Но в первую очередь внимание привлекало его лицо. Симметричное и безупречно пропорциональное, даже его холодное выражение лица, вырезанное из камня, не могло его испортить. Второй взгляд показывал тип тела, над которым стонали девушки, а третий это интеллект в каждом его движении, будто все остальные шахматные фигурки, и он размышлял, как играть с каждой из нас.
Мое сердце подпрыгнуло, когда замок камеры открылся, и я переключила свое внимание с него на бетонную стену передо мной.
— Руссо.
Нет.
Ни за что.
Если я пойду с ним, то в конце концов меня продадут в банду торговцев людьми и больше никто никогда не услышит обо мне. Сытая или нет, с этими глазами и присутствием, этот мужчина видел и совершал вещи, чего нормальные мафиози не могли себе представить.
Я молчала.
Я собиралась сидеть здесь и ждать федерала в плохо сидящем костюме.
Его взгляд метнулся к проститутке.
— Меня зовут Черри, — сказала она с улыбкой. — Но можете называть меня как вам будет угодно.
Некоторые девушки не знают, что для них хорошо.
Он провел большим пальцем по часам один, второй, третий раз.
— Буду иметь это в виду, — сухо ответил он.
Моя кожа вспыхнула, заработав полную тяжесть его взгляда. Его глаза скользнули вниз по моему телу, оставляя за собой след из льда и огня, прежде чем сузились с неодобрением. И точно так же, страх от того, как он смотрел в мои глаза, будто я была человеческим существом, а не телом, улетучился, и теперь он был только человеком.
Тот, кто судил меня, хотел чего-то от меня...
— Поднимайся, — сказал он мне, что делать.
Разочарование, ленивое и нерешительное, вспыхнуло в моей груди.
Я хотела подождать целых три секунды, прежде чем подчиниться, но после первых двух у меня появилось внезапное и отчетливое чувство, что до трех я не дотяну.
Подчинившись, я поднялась на ноги и остановилась перед незапертой дверью. Я стояла в его тени, и даже она была холодной на ощупь.
Я ненавидела высоких мужчин, потому что они всегда смотрели на меня сверху вниз, всегда нависали надо мной, как облако, заслоняющее солнце. Большие люди правили с начала времен, и в тот момент, когда я схватилась за стальные прутья и посмотрела в голубые глаза, я никогда не чувствовала более сильной правды.
Нетерпение смотрело на меня в ответ.
— Не знаешь своей фамилии, или просто забыла? — его утонченный и немного грубоватый голос проложил дорожку вниз по моей спине.
Я подняла плечо и, как будто это имело хоть какой-то смысл, ответила:
— На тебе нет плохо сидящего костюма.
— Не могу сказать того же о тебе, — протянул он.
Ох, он не мог.
Мои глаза сузились.
— Это платье от McQueen, и оно сидит идеально.
Выражение его лица сказало мне, что ему не заплатят достаточно, чтобы заботиться, когда он открыл дверь, посылая холодный поток воздуха к моей голой коже.
— Иди, — приказал он.
Это односложное требование действовало мне на нервы, но я сама заварила эту кашу и теперь должна иметь с этим дело. Мое сердце стучало в ушах, когда я вышла из камеры, под его хваткой на двери, и направилась по коридору.
Со всех сторон послышались крики.
Моя кожа была мягкой на ощупь, но двадцать один год укрепил ее под поверхностью. Их слова, насмешки и свистки отскакивали в бездну, где умирали синяки.
Адреналин хлынул в мою кровь. Резким светом. Несвежим кислородом. Скрипом офицерской обуви.
Дойдя до развилки в конце коридора, я замедлила шаг. Я была так поглощена своим затруднительным положением и этим мужчиной позади меня, что когда он сказал: «Направо», я двинулась налево.
— Твое другое право.
Я не могла не заметить раздражение в его тоне, будто я была тупицей, нестоящей его времени.
Мои щеки вспыхнули от разочарования, и слова сорвались с моих губ, как это часто бывало.
