Офицер посмотрела на меня с отсутствующим выражением лица.
Я положила.
Она выглянула из-за стойки, взглянула на мои босые ноги с выкрашенным белым лаком пальцами и выпрямилась, шурша накрахмаленной униформой.
— Уже целый час, как идет снег.
Я моргнула.
— Вы хотите отдать проститутке с наркотической зависимостью, — она наклонилась, заглядывая внутрь, — Jimmy Choo?
Я просияла.
— Да, пожалуйста.
Она закатила глаза.
— Конечно.
— Отлично, — воскликнула я. — Спасибо!
Обернувшись, я встретила холодный взгляд, который, я была уверена, мог заморозить и менее сильную девушку. Он коротко кивнул в сторону выхода.
Я вздохнула.
— Хорошо, офицер, но только потому, что ты вежливо попросил.
— Агент, — поправил он.
— Агент? — я толкнула дверь и вышла.
Снег запорошил парковку, сверкая под фонарными столбами в форме четырех шаров. Декабрьский воздух схватил мои голые ноги своими горькими пальцами, холод боролся, чтобы притянуть меня в свои объятия.
Он наблюдал за происходящим поверх моей головы, прищурив глаза и глядя на мои босые ноги.
— Аллистер.
— Какая машина твоя, агент Аллистер?
— Серебристый Мерседес на обочине.
Я взяла себя в руки и сказала:
— Как думаешь, сможешь открыть ее?
Прежде чем он успел ответить, я уже бежала к его машине, холод впивался в мои ноги, а его сухой взгляд прожигал дыру в моей спине.
Он не открыл ее.
Я прыгала с ноги на ногу, дергая ручку пассажирской двери, пока он шел ко мне, ничуть не торопясь.
— Открой дверь, — сказала я, мое дыхание затуманилось в воздухе.
— Перестань дергать за ручку.
Уууупс.
Дверь открылась, и я скользнула на сиденье, потирая ноги о ковер, чтобы согреться.
Его машина пахла кожей и им самим. Я была уверена, что он пользовался одеколоном, сделанным на заказ, чтобы соответствовать костюму, но это стоило денег. Это был приятный запах, и даже мой разум немного затуманился, пока я не сморгнула это чувство.
Он сел на водительское сиденье и закрыл дверцу, а я не обращала внимания на то, что его присутствие грозило поглотить меня целиком.
Мы покинули участок в тишине — в напряженной, но почти уютной.
Порывшись в сумочке, я нашла жвачку. Шуршание обертки заполнило машину. Его глаза по-прежнему были устремлены на дорогу, но он едва заметно покачал головой, давая понять, насколько нелепой он меня считает.
Он опоздал на вечеринку.
Я сунула жвачку в рот и окинула взглядом безупречный салон машины. Ни единой бумажки. Напитков. Пылинки. Либо он только что убил человека и пытался замести следы, либо у федерала были какие-то ОКР-наклонности.
Я всегда была слишком любопытна.
Я смяла обертку в руке и двинулась, чтобы бросить ее в его подстаканник. Взгляд, которым он меня одарил, был убийственным.
Похоже, это было последнее.
Я бросила обертку в карман сумочки.
Скрестив ноги, надула пузырь.
Бум.
Тишина становилась такой оглушительной, что я потянулась к радио, но, опять же, взгляд, который он бросил на меня, изменил мое мнение. Я вздохнула и откинулась на спинку сиденья.
— Скажи мне, как давно ты замужем.
Мои глаза сузились на лобовом стекле передо мной. Этот мужчина даже не задавал вопросов — он просто просил тебя сказать ему то, что он хочет знать. Однако тишина давала слишком много места для размышлений, и я ответила:
— Год.
— Слишком юный возраст, чтобы быть замужем.
Я взглянула на свои кутикулы.
— Да, наверное.
— Значит, ты уроженка Нью-Йорка.
— Хотела бы, — пробормотала я.
— Не нравится дом?
— Что мне не нравится, так это то, что ты пытаешься вести светскую беседу, чтобы вытянуть из меня хоть что-то. Мне нечего тебе сказать, так что можешь отправить меня обратно в тюрьму.
