София Юзефпольская-Цилосани
Страннствия
© Юзефпольская-Цилосани С., текст, 2016
© «Геликон Плюс», оформление, 2016
* * *
Маме, папе, Сани, детям
Моя особая благодарность Юлии Резиной, Михаилу Богомолову, Ксении Корол, Алле Стайнберг и Виктору Давыдову за помощь в отборе стихов, ценные советы в редактировании и выборе названия для этой книги, за бесценную поддержу друзей.
Я видела так много камня, так много моря, волны шипучей.Я видела звезду в подоле, зашитом тьмою, но было лучше,Когда светил из абажура мне на страницуЛишь ангел сказки, по книжке лучик – водил мизинцем.
В судьбе с огромностью суровой, суровой нитьюНе сшить страницу: все то, что в слове – здесь воплотится.
Я видела так много горя – в нем много света.Я видела себя – такою, которой нетуПредела, видела пределы в творенье божьем,И Господа – сквозь дебри плоти – в любом прохожем.
Поэты, прозаики, художники, музыканты о книге «Страннствия»
Юлия Резина, Москва, Нью-Йорк:
Первое знакомство с поэтическим миром Софии Юзефпольской-Цилосани остается впечатляющим драматическим чувством крушения привычных пределов обжитого пространства. Оно сравнимо разве что с провалом в бездну без дна иной мерности во время беспечной летней прогулки, когда замечательный пейзаж василькового поля и такого четкого близкого леса за ним оказывается иллюзией, безупречным миражем. Поэтический поток невероятной мощности, еще не дифференцированный, доречевой гул стиха подхватывает и несет тебя от строки к строке, делая свидетелем, соучастником, сотворцом появления словесной поэтической ткани. Часто процесс кажется бесконечным, поскольку ощущение времени утрачено, а невероятность образов, аллюзий и метафор вымывает, выносит на поверхность из подсознания давно забытые впечатления времен Андерсена и Гофмана – твоих первых детских опытов восторга, страдания и сострадания… Катарсис… Объемное впечатление, видение стихотворения приходит потом, при возвращении – импульс появляется сразу: острая необходимость понять явление… Так при рассмотрении картин пуантилистов необходимо сделать шаг назад, чтобы увидеть.
София – сложный поэт, со своей философией, мировоззрением, напряженным духовным опытом. Со своим уникальным, узнаваемым поэтическим почерком, не похожим ни на один другой. Далеко на периферии, возможно, проступают тени О. Мандельштама, М. Цветаевой, Арсения Тарковского, скорее как отзвук работы над докторской диссертацией. Ее поэзия имеет качество стихии, охватывающей все проявления жизни и ее метафизику, и более всего ассоциируется с композиторским творчеством. Далеко не случайно у нее столько стихов о музыкальных произведениях и композиторах. Невероятно, что в этих стихах Софии не только удается передать свое чувство, впечатление от музыки, но и делается дерзкая попытка воплотить в слово ее содержание. Судите сами. Фрагмент стихотворения Шопен:
Оркестров осенних новатор,чьи окна ты ветром откроешь,кузнечик? В твоих анфиладаходно бесконечное стадоиз листьев ничейных – стократноскользишь по скале листопада.– Не надо спускаться, не надоза смыслами, алою ватойсвой лоб обложивший риторик!
Я полагаю, что поэзия Софии не вполне современна. Скорее, она принадлежит будущему времени. Не исключаю, что эта книга, которую вы сейчас держите в руках, когда-нибудь станет раритетом.
Попробуйте открыть ее с этим чувством, погружайтесь в нее постепенно, освобождаясь от уже привычного птичьего языка эсэмэсок и Интернета, возвращая «нежный вкус родимой речи», удивления, ошеломленности словом.
Татьяна Шереметева, Москва, Нью-Йорк:
У этой женщины синие глаза и темные волосы. У нее четверо детей и докторская степень по литературоведению. Крайне напряженная внутренняя жизнь и впечатляющие профессиональные успехи. Свои стихи она читает сбивчиво, волнуясь и не всегда поспевая за ними. Первое же впечатление ошеломляет, ты понимаешь, что перед тобой явление.
Наверное, жизнь любит этого поэта (а София относится к тем авторам, кого невозможно назвать «поэтесса»): она разрешает близко подойти к тайному, рассмотреть скрытое, понять непостижимое.
Ее дарование напоминает долину гейзеров. Мощное биение пульса выталкивает на поверхность горячие всплески стихов, а где-то в глубине тем временем происходит главное – звуки, слова и жесты, краски и ароматы, сны и воспоминания переплавляются и становятся горючим, питающим творческое вдохновение.
