Елена Фильштинская-Бурвел, Харьков, Колумбус, Огайо:
В поэзии Софии Юзефпольской-Цилосани есть простое и сложное, видимое и невидимое, осязаемое и неосязаемое, музыка и шум, гармония и разрушение. Это поход по горной тропе, устланной нагромождением горных глыб, трудный подъем вверх… И вдруг озарение, огромное, дух захватывающее пространство, Храм под открытым небом, где Птица – бог и Тишина – хозяин. И она, София-художник, София-поэт – маленькая слуга огромного мироздания, несущая нам через свою поэзию магию Космоса.
София – не танцор, не живописец, не музыкант… Но своей вездесущей поэтической душой она проникла в тончайшие нюансы этих искусств и создала своеобразную симфонию, написанную словами. Рахманинов в ее стихах звучит по-рахманиновски и Шопен – по-шопеновски. А Плисецкая исполняет лишь ей присущий танец.
И в движении рук по кругуПо сцене течет орган.Майя Плисецкая никогда не танцуетМилых нимф, нимфеточек, дам.
Майя Плисецкая никогда не станцуетЖизель. Танцует – Жизнь!Дух и правда – не могут сойти с ума.Лебедь есть путь,Есть – мысль.
Павел Голушко, Минск, Стокгольм:
Нельзя сказать коротко о творчестве Софии Юзефпольской-Цилосани…
Если в вашей жизни не было расставаний или вы привыкли к пустым фантикам многих современных авторов, отложите эту книгу – она не для вас.
Эта книга – для думающего читателя, не разучившегося мечтать, гордящегося самостоятельностью своего существования в этом мире.
София позволяет читателю быть рядом, показывает ему происходящее и в то же время разрешает каждому видеть и оценивать его по-своему, это дорогого стоит…
«…Гербарий засушить, разгладить утюгом, живя в календаре осеннего распада…»
Часто взгляд замирает на ее строках, мысль рисует образы пережитого тобой, и ты понимаешь, что тебе дана возможность вернуться на миг в юность. Вспомнить, что твои детские мечты исполнились, а ты вырос и принял их как должное.
Мне все мечталось: утонуть, забыться, сгинуть,напрасно:мы собой меняем берега.Как календарную страницу перекинуть,так просто время распахнуть, струясь через века.
Так переверните эту страницу и наслаждайтесь образами. И не скрывайте слезы, не стесняйтесь их…
Вызываю тебя, дух облупленной детской вещи!
«Поэзия есть вещество, имеющее вкус…»
Поэзия есть вещество, имеющее вкус.И ветер. Вес Слезы – над полем, злак – за знаком;толчок судьбы – под дых, дрожанье слабых руктвоих, держащих мир невнятностей, и маковшершавую волну, и розу, как зрачокнебесного колодца – дно незримосквозь плеск от звездных крыл… На ножке мотылек —в единственном числе солдатик-балеринанесет свой рок. Свой срок. Фонарь горит…В нем оловянный дым – в пробирке-стебелечке.В нем варятся мозги. И несказанный свет.И запах гари пробивается – сквозь точки.
Пробуждение
Мир зеркален, и все так чисто,так прозрачно – рукой не тронешь:отражает улыбку листик,отражают огонь ладони.Отражаются пули свистомптиц небесных; дробится ультра —звуком цвет —и на вкус ириской,под язык – все что жгло и смутно,нудно память твою давилои держало в стекле, как из сетки,потечет, станет утро синим,станет мир твой нагим и ветхим.
Ветер створки судьбы откроет,заскрипит у шарманки ручка.Полость осени листья кроют,словно стеклышки в калейдоскопе,ты ж – послушник,о нет – подслушниких зеркальных осенних штучек,тихих маршей, смешных историй.
Лия
Лет двадцать я в пустыне прослужилаколодцем – черни, на цепи – для жаждущих – бадья.Услышь меня, мой верный судия:твой старый Яков все слюбил с меня,своей неизбранной и по-собачьи верной Лии.
Детей произвела, вела бюджетсемейный и народный, в год – по сыну.но от химер пустынных, от теснинышатровой, маеты преклонных лет
меня спасал всегда сестрицын голосокиз леденца под язычком, так жгуч и тонок:колодец, обратившийся в потопиз звездных, теплых незабвенных первых слов:– Рахиль, Рахиль моя, совсем еще ребенок.
Звездочка
C. Ц.
Некоторые печальные рыцари до сих порпринимают ее бледный лик за отраженьегордого величья луны.
