И ответ пришел. Ответ столь очевидный, столь ясный, что было удивительно, почему он искал его так долго.
Шарп жив. Он не попал в плен и не прохлаждается в темнице Гавилгура, а рыщет по британскому лагерю, отыскивая и убивая своих врагов. И это означало, что у него, Хейксвилла, есть только один выход, только одно место, где он будет в безопасности, где Шарп его не найдет. Надо бежать в крепость. По лагерю ходили слухи, что Гавилгур сильно укреплен, что штурм будет кровавый и, вполне вероятно, завершится неудачей. Но даже если крепость и падет, можно объяснить, что он просто попал в плен. Впрочем, так далеко в будущее Хейксвилл не заглядывал. Сейчас он хотел только одного: оказаться как можно дальше от Шарпа. Приняв решение, сержант повернул на юг, вниз по склону холма, а спустившись, вскочил и что было духу помчался к темным стенам через повисший над землей плотный тошнотворный пороховой дым.
Он пролетел мимо водохранилища, пронесся по дороге и повернул налево, к вырисовывающемуся в темноте силуэту воротной башни. И там, добежав, ударил кулаком в массивные, обитые железом ворота.
Никто не ответил.
Хейксвилл снова постучал, на сей раз прикладом мушкета, а потом принялся колотить изо всех сил, раз за разом оглядываясь, словно оттуда, из темноты, могла в любую секунду протянуться беспощадная рука мстителя. Наконец его услышали. Маленькая дверь слева от ворот открылась, и в проеме появился факел.
— Я дезертир! — прошептал Хейксвилл. — Я перешел на вашу сторону!
Руки схватили сержанта и затащили внутрь. Укрепленный высоко на стене факел позволял разглядеть узкий коридорчик, мощные укрепления и темные лица людей, которые взяли его в плен.
— Я на вашей стороне! — снова крикнул Хейксвилл. Дверь за его спиной со стуком закрылась. Лязгнул запор. Кто-то забрал у него мушкет. — Я на вашей стороне!
По вымощенной каменными плитами дорожке шел высокий мужчина с сухощавым, изрезанным морщинами лицом.
— Кто вы? — спросил незнакомец по-английски.
— Я готов драться за вас, сэр. Желаю и умею, сэр. Старый солдат, сэр.
— Меня зовут Ману Баппу, — певучим голосом сказал индиец, — и я здесь командую.
— Очень хорошо, сэр. То есть сахиб. Очень хорошо, сахиб. — Хейксвилл вытянулся в струнку, задрал подбородок и выпятил грудь. — Хейксвилл, сэр. Таково мое имя. Сержант Обадайя Хейксвилл.
Ману Баппу задумчиво смотрел на красномундирника. Дезертиров он не любил. Кто изменил одному флагу, может так же легко изменить и другому. Предателю доверять нельзя. Однако новость о перебежчике из вражеского лагеря придаст уверенности гарнизону. Нет, все же лучше сохранить ему жизнь и явить всем как пример упадка боевого духа неприятеля, чем расстрелять на месте.
— Отведите его к полковнику Додду, — распорядился он. — И верните мушкет. Он на нашей стороне.
Так Хейксвилл оказался в Гавилгуре. Среди врагов. Зато в безопасности, вдали от ужаса, превратившего жизнь в нежданный кошмар.
Он спасся от Шарпа.
Глава восьмая
Работавшие на установке габионов саперы были слишком возбуждены, чтобы уснуть, а потому собрались у двух дымящих костров обменяться впечатлениями. Смех их то замирал, уносимый ветром, то вспыхивал с неожиданной силой. Довольный проделанной работой, майор Стокс выставил в качестве награды три кувшина с араком, и они тут же пошли по кругу.
Некоторое время Шарп с завистью наблюдал за этим небольшим праздником из лагеря Сьюда Севаджи, потом направился к маленькой палатке, перед входом в которую стащил с себя позаимствованную индийскую одежду. В темноте он споткнулся о Клер. Разбуженная сначала артиллерийской канонадой, потом веселыми голосами саперов, девушка привстала, вытянула руку и наткнулась на обнаженную плоть.
— Вы разделись! — испуганно вскрикнула она.
— Не совсем, — ответил Шарп и поспешно добавил: — Просто одежда промокла. Пришлось снять. Не хотел пачкать постель. Но ты не бойся, рубашка на мне.
— А что, разве шел дождь? Я и не слышала.
— Не дождь. Измазался кровью. — Он сунул руку под одеяло, которое тоже взял у Севаджи, и нащупал мешок Торранса.
Клер услышала негромкое постукивание.
— Что это?
— Ничего. Просто камешки.
