любуясь ими. – Такие мягкие, тобой пахнут. Мечтал расчёсывать тебя часами. Одно дело представлять, как я это делаю, и совсем другое – иметь.
Его ноздри раздулись при последнем слове – не только я уловила двусмысленность.
– А как ты мог наблюдать за мной? – спросила я, не сильно уверенная в том, что хочу слышать ответ.
– Через воду, – улыбнулся Тилори́н, не отвлекаясь от занятия, и тёплые пальцы продолжили массировать и поглаживать висок и затылок, перебирая мои волосы. – Любая пресная или солёная вода. Через чай слабее, кофе вообще никак. Зато как-то раз смог через кастрюлю с пельменями, – и хрюкнул.
Я с ужасом посмотрела на него и открыла рот, боясь спросить, но Тилори́н, видя моё выражение лица, сам догадался:
– Нет, через унитаз я на тебя не смотрел, – и тише добавил: – Больше.
– В смысле?!
– Ну, как-то раз было, – не стал отнекиваться он. – Не мог найти тебя, – хрюкнул и тут же прибавил: – Ракурс интересный, безусловно. Но я подумал, что тебя это смутит, и больше не делал так.
Я закрыла лицо руками, а он засмеялся:
– Эй, да ну ты чего? Что такого? Ты прекрасна со всех сторон, сладкая писечка! Я тащусь от всего, что ты делаешь! – а затем с гнусной улыбкой прибавил: – Но я так рад, что ты переживаешь за моё о тебе впечатление.
Я его стукнула. Несильно, по груди, но всё же постаралась побольнее, чтобы не решил, что я его простила.
– Мне вообще плевать на это! – огрызнулась я. – Лучше бы я у тебя отвращение вызывала! Хоть не пришлось бы тут сидеть и терпеть всё это! Меня сейчас больше волнует, что какой-то маньяк подглядывал за мной в туалете!
– Вообще-то, в основном, в ванной, – нисколько не смущаясь, поправил Тилори́н. – И в бассейне. И много где ещё, – а затем погладил меня по груди, провёл рукой до бедра и оставил ладонь там. – Но обычно я ждал тебя вечером в душе, и пока ты мылась, дрочил на тебя. А когда ты сама, своими пальчиками себя…
Я заметила, как его зрачки расширились, а лицо стало хищным и похотливым, и отпрянула:
– Тилори́н, хватит! Мне больно! – сказала я, а он словно на стену налетел:
– Ой. Кажется я тебя заебал, – с лёгким смущением сказал он и отодвинулся. – Ладно, постараюсь потерпеть хотя бы сутки…
– Господи, да какие сутки?! – взвилась я. – Да мне неделю ещё в раскоряку ходить после того, как ты меня отделал!
– О-хо-хо! – с гордостью рассмеялся он, а затем ласково погладил меня по щеке. – Нет, моя хорошая, завтра уже будешь как новенькая. Моя смазка повышает регенерацию, а учитывая, что ты сейчас питаешься только моим молоком, у тебя обмен веществ быстрее стал, – и приподнял бровь: – У тебя, кстати, с такой диетой, за три месяца организм обновится полностью, ты года на три помолодеешь так точно! И болячки все твои прогоним. А то я знаю, как ты питалась кое-как в универе. Немудрено, что у тебя мигрени и истощения бывали на сессии.
И он притянул меня к себе и нежно-нежно поцеловал в уголок губ. Я не противилась его движениям, уже давно смирилась с тем, что со мной не считаются. Но сейчас вдруг захотелось прильнуть к нему и попросить, чтоб ещё вот так же сделал – ласково, заботливо, тепло…
Но я сдержалась, а через несколько секунд опять разозлилась, когда дошло, что он сказал.
– Так это получается, что моя соседка, бабушка-пенсионерка, она не просто так мне вечно вкусности приносила?! – воскликнула я.
Тилори́н хихикнул и почесал затылок:
– Ну, так-то, в основном, по своей воле, конечно. Я её пару раз только на мысли наталкивал. Ну и снабжал, конечно, не без этого.
– Снабжал? – удивилась я.
– Ну да. Я подкидываю тем, кто мне помогает, – и махнул куда-то в сторону: – У меня там зал дальше подземный. Где я тебя… – рука скользнула на бедро и сжала мою ягодицу, но Тилори́н вовремя остановился и продолжил: – У меня там золотища и всякого со всего дна лежит. Могу хоть швейцарский банк купить. Я бабке то цепочку, то колечко. Подправлял, правда, в голове у неё, чтоб в ломбард сразу несла сдавать, а то её сектанты второй год обхаживают на предмет поживиться. Но в остальном она сама.
Я сардонически хмыкнула, вспоминая, как соседка приходила ко мне именно в те моменты, когда особенно голодно было, и приносила всякие вкусности. То пирожки, то блинов, то кастрюлю борща. И всегда говорила, что ей боженька сказал, что ближнему помогать нужно, а ей воздастся. А я ей потом по хозяйству помогать старалась и видела, сколько икон у неё. Она искренне верила, а оказалось, что не было там никакого бога… Впрочем, старушка от этого хуже не становилась – чистая светлая душа. А вот Тилори́н…
– Какая же ты мразь! – выплюнула я, глядя в его полные нежности глаза.
Он вздохнул и улыбнулся:
– Не переживай, сладкая, я знал, что ты рассердишься, и не обижаюсь. И вообще, я знал, что всё закончится тем, что ты будешь лежать со мной здесь, а я буду…
Он опять потянулся ко мне и снова одёрнул себя:
– Ёпт! Это что ж будет, когда у тебя месячные пойдут… – и вздохнул.
– Хоть отдохну от тебя! – злобно бросила я, а он просиял:
– Жопа! Я буду иметь тебя в зад! – и осклабился, а я не выдержала, села и отвернулась.
– Я тебя ненавижу!
Сзади послышался довольный голос, и Тилори́н притянул меня к своей груди спиной, укусив в шею.
– Ты такая милая, когда сердишься, – проговорил он ласково, а я вздохнула.
– Сколько ещё мне здесь сидеть? – спросила я, глядя в покрытую кораллами стену.
– Ты соскучилась? – поёрзал он и пристроил мне подбородок на ключицу. – Подожди хотя бы месяц, как у меня гон сойдёт, тогда поплаваем.
– Какой гон?
Он усмехнулся и провёл губами по моему уху, в конце лизнув так, что громко зашуршало.
– Ай! – отпрянула я. – Щекотно!
Он тут же обвил меня щупальцами, притягивая к себе плотнее, и уткнулся лицом мне в шею, покусывая и вылизывая, пока я пыталась вырваться. В конце прихватил зубами мой подбородок, чмокнул и, положив щёку на моё плечо, ответил:
– Гон. Ну, у моего вида такая штука. Мы, когда созреваем для совокупления, у нас крышу сносит. Я терпел долго, откладывал. А когда тебя выловил, меня сорвало.
– Ты поэтому насилуешь меня? – стараясь, чтобы голос звучал ровно, спросила я.
– Ага, – улыбнулся он. – Ну и ещё потому, что иначе ты бы мялась долго. А что,
