мало таких хирургов, как
он».
Внизу, Мишель, насвистывая, накрывал на стол.
-Здесь, - довольно подумал юноша, заходя в кладовку, - лучше еда, чем на постоялом дворе. И
хлеб тетя Джо такой печет, что и в Париже еще поискать.
Квартира на набережной Августинок стояла закрытой. Мишелю удавалось там переночевать всего
несколько раз в год. Во дворце Тюильри у него была походная койка - в маленькой комнате для
адъютантов. Однако алмаз он отказался оставлять в банке - как его ни уговаривал Иосиф. «Будет со
мной, - твердо сказал Мишель, - а если меня убьют, - он развел руками, - что же делать».
Наполеон, увидев кольцо, повертел его в руках: «Красивый камень, но не для армейской жизни».
-Я его и не ношу, ваше величество, - покраснел Мишель, - он вообще для женских пальцев.
Наполеон рассмеялся: «Может, и встретишь, кого-нибудь. Хотя с нашими походами, на это
надежды мало.
-Встречу, - тогда упрямо, повторил себе Мишель. Он посмотрел на холодную плиту и грустно
подумал: «Не будить же их, а самому разжигать нельзя, я помню. Повезло Давиду, и жена у него
замечательная, и сын..., И у меня тоже семья появится, мне ведь всего двадцать три».
Он раскрыл дверь в сад, и, присев на пороге, затянулся сигарой. «Папа не пойдет воевать, - твердо
сказал Мишель. «Ему шестьдесят два, он ученый, он давно в отставке..., И Петька не пойдет, ему
семнадцать, какая армия! Вот и хорошо».
Письма от родителей он получал окольными путями. Наполеон, возвращаясь в Белосток, всегда
протягивал ему конверт и подмигивал: «Еврейская почта, капитан де Лу. Чтобы мы без нее
делали». Отец писал своему другу, раввину Шнеуру Залману, а тот переправлял письма Ханеле.
Мишель знал, что отец преподает в Горной Школе, а мать - в театральной, что Петька заканчивает
кадетский корпус и собирается поступать в военное инженерное училище.
-Все равно, - напомнил себе Мишель, - все равно, папа и мама, разумные люди. У них никогда
крепостных не было, они против этого. А его величество собирается настоять на отмене рабства.
Они поймут, не могут не понять..., И мы не будем атаковать Санкт-Петербург, до Москвы дойдем, и
на этом все закончится».
Дверь стукнула, и он услышал голос Джо: «Бедный мальчик! Сидит, и даже кофе не выпил. Что же
ты Давида с Деборой не разбудил?».
Мишель поднялся и, покраснев, что-то пробормотал.
-Мишель! - радостно сказал ребенок и потребовал: «Играть!».
Он подхватил Шмуэля на руки. Джо ласково добавила: «Сейчас плиту разожгу и все сделаю. Иосиф
лодку разгружает. Мы по дороге на ферму господина Ламма заехали, молоко взяли, масло, сыр...».
Над шпилем Аудекерк повисло закатное солнце, в прозрачном, высоком небе метались чайки.
Давид перегнулся в седле и поцеловал мягкую щечку сына: «Вы ждите, милые. Зимой увидимся».
-Папа со мной! - капризно заявил мальчик, но Джо забрала его у невестки и пощекотала: «Завтра с
тобой опять на лодочке покатаемся».
Он проводила глазами мужа и сына, - Мишель ехал рядом с ними. Дебора подумала, глядя на
решительный подбородок свекрови: «Дядя Иосиф уже шестнадцать лет воюет. И шестнадцать лет
она его ждет. А у меня всего пять. Я привыкну».
Джо обняла невестку: «Пошли, чаю выпьем, и ложись, ты, - она подмигнула Деборе, - как вы с
Давидом к обеду спустились, так до сих пор зеваешь».
Дебора покраснела. Джо, подтолкнув ее к двери, вздохнула: «Будем их ждать».
Бостон
Мораг прошла по свежему, пахнущему краской коридору. Доктор Картер, распахнув перед ней
дверь, гордо сказал: «Прошу, миссис Бенджамин-Вулф. Пять палат для рожениц, отдельный зал
для операций, помещение для младенцев..., Все отлично оборудовано, спасибо вам большое. Мы
бы, конечно, назвали бы это крыло в честь вашей семьи...»
Мораг заглянула во все комнаты. Подняв нежную ладонь, она ответила: «Нет, доктор Картер. Нам
достаточно того, что женщины и дети теперь будут в хороших условиях». Мораг еще раз
