тебе разве не нравится?
– Что?! – резко обернулась я, а Тилори́н ловко перехватил меня, заваливая спиной на покрывало, и влажно целуя в губы.
Я вырвалась еле-еле, отвернулась, но из объятий освободиться не вышло, а этот мерзавец ухмылялся, нависая надо мной, и щупальце опять поглаживало меня между ног.
– Тилори́н, мне больно, – повторила я, и он кивнул:
– Я помню, сладкая. И даю слово, не трону. Сегодня. Но разве это повод не щупать тебя?
И он, разжав руки, резко отодвинулся, спустившись ниже, облокотился по бокам на матрас, а после обхватил мои груди ладонями и всосал левый сосок, с жадностью сопя носом.
– А у тебя есть жабры? – спросила я, стараясь не обращать внимания на то, как приятно потяжелело в паху, а локти сами потянулись прижаться к бокам, чтобы приподнять грудь ему навстречу.
Тилори́н выпустил мой сосок, оставив повисшую между ним и своим ртом нитку слюны с пузырьком, и улыбнулся:
– Нет, нету. У меня запас кислорода в щупальцах, я могу не дышать несколько часов.
Я огляделась:
– А здесь кислород откуда?
– Так водоросли, – улыбнулся он. – Тут на нас двоих хватит на любую нагрузку! Но дальше в скале есть щели, не волнуйся. Я тебя потом подниму, погуляешь. Там кусок рифа на поверхности хорошо так торчит – даже деревья есть. Парочка. Но полежать тебе на солнышке будет, чтобы голову не напекло. Устроим тебе настоящий тропический отпуск.
– Когда гон закончится? – сардонически уточнила я.
– Ага… – расплылся он. – Но ты не волнуйся, сладкая писечка. Я столько циклов пропустил, что за первым гоном сразу второй пойдёт. Недельку передохну, и снова в бой.
И он резко поднялся и прихватил зубами мою шею, а я взвизгнула.
– Ну-ну, – ласково зашептал Тилори́н. – Не беспокойся так. Я же в себе, видишь? – и посмотрел мне в глаза. – Это у других моих сородичей, когда накрывает, они всё – не видят, что там с самочкой уже. А я вижу, я тебе беречь буду, сокровище моё сладкое, вкусное, сочное…
Он прижался ко мне и начал тереться, покрывая поцелуями мои ключицы, шею, лицо, а щупальца в это время бесстыдно обвивали мои ноги.
– Хочешь, я полижу тебя? – спросил он, отодвинувшись, и я увидела, что его зрачки опять почти полностью заполнили радужку.
– Я хочу, чтобы ты рассказал мне о себе, – попросила я, стараясь заставить себя не испытывать предвкушения, но внизу всё равно всё потеплело, словно и у меня был какой-то кальмарий гон.
Тилори́н похабно улыбнулся, но всё же кивнул:
– Ладно. Хотя я чувствую по запаху, как ты хочешь меня, сладкая писечка. Но я правда тебя заимел слишком сильно. Что ты хочешь знать?
– Почему твоя невеста… – я помялась, но не найдя других слов, просто докончила: – такая?
Тилори́н пожал плечами и со смехом ответил:
– Это не она «такая». Это я не такой. По сути, я – мутант. Мы все безмозглые. Ну рыбы, сама видела. Вернее, головоногие антропоморфы. Русалки, если на простой язык.
После этого слова он ухмыльнулся и вязко лизнул меня через всё лицо, и я еле успела увернуться, чтобы он не попал мне языком в глаз. Его это не смутило, и он продолжил прерванный рассказ:
– А такие, как я, рождаются редко. Но по сути, это нормально. Мы такие должны быть в популяции иногда. Как выбраковка. Как у вас бывают альбиносы. Вот. А у нас рождаются с повышенной активностью коры головного мозга. Ну, не как у людей, но очень схоже. В принципе, я был бы по мозгам человеком, если бы не мои, как вы их называете, сверхспособности.
Я с интересом глянула на него:
– Это какие?
Он, подперев голову ладонью, прилёг на боку и ответил:
– Ну, к примеру, я могу управлять разумом тех, кто когда-то тонул, – и пояснил, видя, что я в недоумении: – У вас в такие моменты активируется участок мозга, который приоткрывает мне «дверку», а поскольку вы в этот момент в воде, мне путь навсегда остаётся.
– Ужас какой… – пробормотала я, а Тилори́н продолжил:
– Ну и видеть через воду я могу. Тоже с человеческим мозгом такое не сделаешь – банально запутаешься. Как, в какую сторону, по каким волнам идти, где именно фокус внимания ставить, чтобы что-то увидеть, а не простую муть. Ну и рыбами я могу управлять, и вообще. Я – царь морей. Я тут не приукрашиваю, я реально могу управлять всей живностью, что живёт в воде. Причём, даже пресной.
– Ничего себе! – само собой вырвалось у меня, а парень надо мной польщённо расплылся, теряя весь серьёзный настрой:
– Я рад, что ты мной восхищаешься. Буду для тебя лучшим царём морей! Повелителем акул! Грозой кракенов! Заклинателем твоей самой скользкой сладкой писечки и поставщиком нескончаемой кончи!
И Тилори́н опять вцепился зубами мне в шею, порыкивая от восторга, а я внезапно обнаружила, что смеюсь. Хохочу ему в волосы, стараясь отбиваться, и смех мой – не просто реакция на щекотку, но и… Мне хочется смеяться. Мне смешно от его слов.
Кажется, я начала привыкать.
13. Честный подход
– Тилори́н, – проговорила я тихо, и он тут же успокоился, отодвинулся и посмотрел мне в глаза.
– Что, хорошая моя?
Я постаралась вложить в свой голос всю искренность, на какую была способна:
– Тилори́н, я очень. Я очень-очень обижена на то, как ты повёл себя со мной. За то, что изнасиловал меня. Лишил девственности без спросу. Когда я была без сознания. За то, как ты поступил со мной дальше. За всё, что ты сделал до этого. За Сашу. И за то, что сейчас держишь меня в плену. Тилори́н. Ты мне нравишься. Правда нравишься. Но то, что ты делаешь – недопустимо. Это очень плохо. Так делать нельзя.
Он грустно смотрел мне в глаза и молчал. Молчал долго, не улыбался, не лапал. Только чуть-чуть поглаживал пальцами мой бок. А затем наконец приоткрыл рот, глубоко вдохнул, скрипнул зубами и сказал:
– Прости меня. Прости, прошу. Если, конечно, сможешь. Я знал, что делаю. И знал, что всё это с вашей точки зрения не этично совершенно. Я знал это и сознательно пошёл на всё, что делал. И пошёл бы опять.
– Почему? – только и смогла выдохнуть я.
Он невесело усмехнулся, а потом сказал:
– Потому что я – осьминог. Я не парень, не нормальный человек. Я – сраное чудовище по вашим меркам. А у тебя фобия. Ты и так шарахнулась от меня, помнишь? Хотя я спас тебя. И именно