София Юзефпольская-Цилосани говорит с миром. Ее мир особенный, там есть место прошлому и будущему, великому и очень простому, взрослому и детскому, зачастую почти невидимому, всему тому, что исподволь, часто незаметно, творит жизнь.
Ее собеседники не только Мандельштам и Цветаева, Шопен и Ван Гог, но и собаки, дети, кошки, цветы, птицы, люди и, наконец, стихи (ст. «Собеседники»).
Сложнее всего с людьми: «Впрочем, об этом мне очень мало известно».
И эта деликатность поэта, много знающего и понимающего «про людей», необыкновенно трогает.
Ну и самое болезненное из вышеперечисленного – стихи. Это они заставляют автора «выкраивать из своего бумажного сердца всем давным-давно известные истины».
Обреченность мудреца и мужество поэта, пристальный взгляд на нашу общую, проживаемую нами «здесь и сейчас» жизнь и на то, о чем редко говорят, предпочитая сказанному прочитанное…
Первый сборник стихов Софии назывался «Голубой огонь». У этой книги счастливая судьба и удивительное название. «Голубой Огонь» – это стихи, уже написанные и те, которым еще предстоит родиться.
«Голубой огонь» – это поэт. Поэт София Юзефпольская-Цилосани.
Максим Перминов, Москва:
Сказавший: «Стихи – это лучшие слова в наилучшем порядке» обманул всех. Стихи – это другое! Они – горшочек из-под меда и лопнувший воздушный шарик. Случайные слова в счастливом порядке – вот что они такое! Ваш день рожденья только тогда настоящий – изнутри обновляет вас, когда в ваш уголок леса Пух и Пятачок, запыхавшись, приносят эти дары, а не что-то «лучшее» и «наилучшее». Это я, держа в уме мандельштамовское: «Что верно об одном поэте, верно обо всех», говорю о стихах Софии Юзефпольской-Цилосани, авторе, чьи стихи обновят, думаю, любого, кто их проживет. Смотрите-ка, как они входят в одну строчку, выходят из другой и входят в третью – образы, самые неожиданные и фантастические, обороты, самые горячие (горячительный – так хочется сказать о поэтическом синтаксисе Софии) и рожденные вот только что, пока вы на них глядите…
И горбится, как старых школьных парт,наклон чернильных улиц, им не к спехуза поворот… Там кривизна путейгорбата так же и крепка, как мост над бездной…Намыливает пену брадобрейна скулы полушарий – миру теснов замерзшем марте, словно маме в букваряхвсеобщих праздниковс цветком и тряпкой в раме…
Успейте это прожить – и то обстоятельство, что стихи Софии культуроцентричны, симфоничны, философски насыщенны, вы оцените в одиннадцатую – почетную, конечно, но все-таки одиннадцатую очередь. В первые десять вы – свидетель словорождения, самого процесса словорождения – жаркого, стремительного, более живого, чем жизнь. Случайного – и всегда счастливого.
Алла Стайнберг, Одесса, Нью-Йорк:
София Юзефпольская-Цилосани – поэт с не просто удивительным поэтическим голосом, а с удивительным поэтическим многоголосием… Каждое ее стихотворение, да что там стихотворение – каждая строчка, даже само слово – наполнены удивительным смешением значения и звука. Всегда непредсказуемым. Всегда неистощимым. Ее поэзия – это многоводная река, половодье. Река с широкими поймами и извилистыми руслами. Она может литься-разливаться полноводно и спокойно – а может бурно бурлить в узких ущельях, стремительно мчаться мощным потоком и спадать в пропасть ниагарским водопадом… Это водоворот. А поэтому – и ПАР, и исПАРение, и ПАРение… А значит, живительный – освежающий, очищающий – дождь. Иногда – то ли ливень, то ли морось, иногда – то ли снег, то ли град. А иногда – просто роса, чистая как слеза…
Сергей Тенятников, Лейпциг, Германия:
(O книге Софии Юзефпольской-Цилосни «Страннствия»)
Будто сидишь на пропитанном солнцем камне, смотришь на морщинистую кожу океана, под которой живет мир по неведомым тебе правилам. Линию горизонта поднимает парусник, точно всплывшая из прошлого бутылка с посланием на забытом человечеством языке. И все хорошо и нежно, но неожиданно из глубины вздымается хребет то ли кита, то ли проснувшегося вулкана, чтобы через мгновение раствориться в пересоленной воде и оставить читателя наедине с непостижимым переживанием того, что только что произошло. Но то, что это с ним случилось, – он знает наверняка.