Его рука коснулась моей, лежащей на центральной консоли, и я отодвинулась от прикосновения, скрестив ноги в другую сторону. Была ли его машина маленькой, или это только я? Обогреватель работал на низком уровне, но моя кожа горела. Я сняла шубку и бросила ее на заднее сиденье.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он искоса взглянул на меня.
— Нервничаешь?
— Федералы не заставляют меня нервничать, Аллистер. Они вызывают у меня сыпь.
Я проигнорировала прикосновение его взгляда, когда оно скользнуло от распущенных локонов, вниз по красному кружеву на животе, открывающий бриллиантовый пирсинг в пупке, к моим босым ногам.
— Если бы ты одевалась не так, как проститутка, полицейский, который тебя остановил, мог бы и не обыскивать.
Я зубами стянула жвачку с пальца и улыбнулась ему.
— Если бы ты меньше походил на анально-сдерживающего мудака, то мог бы трахаться время от времени.
Уголок его губ приподнялся.
— Рад слышать, что у меня есть хоть какая-то надежда.
Я закатила глаза и повернула голову, смотря в окно.
— Должно быть, сегодня особый случай, — протянул он.
— Нет.
— Нет? Ты обычно бываешь под стольким количеством кокаина в среднем за день?
Я приподняла плечо.
— Возможно.
— Как ты за это платишь?
— Деньгами.
Я надула пузырь.
Бум.
Мускул на его челюсти напрягся, и небольшое количество удовлетворения наполнило меня.
— Так вот почему ты вышла замуж за своего мужа? — его взгляд встретился с моим. — Из-за денег?
Гнев растекся в моей груди, и я отказалась отвечать. Но после того, как он озвучил свой следующий вопрос, я не смогла сдержаться.
— Ты, по крайней мере, верная золотоискательница?
Золотоискательница?
— Будто у меня был выбор в этом вопросе! Vaffanculo a chi t’è morto! (прим.пер: К черту тех, кто умер!)
Взгляд, которым он одарил меня, был обжигающим, темным и горячим.
Я плотно сжала губы.
Проклятье.
Он едва начал разговор, а уже заставил меня признаться, что у меня нет выбора в браке с Антонио.
— Твоя мама никогда не мыла тебе рот мылом?
Я ничего не ответила. Я скажу ему, что моя мама была лучшей, и он легко догадается, что мой отец скорее запер бы меня в комнате на три дня, чем стал бы слушать.
— Глупый поступок превышать скорость будучи под кайфом.
Я усмехнулась. Я хотела проигнорировать его, но не смогла удержаться от ответа. Быть проигнорированным это как порез в груди, и меня тошнило при мысли, что я когда-нибудь заставлю кого-то чувствовать себя так же. Забавно, ведь я только что послала к черту предков этого человека. Итальянцы были изобретательны в своих оскорблениях.
— Скорость превышала предельную на четыре километра в час.
Его палец постукивал, постукивал, постукивал по рулю.
— Кто научил тебя водить машину? Разве Коза Ностра не любит держать своих девушек немыми и послушными?
— Очевидно, нет, потому что меня научил муж.
Я не признаю, что Антонио дал мне больше свободы, чем любой другой мужчина в Коза Ностре своей жене. Антонио предоставил мне много вещей. И, возможно, именно поэтому было трудно презирать его за то, что он забрал.
— Как он отреагирует, когда тебя отпустят домой?
— Как твоя мама отреагирует, когда ты вернешься домой после комендантского часа?
— Отвечай на вопрос.
Я стиснула зубы и попыталась не обращать внимания на закипающий во мне гнев, опустив солнцезащитный козырек и поправив волосы перед зеркалом.
— Ты спрашиваешь, избивает ли меня мой муж? Нет, не избивает.
Избиения были множественными, так что, технически, это была правда.
Его взгляд обжег мне щеку.
— Ты плохая лгунья.
— А ты меня раздражаешь, Аллистер. — я захлопнула солнцезащитный козырек.
Атмосфера становилась тяжелой и клаустрофобной, его присутствие, большое тело и плавные движения приближались ко мне.
— Он тебя любит?
Он спросил это безразлично, будто это то же самое достоинство, что и мой любимый цвет. Тем не менее, вопрос поразил меня, как удар в живот. Я смотрела прямо перед собой, и в горле полыхало что-то яростное. Он нашел слабое место и теперь будет давить на него, пока я не истеку кровью. Ненависть отдавала кислотой во рту.
