Я провел языком по зубам и прогнал это ощущение вниз, хотя напряжение в моем теле не ослабевало.
— Никогда.
— Почему нет?
Я выдержал ее взгляд.
— Потому что тогда это победит.
— Ты не любишь проигрывать? — ее слова оборвались на задыхающейся ноте.
Я почти слышал стук ее сердца, когда мы смотрели друг на друга в полной тишине.
Она заправила прядь волос за ухо и посмотрела на свои бумаги, бормоча:
— Нет, не любишь.
Подобно тихому тиканью бомбы, которая вот-вот взорвется, часы сделали своё присутствие известным. Саша посмотрела на них и сказала:
— Еще один вопрос, прежде чем наш сеанс завершится. Как ты справляешься с аддиктивной личностью?
Легко.
— По порядку.
— Ты предпочитаешь порядок? — она ставила это под сомнение. — При каких обстоятельствах?
— При всех.
Легкий румянец пробежал по ее шее, и она откашлялась.
— А когда беспорядок входит в твою жизнь?
Образ густых волос — иногда темных, иногда светлых — гладкой оливковой кожи, босых ног и всего запретного промелькнуло перед моими глазами.
Огонь в моей груди разгорался все сильнее, отнимая у меня чертово дыхание. Когда боль обычно поражала меня, как наркотик, всякий раз, когда Джианна Руссо — или, простите, теперь Марино — была замешена, это было похоже на падение. Тошнотворное. Чертовски горькое.
В ответ я лишь слегка стиснул зубы.
— Я решаю это.
Я встал, застегнул пиджак и направился к двери.
— Но что, если это невозможно решить? — она оттолкнулась от кресла, вскочив на ноги, держа мою папку в свободной руке.
Я остановился, держась одной рукой за дверную ручку, и посмотрел на свое запястье, на эластичную кожу, спрятанную под манжетой.
Сардоническое чувство сжало мою грудь.
— Такое, Саша, когда я одержим.
Глава 2
21 год
Декабрь 2012
Джианна
Я нашла блаженство в свернутой долларовой купюре и белом порошке.
Иногда это была эйфория — адреналин, учащённое сердцебиение, экстаз-на-вершине-мира. Как секс, без пустоты.
Иногда это средство для достижения цели. Одна дорожка, и каждая неуверенность, каждый синяк стерлись в памяти. Одна дорожка, и я буду свободна.
Иногда это был холодный сквозняк и скрип захлопнувшейся передо мной стальной двери.
Эхо отразилось от стен камеры и ударило мне в уши, как пинболы. Я сглотнула, когда переговоры встали в тупик.
Шагнув вперед, я ухватилась за решетку.
— Мне обязательно позвонят?
Двадцатилетняя латиноамериканка положила руки на пояс с оружием и, опустив темные брови, оглядела меня с головы до ног.
— Тебе не повезло, принцесса. Если мне придется еще минуту смотреть на это чудовищное платье, — она кивнула в сторону моего красного и великолепно кружевного платья от бренда «McQueen», — У меня будет болеть голова до конца смены.
Я попыталась прикусить язык, но не смогла.
— Вините во всем мое платье, сколько вам угодно, но мы обе знаем, что боль будет от этого старого пучка на затылке, cogliona. (прим.пер: Идиотка)
Прищурившись, она шагнула ко мне.
— Как ты меня только что назвала?
— Ого, — прервала ее другая женщина-офицер, положив руку на плечо своей напарнице. — Пойдем, Мартинес.
Взгляд двадцатилетней девушки усилился, прежде чем она зашагала прочь, ее напарница последовала за ней.
Я повернулась, чтобы пройтись, но остановилась, увидев, что не одна. Рыжеволосая проститутка, пережившая свой рассвет красоты, сидела в углу, наблюдая за мной сквозь слипшиеся от туши ресницы. Ее тональный крем был на несколько тонов темнее, чем ее бледная кожа, а сетчатые колготки покрыты дырками.
— Они не забрали твои туфли.
Я взглянула на свои красные «Jimmy Choo».
— Они действительно хороши, — сказала она, ковыряя лак для ногтей.
Мой взгляд упал на ее босые ноги, и я вздохнула, опустившись на скамью рядом с ней.