Шарп пересыпал в сумку двадцать камней, которые забрал у Кендрика и Лоури, спрятал сумку под одеяло и лег сам. Может быть, и не все, но большую часть драгоценностей он вернул. Рядовые даже не потрудились как следует спрятать добычу, например зашить в одежду, и держали камни в карманах. Его одолевала усталость, да и тело еще не отошло от побоев. Было больно дышать, ныли синяки, шатался зуб.
— Что там случилось? — полюбопытствовала Клер.
— Ничего особенного. Саперы устанавливали габионы. Утром начнут оборудовать позиции, устраивать склады, а завтра к вечеру подтянут пушки.
— А что случилось с тобой? — подкорректировала вопрос Клер.
Шарп немного помолчал, прежде чем ответить.
— Искал старых друзей.
Искал, да вот только Хейксвилла, черт бы его подрал, так и не нашел. И теперь этот ублюдок будет осторожен вдвойне. Ну да ничего, рано или поздно шанс еще представится. Шарп усмехнулся, вспомнив испуганный голос Морриса. Капитан всегда был таким: придирался к солдатам и пресмыкался перед старшими. Дрянной человек.
— Ты кого-то убил?
— Двоих, — признался Шарп. — А должен был троих.
— Почему?
Он вздохнул.
— Потому что они были плохими людьми. — Объяснение получилось уж слишком простое, но, пожалуй, верное. — И еще, потому что пытались убить меня. К тому же ограбили. Ты их, наверно, знаешь. Кендрик и Лоури.
— Они были такие неприятные… мерзкие… — тихо проговорила она. — И постоянно на меня пялились.
— Ну, милая, за это я бы их винить не стал. Клер ненадолго умолкла. Смех понемногу затихал, солдаты расходились по палаткам. Ветер, прошмыгнув под клапан, принес с перешейка, где еще тлела сухая трава, запах сгоревшего пороха.
— Все пошло не так, да? — грустно спросила девушка.
— Поправим.
— Ты, может, и поправишь.
Она снова замолчала и, показалось Шарпу, заплакала.
— Я отвезу тебя домой, в Мадрас.
— И что я там буду делать?
— Все будет в порядке, девочка. Я дам тебе парочку моих волшебных камешков.
— Чего я хочу, — прошептала она, — так это вернуться домой. Но такое путешествие мне не по карману.
— Выйди замуж за солдата, — посоветовал Шарп, — и он отвезет тебя домой.
Вспомнился Элай Локхарт, так восхищавшийся Клер издалека. Они бы, пожалуй, подошли друг другу.
Она и вправду плакала, тихо-тихо.
— Торранс говорил, что оплатит мне дорогу домой, когда я рассчитаюсь с долгами.
— И ты поверила? Он заставил тебя отрабатывать дорогу в одну сторону, так с какой стати давать тебе деньги на возвращение? Мерзавец и обманщик.
— Сначала капитан показался таким добрым.
— Мы все такие. Ласковые, как пушинка, когда впервые видим женщину, а как получим свое, так все и меняется. Хотя… не знаю. Может быть, и не каждый раз.
— Мой Чарли был не такой.
— Чарли? Твой муж?
— Да. Он всегда был добр ко мне.
Шарп откинулся на спину. Сквозь прохудившийся брезент палатки проглядывали мигающие огоньки гаснущих костров. Если пойдет дождь, подумал он, одежда промокнет насквозь.
— Люди есть всякие, и плохие, и хорошие.
— А ты какой? — спросила Клер.
— Думаю, хороший. Только… Трудно сказать. Каждый раз, когда я попадаю в какие-нибудь неприятности, выход всегда оказывается лишь один. Драться. Я умею драться. Умею хорошо. А все остальное…
— Так ты этого хочешь? Драться?
— Чего я хочу, то один Бог знает. — Он негромко рассмеялся. — Хотел стать офицером. Так сильно хотел, как ничего другого в жизни! Даже во сне себя офицером видел! Ей-богу! Иногда мне казалось, что я умру, если не стану офицером. Ну и вот. Мечта сбылась. Сон стал явью. А я думаю, и зачем только мне это было так надо? — Шарп помолчал. За палаткой негромко простучали копыта. — Кое-кто пытается убедить меня уйти из армии. Продать должность, понимаешь? Я им не нужен. Меня здесь не хотят.
— Почему?
— Потому, девочка, что я не их круга. Грязный и вонючий.
— Так ты хочешь уйти?
Он пожал плечами.
— Не хочу. Понимаешь, это что-то вроде клуба. Общество. Я им не подхожу, вот они и стараются меня вытолкать. Ну ладно, уйду, а что потом? Вдруг захочется вернуться? Пробиваться назад? В общем, я и сам толком не знаю, ради чего держусь. Посмотрим, может, в стрелках будет по-другому. В любом случае, пока не увижу, не уйду.
— Значит, хочешь и дальше драться?
— В этом я мастер. И мне нравится драться. Знаю, хвастать тут вроде бы нечем, но для меня ни в чем больше такого удовольствия нет.