У меня вдруг встал ком в горле, будто там застряла персиковая косточка, и мне пришлось судорожно сглотнуть, прежде чем я смогла ответить:
– Да… м-м-м, но он умер, тетя Батти. Сэм умер год назад, помните?
Глаза тетушки наполнились слезами, взгляд устремился вдаль…
– У моей сестры Лидии было трое сыновей: Мэтью – самый старший, затем Сэмюель и младший – Уилли. Бедный малыш Уилли умер в 1910 году, да? Или в 1911-м… Я всегда была забывчивой.
Рукой, затянутой в перчатку, тетя отвела в сторону кружевные занавески и указала на моих троих детей, играющих на заднем дворе.
– Кажется, только вчера сыновья Лидии бегали по двору совсем как эти малыши…
Джимми, Люк и Бекки Джин не могли усидеть на месте в строгой воскресной одежде, и я наконец разрешила им переодеться и пойти поиграть. Мне было все равно, что женщины будут сплетничать у меня за спиной, не одобряя того, что дети играют через час после похорон деда.
– Это мои малыши, – ответила я, – мои и Сэма.
– М-да… Ты сама еще совсем дитя! Слишком молода, чтобы быть матерью, а тем более вдовой. Бедный Сэмми. А теперь вот и его отца не стало… Да, дела… Ну что ж, тогда выходит – я твоя ближайшая родственница во всем Дир Спрингсе!
Женщина покачала головой, и черная сетка, которую она приспособила вместо вуали, прикрепив к соломенной шляпе куском клейкой ленты, отвалилась и упала на пол.
– Говорят, этот дом заколдован, а может, на нем лежит проклятие. Одна трагедия за другой – и так многие годы… Сначала умер малыш Уилли, затем мы попрощались с молодым Мэтью, потом моя сестра последовала за младшим сыном… Но все они умерли не просто так! И мне не важно, что говорят люди, дорогая!
– Их смерть не была случайной?
Было страшно даже думать об этом!
– Конечно нет! Разве ты не знаешь, что на чердаке скопилась целая груда печали? Ты вообще поднималась туда в последнее время? Кстати, и в подвале тоже полным-полно горя!
Я наблюдала, как дети играют в салочки среди бельевых веревок, и хотела сказать тете Батти, что печаль давно перелилась с чердака и переполнила комнаты, ее накопилось столько, что можно было заполнить амбар. Но что-то удерживало меня.
Тетушка сжала мое плечо.
– Если тебе понадобится помощь, ты же позовешь меня, правда? Я живу в коттедже возле пруда. Напомни-ка мне свое имя, детка?
– Элиза Роуз, мэм. Элиза Роуз Уайатт.
Тетя Батти покачала головой.
– Ой-ой, столько горя одному дому не вынести! – Ее сумка стукнула меня по бедру, когда тетушка приобняла меня за талию. – Знаешь, что тебе нужно, лапочка? Собственный ангел-хранитель, оберегающий тебя! Давай договоримся: в следующий раз, когда я увижу Бога, я попрошу его прислать тебе ангела, согласна?
Мне сразу вспомнились слова, которые произносил папочка, укладывая меня спать: «Да пребудут ангелы Господни подле тебя, дитя», и я с трудом протолкнула еще один вставший в горле ком.
– Спасибо, тетя Батти. Думаю, мне не повредит, если вы Его попросите.
Часть І
Сады Уайатта
Страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам.
Послание к Евреям [13: 2][4]
Зима 1931 годаГлава 1
Февраль 1931 годаОднажды морозной февральской ночью не успела я выйти за порог, как меня до смерти испугал незнакомец. Я не слышала, как по длинной подъездной дороге, ведущей к дому, проехал автомобиль, поэтому, когда неясная тень в темноте превратилась в крупного мужчину, я испугалась так сильно, что выронила ведерко для угля, полное пепла, прямо на ступени крыльца. Я схватилась обеими руками за грудь, силясь унять частое биение сердца, чуть не выскочившего от страха.
– Простите, мэм, я не хотел вас напугать, – произнес незнакомец.
Даже в темноте, не видя лица говорящего, я по тону голоса поняла, что ему действительно жаль. Он стоял с протянутыми руками, будто готовился поймать меня, если я вдруг упаду замертво.
– Все в порядке, я просто не слышала, как вы подъехали, вот и все.
– Я не подъезжал, а пришел пешком. – Он опустил на землю рюкзак, нагнулся и стал собирать рассыпавшийся по крыльцу пепел и прогоревшие угли.
– Осторожнее, угли могут быть еще горячими!
– Да, мэм, так и есть, и это очень приятное тепло!
Его руки были без перчаток, голова не покрыта, а рваной одежды было явно недостаточно, чтобы защититься от такого мороза. Черты лица разглядеть было сложно: его закрывала пышно разросшаяся борода и буйные пряди длинных волос. Но не внешний вид, а сильный запах немытого тела и костра сказали мне яснее ясного: незнакомец был бродягой. Одним из тысяч бродяг, путешествующих этой зимой по стране в поисках работы.