Они не забрали мою обувь, потому что я не собиралась оставаться здесь надолго. Я была уверена, что у меня есть всего несколько минут до того, как главный босс в плохо сидящем костюме сопроводит меня куда-нибудь, где есть диван и кофе — куда-нибудь поудобнее, чтобы я почувствовала себя более раскрепощённый для всех секретов Коза Ностры.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Жалкая.
Никчемная.
Недостойная любви.
Я сжала нижнюю губу между зубами, когда тревога закипела в моей груди.
— Сколько они стоили? — спросил моя сокамерница, и в тот же миг дверь в конце коридора открылась и закрылась.
Эхо подняло волоски на моих руках.
Я услышала его раньше, чем увидела.
И тут же поняла, что это тот самый федерал, которого послали за мной.
Его голос был профессиональным и незаинтересованным, хотя неуловимый тембр переплетался с каждым словом: острая грань, как глубокий, темный грех, держащий запертым в ямах их души.
Его следующее слово — Джианна — коснулось моего затылка, словно прикосновение стальных крыльев к чувствительной коже. Я стёрла это ощущение рукой, убирая волосы с одного плеча.
— Наверное, слишком много, — наконец ответила я, странно задыхаясь.
Проститутка кивнула, будто все поняла.
Она была красива — за макияжем, наркотиками, притупляющими блеск ее глаз, и годами обслуживания лучших мужчин Нью-Йорка, я была уверена.
Родственная душа, если я когда-нибудь ее видела.
Голос федерала снова донесся до моих ушей, на этот раз ближе, когда он заговорил с Мартинес. Я не могла расслышать, о чем говорили из-за шума в других камерах, но могу сказать, что ее голос смягчился, и латиноамериканские корни вышли вперед и слова зазвучали чувственно.
Я закатила глаза. Роман на рабочем месте.
Мило.
Однако я не верила, что он заглотил наживку. Я чувствовала его незаинтересованность на своей коже, слышала холодный тенор в его голосе.
Дрожь пронзила меня.
Ради всего святого, он был всего лишь федералом. Я имела дело с членами мафии с самого рождения.
Откинувшись назад с безразличием, которого не ощущала, я накрутила на палец длинную прядь темных волос.
Камера становилась все меньше, стены смыкались, как и много раз прежде.
Я медленно вдохнула. Выпустила это.
Повернув голову, выглянула из камеры.
Мартинес стояла в коридоре, глядя в спину федерала, когда он шел ко мне, и в ее взгляде читалось нераздельное обожание.
Я догадывалась, что в каждой из нас есть что-то родственное.
Стальные прутья тянулись за ним, когда он проходил мимо каждой камеры, отводя глаза. Его походка была легкой. Расправленные плечи, расслабленные руки по бокам — эта поза источала уверенность и опустошение, будто кирпич, известь и женские сердца могли превратиться в пепел по его единственной команде.
Его взгляд скользнул вверх и поймал мой, тяжелый и бесстрастный, словно он смотрел прямо сквозь меня.
Мое сердце похолодело в груди.
Наш обмен длился всего секунду, но взгляд растянулся в замедленной съемке, вырывая глоток воздуха из моих легких. Я закинула ногу на ногу, обнажив щедрую часть бедра. Как теплое одеяло, чувство безопасности окутало меня. Пока они смотрят на мое тело, они никогда не увидят того, что скрывается за моими глазами.
Тем не менее, первое место, куда он посмотрел, добравшись до моей камеры, было прямо мне в глаза. Бессердечные. Агрессивные. Синие. Его взгляд горел, словно я стояла перед открытым морозильником в летний день, горячий и холодный воздух встречались, как завитки пара вокруг меня.
Когда он стоял перед запертой дверью, с опасным присутствием, касавшееся моей кожи на расстоянии нескольких метров, я была уверена, что это он заперт. Наоборот, это просто не имело смысла.
Тусклый свет в коридоре мерцал над его головой.
Его темные волосы были коротко подстрижены по бокам опытными руками. Широкие плечи и четкие черные линии костюма подчеркивали его подтянутое тело. Контроль. Четкость. Он источал это, как разноцветные полосы на ядовитой змее.