— Было бы неплохо заранее знать, куда я направляюсь, stronzo. (прим.пер: Мудак)
— Не знал, что тебе необходимо время, чтобы понять простое направление, — ответил он, и затем этот глубокий, темный тембр вышел на поверхность. — Назови меня еще раз мудаком, Руссо, и я обещаю, тебе это не понравится.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Язвительные слова коснулись моей спины, и в этот момент я немного возненавидела этого человека за то, что он знает Итальянский.
Я вошла в вестибюль, и передние двери оказались в пределах видимости. Мне очень хотелось оказаться на другой стороне, но, честно говоря, я скорее останусь здесь, чем отправлюсь куда-нибудь с ним.
Предполагалось, что федерал в плохо сидящем костюме попытается осторожно вытянуть из меня секреты Коза Ностры, что, в худшем случае, включало бы слишком высоко расположенную руку на моем бедре, но он никогда не причинял физической боли девушкам. Я сглотнула, мои глаза следили за мужчиной, которого я получила вместо того, когда он шел к передней стойке. Большой и непреклонный. Холодный и, скорее всего, не реагирующий ни на какие женские уловки.
Какую тактику он использовал во время допроса? Пытка водой? Электрошокер? Было ли это вообще чем-то?
Предчувствие скрутило мой желудок.
Значок за значком, один за другим, перед моими глазами расплывались золотые и серебряные блики, и от этого меня слегка подташнивало.
Я прошла дальше и остановилась рядом с федералом.
— Почему я не в наручниках? — спросила я, наблюдая, как два офицера провожают закованного в наручники тюремщика к выходу.
Он постучал пальцем по стойке три раза — тук, тук, тук — и искоса посмотрел на меня, его взгляд наполнился следом сухого веселья.
— Ты этого хочешь? — его слова были пронизаны глубоким намеком и интимностью, и я вдруг поняла две вещи: он был мудаком, и заковывал девушек в наручники в постели.
Мое сердце забилось быстрее от его неожиданного ответа, и, чтобы скрыть это, я изобразила скучающее выражение лица.
— Спасибо за предложение, но я замужем.
— Так я и вижу, с этим камнем на твоем пальце.
Я машинально взглянула на свое кольцо и по какой-то глупой причине почувствовала раздражение от того, что его не беспокоило, что его задержанный не в наручниках. Я могу представлять угрозу для него и для общества.
— Знаешь, я могу убежать, — сказала я, не собираясь предпринимать ничего подобного.
— Попробуй.
Это был вызов и предупреждение.
Холодная дрожь пробежала у меня по спине.
— Ты бы хорошо себя чувствовал? Поймать девушку вдвое меньше тебя?
— Да.
В его ответе не было ни капли сомнения.
— Вот в этом-то и проблема с вами, федералами. Вы любите разбрасываться своим авторитетом.
— Положением, — сухо поправил он.
— Что?
— Пословица гласит: «Используй свое служебное положение».
Я скрестила руки на груди и оглядела оживленный вестибюль. Мои глаза сузились. Я могла поклясться, что все женщины в округе замедлили свои движения, чтобы посмотреть на него. Офицер средних лет, годившаяся ему в матери, уставилась на него, подтолкнув к нему журнал с другой стороны стола.
Он подписал и вернул журнал не моргающему офицеру. Держу пари, женщины каждый день творили чудеса с его эго.
Волна беспокойства сдавила мне грудь, когда кто-то положил мою шубку из искусственного меха и сумочку на стол.
Электрошокер — не может быть.
— Надень шубу, — приказал он.
Я замолчала, стиснув зубы, потому что уже засунула одну руку в рукав.
Он схватил со стола мою сумочку через плечо с блестками и уставился на искусственные павлиньи перья так, словно они могли заразить малярией. Я сама сшила эту сумочку, и она была прекрасна. Я выхватила ее из его рук, надела и направилась к входной двери.
Резко остановившись, я повернулась и вальсируя направилась обратно к стойке, снимая на ходу туфли.
— Не могли бы вы проследить, чтобы моя сокамерница — Черри — получила это?