Скорее всего, он пришел со стороны железной дороги, через сады, привлеченный светом, льющимся из окон.
– В вашем доме как медом намазано! – говорил мне старик Эйб Уокер последний раз, когда я заходила в универсам в Дир Спрингсе. – Эти бродяги! Как только они прознают, что у вас доброе христианское сердце, обязательно растрезвонят о хлебосольном доме. Вам нужно научиться их отшивать, Элиза Роуз! Это небезопасно, вы все-таки вдова, а они шастают по вашему имению!
Эйбу Уокеру было невдомек, что я выросла среди акробатов и цирковых чернорабочих, поэтому отлично разбиралась в людях. Я знала, кого приглашать в дом, а кого отправлять восвояси.
– Могу я перемолвиться словом с вашим мужем, мэм? – спросил незнакомец, и я снова вздрогнула.
– С… моим мужем?
– Да, мэм. Я хотел спросить, не найдется ли у него какой-нибудь работы взамен на еду. – У бродяги был приятный тембр голоса и мягкое произношение.
Я подумала о бесконечной работе на ферме – там нужно было мыть ведра для молока, колоть щепки, приносить уголь, кормить скотину, чинить заборы – и сразу же устала.
– Почему бы вам не зайти и не поужинать? – пригласила я. – На улице слишком холодно. А угли просто оставьте на крыльце. – Я повернулась и приглашающе открыла дверь, ведущую в кухню.
Но мужчина не сделал ни шагу.
– Поесть я могу и здесь, но сначала хотел бы поработать.
В темноте было сложно судить, сколько ему лет. Голос незнакомца не мог принадлежать ни старику, ни юноше. Мне почему-то стало жаль этого человека. Несмотря на несколько слоев одежды, он дрожал от холода.
– Мы недавно закончили ужинать. Еда еще теплая, пожалуйста, заходите.
Мужчина медленно последовал за мной в дом и стоял возле двери, пока я наре́зала хлеб, достала чистую миску для супа, наполнила ее и налила чашку кофе.
Затем я обернулась, чтобы пригласить его к столу, и снова вздрогнула – буквально на мгновение он напомнил мне покойного мужа. Незнакомец был высок и широкоплеч и стоял так же, как Сэм, – склонившись в одну сторону, будто прислушиваясь к чему-то. Затем наваждение прошло и я увидела, насколько они разные: Сэм был светловолосым с голубыми, как небо, глазами, а незнакомец – кареглазый и черноволосый.
– Присаживайтесь, – предложила я, поставив на стол тушеного цыпленка, морковь и хлеб.
– Спасибо, мэм.
Могу поклясться: когда он садился, в его глазах были слезы. Незнакомец опустился на стул тяжело, будто старик. И тут он удивил меня: совсем как Сэм и его отец перед едой, мужчина молитвенно сложил руки и склонил голову.
Напротив, уставившись на незнакомца, сидела моя четырехлетняя сероглазая дочка. Ее вилка мелькала над столом: девочка заканчивала ужинать. В свете висящей лампы без абажура ее медные волосы переливались, напоминая языки пламени.
– Хватит таращиться, Бекки Джин, быстро доедай! – велела я.
Я не хотела, чтобы мои слова прозвучали так резко, но в последнее время фразы сами вылетали у меня изо рта.
Я отвернулась к раковине, полной грязной посуды. Поймав в окне свое отражение, увидела, что черты моего лица слишком резкие и измученные для тридцатилетней женщины. С этими жесткими складками у рта и беспорядочно разметавшимися светлыми волосами я совсем не была похожа на девушку, о которой Сэм когда-то сказал: «Красивая как картинка!»
– Мамочка не разрешит встать из-за стола, пока ты не доешь морковку, – заявила Бекки, обращаясь к незнакомцу. – Я вот не люблю морковку, а ты?
– Вообще-то я люблю морковку, маленькая мисс.
– Хочешь доесть мою?
– Перестань! Заканчивай ужин, Бекки Джин, и не мешай гостю доедать свой! – вмешалась я и, уперев руки в бока, следила, как коршун, за дочкой, пока та не съела все до крошки.
Судя по тому, с какой жадностью ел мужчина, у него давно не было во рту и маковой росинки. Я положила ему добавки.
– Вы не хотите снять пальто, мистер? – спросила Бекки несколько минут спустя.
– Нет, спасибо, не стоит беспокоиться. Я скоро выйду на улицу.
Незнакомец разговаривал приглушенным голосом, как будто рядом спал ребенок и он боялся его разбудить. Но минуту спустя воцарившаяся тишина была нарушена топотом ног, сбегающих по лестнице, перепрыгивающих через порог, а затем скачущих галопом в кухню. Мне не нужно было поворачивать голову, я и так знала, что это мой сын Джимми. Ему уже девять, и он скачет повсюду, как молодой жеребец.