– звездочка моя, девочка моя, фейгеле моя– мальчик мой, местечковый мой, грустноглазый мой– девочка моя, фейгеле моя, звездочка моя
1Звездная россыпь; младенческих скрипок из-подокон ее детской памяти, из-под полозьеврадужных санок – звездочки крошечных колокольцевсквозь вой метелей по волжским просторам – в глазкахплавает красный туман советских елочных звездв паре дыханья из замороженных парковрусской зимы ее детства —там – всплески открытых, пронзительно-ярких красок:– звездочка моя, девочка моя, фейгеле моя– мальчик мой, местечковый мой, грустноглазый мой– девочка моя, фейгеле моя, звездочка моя
Чудные спектакли звездных снежинок, поющих натеатральных площадях Петербурга – грациозно, нежнолетящих сквозь волшебные фонари, сквозьмлечный путь гласных, согласных, галактикирусских стихов, обнаруженных еще ранеев шуршащем мраке гниющей, съежившейся осенней листвыжелто-черных полутонов русского декадентства,там – всплески открытых, пронзительно-ярких красок:– звездочка моя, девочка моя, фейгеле моя– мальчик мой, местечковый мой, грустноглазый мой– девочка моя, фейгеле моя, звездочка моя
2Кровянистые звездные иглыбабушкиной рубиновой брошки,пришпиленной к белой грудипервого бального платья – перваякровянистая, беззвездная ночьбледно, тупо и равнодушно взятого,онемевшего тела,та – всплески открытых, пронзительно-ярких красок,плачут тени:– звездочка моя, девочка моя, фейгеле моя– мальчик мой, местечковый мой, грустноглазый мой,– девочка моя, фейгеле моя, звездочка моя
3Звезды молочных капель из бряцающего бидонаТевье молочника под тусклым слабеньким светомприкроватного ночника – над постелью моего одиночестваБлуждающие звезды Шолом-Алейхема, звезды,забродившие кровью предков, выжатые из каждойвиноградины соломоновой Песни Песней, – кровь,танцующая, взрывающаяся в горячем экстазевосторга звездой Давида и льющая, льющаяпрямо в сердце тихий свет милосердья —обещание младенца – звездой Вифлеемской,там всплески открытых, пронзительно-ярких красок:– звездочка моя, девочка моя, фейгеле моя– мальчик мой, местечковый мой, грустноглазый мой– девочка моя, фейгеле моя, звездочка моя
Звезды грудастых розочек добрейшего смеха,выпрыгивающие из-под блестящих каблуков Чарли,растрепанные невесты, летящие сквозь сиреневые звездырассыпающегося цветка на парижских полотнах Шагала,голубиные души звезд у виолончельных ню Модильяни —в лужицах их пустых и бездонных глаз,там – всплески открытых, пронзительно-ярких красок:– звездочка моя, девочка моя, фейгеле моя– мальчик мой, местечковый мой, грустноглазый мой– девочка моя, фейгеле моя, звездочка моя
4Звездные дыры Освенцима – желтый немойшестиконечный ужас, нашитый на грудьнепробудного молчанья вселенной,но и там,за звездными колючками концлагерной проволоки,протянутой сквозь безумный оледеневший космосстраданья,тамтоже всплески открытых, пронзительно-ярких красок,плачут тени:– звездочка моя, девочка моя, фейгеле моя– мальчик мой, местечковый мой, грустноглазый мой– девочка моя, фейгеле моя, звездочка моя
5И вот пока еще не поседело небо с восходомтусклого солнца, не побледнели и окончательноне исчезли звезды с горизонта несостоявшейсявстречи, не погибли среди миллионов летмирового изгнанья родные души,маленькая, она разбивает свои лучина кусочки цветного стекла, чтобы статькалейдоскопом – живой игрушкой —для далекого чужого человека,умирающего на другом конце светаот тоски о несовершенстве созданья,в нем всплески открытых, пронзительно-ярких красок,плачут зеркальные тени:– звездочка моя, девочка моя, фейгеле моя– мальчик мой, местечковый мой, грустноглазый мой,– девочка моя, фейгеле моя, звездочка моя
6Поцарапанное эхо маленькой погибшей звезды, скрипдешевых цветных стекляшек, скрипичное солообманного эха сердца —в местечковой колыбельной свадебного «навечно»,эхо,которое некоторые печальные рыцари до сих пор путаютс шумным величием волн, движимых бледной луной.ди шатн вэйнен:– штернэлэх майн, мэйдэлэх майн, фэйгэлэх майн,– йингэлэх майн, штэтэлэ майн, митн тройрикнойгэлэх майн,– мэйдэлэх майн, фейгеле майн, штернэлэх майнплачут тени,плачут тени.
Дверь
