Дэн выдохнул, затушил окурок в пепельнице и тут же прикурил новую сигарету.
— Что это было я не знаю. Может и с головой что–то, — руки у парня ходили ходуном.
Игорь с Олегом опять переглянулись. Игорь встал, зашел Дэну за спину и положил ему руки на плечи.
— Спокойно, спокойно, — буквально зажурчал его голос, когда он склонился над парнем, который был явно не в своей тарелке.
Дэн и впрямь вел себя так, как будто увидел лично сатану. Глаза бегали, руки мелко дрожали, он даже не сразу попадал сигаретой в рот. Вообще было такое ощущение, что он все больше впадал в панику.
Игорь посерьезнел лицом и, положив руки на голову парня сзади, поместил большие пальцы в ямку на затылке. Прикрыв глаза, он простоял так некоторое время. В кухне воцарилась тишина, в которой раздавалось тяжелое дыхание рассказчика. Постепенно он успокоился, задышал ровно, руки, хоть еще и подрагивающие, перестали делать суетливые движения. Глаза закрылись, казалось, он уснул. Игорь убрал руки, обошел стол и сел обратно на свое место.
Дэн открыл глаза, с удивлением посмотрел на почти докуренную сигарету и продолжил, как будто ничего и не случилось:
— Я никогда такого не видел, — отчаянно жестикулируя, но тихо говорил он. — Звезды. Они… Они будто… Будто что–то начало их втягивать, засасывать. Или нет, словно небо, как бумажку с наколотыми на них звездами, стали сворачивать кульком…
Парень помолчал.
— Не знаю я короче! — неожиданно громко произнес он. — Я в жизни такого не видел!!
Он замолчал.
— Лежу, — еле слышно, сипло продолжил он. — А небе черное, как потолок в подвале. А по телу мурашки бегают. И будто столбняк хватил, словно все тело заморозили, не шевельнуться. Потом словно включили меня.
Парень провел ладонью по лицу, будто вытирая воду.
— Я так из положения лежа и рванул. Вот, — Он показал ладони, все исцарапанные и с несколькими уже заживающими, но серьезными ранами. — Руки в кровь, колени тоже. Испугался я!
Он опять неожиданно резко повысил голос.
— Да что там испугался! Я даже не помню, как я бежал! — парень тяжело дышал, словно бежал только что. — Только деревья перед глазами мелькали. И еще этот звон!
Дэн зажал уши руками.
— Казалось он повсюду! И звенит, звенит! Мне даже сейчас он иногда мерещиться, — парень замолчал.
Довольно долго так и сидели, молча. Наконец, Дэн мотнул головой и вновь заговорил:
— Очнулся я у каких–то ворот. Деревянных. Знаете, такие, как в деревнях. Они были приоткрыты. Я посмотрел на небо, а оно было таким же черным, ни единой звезды. Кое–как встал.
Дэн встал подошел к окну, посмотрел на уже темнеющее небо.
— Я с тех пор ночью себя не очень чувствую. Без света, веришь нет, спать боюсь, — сказал он, будто разговаривал не с живыми людьми, а так, с воображаемыми. — Мне кажется, что в темных углах кто–то шевелиться. Чушь конечно, но ничего поделать с собой не могу. Так вот.
Он сел обратно, снова достал сигарету.
— Вы будете смеяться, но эти ворота стояли посреди леса. Вот так, — он прикурил, затянулся и, выпустив дым, взмахнул рукой, с зажатой в ней сигаретой. — Тупо, посреди чаши. Два столба врытые в землю, между ними две створки. Это я понял, когда через них прошел. Не знаю, может, там раньше дом стоял, я ничего не заметил, темно было, да и я как–то не в том состоянии был.
Он снова затянулся, но уже спокойнее.
— От ворот тропинка шла. То есть я думаю… Короче, я как–то понял, куда надо идти. И пошел. Вышел на дорогу. Недолго думая, свернул налево. Почему не знаю, а тогда я просто не подумал. Это как если в своей квартире, даже в потемках, все равно сориентируешься. Иду, смотрю, кто–то стоит. Ближе подошел. Смотрю парень, лет, ну шестнадцати, от силы. Стоит, улыбается…
Игорь сидящий напротив, прикрыл глаза…
* * *
— Здрав будь, — улыбнулся паренек, в странной, добела застиранной одежде. — Что, заблудился?
Дэн оторопело взглянул на него и кивнул, не спуская глаз.
— Ну, пойдем, я тебя человеку знающему покажу, — сказал парень, все также улыбаясь. — Вон ты где–то голову как рассадил.
Улыбка у него была открытой, честной. Простой. Так улыбается человек, у которого нет ничего дурного за душой. Так дети улыбаются. Денис потоптался. Да и двинул вслед за парнем.
— А что это за деревня? — спросил он, когда они вышли из леса, недалеко от околицы какого–то поселения. Крыши домов виднелись на фоне уже светлого неба.
— Лягушино, — ответил паренек, снова растянув губы.
— Ага, — пробормотал я.
Они подошли к крайним домам. Они стояли заколоченными, черные, словно закопченные.
— Никто не живет? — кивнул на них Денис.
— Уехали, — ответил паренек.
Вдали, чуть не на другом конце деревеньки, виднелись фигуры нескольких человек. Двое из них явно были женщинами (в платьях потому как). Несмотря на расстояние, Денису показалось, что они смотрят на них.
Они подошли к большому высокому дому. На крыше у него стоял флюгер в виде петуха. И красиво так сделан, будто настоящий петух сидел на жердочке, по крайней мере, так казалось снизу.
— Красиво, — не удержался от оценки вслух Денис.
Паренек тоже посмотрел вверх и гордо сказал:
— Это я сделал.
Внутри изба казалась еще больше, чем снаружи. Провожатый усадил Дениса на лавку со словами:
— Сейчас тебя попользуют, — он продолжал улыбаться. — Подожди здесь.
Денис кивнул и паренек вышел, скрипнув дверью…
… На дворе звонко заголосил петух. Денис открыл глаза, некоторое время он соображал, где это он, а потом рывком сел. Сморило видать. Лежал он на той самой лавке, на которой и сидел. От резкого движения заболела голова.
За занавеской кто–то шебуршился, слышалось шуршание.
— Здрасте! — громко сказал парень.
— О, проснулся! — в горницу вышла женщина, лет сорока на вид, крепко сбитая, но не полная, в странном платье, сарафан вроде такие называются. Черные, как смоль, волосы были убраны в толстую косу, лежащую на плече.
— Я уж думала, до вечера ты почивать приноровился.
Она вновь ушла за занавеску, а вернулась с румяным пирогом на деревянной подложке. Поставив его на стол, она подошла к Денису.
— Давай поглядим твою голову, — сказала женщина, не допускающим возражения голосом.
Денис покорно подставил требуемое.
— Знатно ты ее приложил, — сказала женщина. — придется стричь.
— А-а…
— Помолчи. Что волос жалеешь что–ли?
— Э-э… нет, но…
— Вот и все. Давай ешь, а я пока баню истоплю. Только руки помой.
Она показала на деревянный! тазик возле двери и висящее рядом полотенце.
Пирог был дивно вкусен. Рыбный. Денис и не заметил, как смолотил его, запивая молоком из настоящей, глиняной крынки. Доев последний кусок, он оглядел горку костей и понял, что объелся. Отдуваясь, он вышел во двор. Тут его опять замутило, голова закружилась и он, чтобы не выдать все что съел, и не упасть, буквально упал на какой–то чурбан рядом со входом.
— Ты чего вышел? — раздался нал ухом женский голос.
— Так, это… Мне бы…
— Мужики, — вздохнула женщина. — Только отлегло, уже опять поскакал.
Денис щурясь, сидел на полке, в бане. Рядом, в, опять же деревянном, ведре, заваривался в кипятке, словно чай, веник.
Внезапно дверь отворилась и в баню вошла хозяйка.
— Э-э …, — только и выдавил ошарашенный парень.
— Че расселся? Давай ложись, — женщина была в хоть и глухом, но в тонком каком–то платье.
Заметив стеснение Дениса, она сдвинула брови и сурово приказала:
— Ну, живо! Да не жмись, что я там не видела!
Парень, ошеломленный напором, покорно лег на полок.
— Как кобелировать, чуть не сами вытаскивают, — ворчала женщина, вытаскивая веник из ведра, и поддавая пару. — А как пользовать начинаешь, стеснение у них видишь!
Она принялась охаживать парня веником. Тот, стиснув зубы, чтоб не заорать, терпел жгучий жар. Не хватало еще опозориться, выскочив из парилки. Правда, временами, Денис едва не терял сознание от одуряющего влажного зноя.
— Так, теперь волосы, — после пытки веником сказала женщина, вытаскивая длинной узкое лезвие.
Осоловелый парень, уже слабо понимающий, чего от него хотят, без разговоров дал себя побрить налысо.
— Давай мойся, — сказала, наконец, мучительница. — Я тя в предбаннике посторожу, чтоб не уморило.
Денис вяло тер себя веревочной мочалкой. Кое–как помывшись, он окатил себя холодной водой и взбодренный задумался. Вся одежда там, а он голый. Но, выглянув из парилки, он никого не обнаружил. Как и своей одежды. Вместо нее лежали потертые, но чистые штаны, из странного белесого материала и такая же рубашка. Денис вышел, сел на лавку. Ткань грубая на ощупь. Ладно, не голым же идти. Он напялил обнову и выглянул наружу. Вечерняя прохлада захолодила лысую голову.
