я тебя оберегал все эти годы. Заметь, не навязывался, не пытался подчинить своей так называемой «магией». Хотя уже много раз мог бы тебя «случайно притопить», чтобы получить доступ к твоей воле и сознанию.
Меня передёрнуло от одной мысли, а Тилори́н, похоже, угадав мои чувства, ободряюще улыбнулся и продолжил:
– Не бойся, я никогда не поступлю так с тобой. Мне претит сама мысль подобного. Мне и с другими как-то неудобно, поэтому я стараюсь по минимуму. А с тобой – вообще нет.
– Но почему ты не попытался… – начала было я, но он перебил:
– Не попытался как? По-человечески? А как ты себе это представляешь? Устроить встречу на пляже? Как когда ты последний раз на отдых ездила, да? Притвориться таинственным незнакомцем, который просто потерял плавки, запудрить тебе мозги, чтобы ты влюбилась, а потом устроить «сюрприз»? А может, как вы это люди, любите, попытаться тебя купить? Золотишко, всё такое, да? Только вот я знаю, что ты бы на это всё равно не пошла, потому что у тебя есть чувство собственного достоинства. А у меня – какое-никакое чувство чести.
Он убрал локон с моего лба, погладил скулу, и как-то грустно продолжил:
– А ещё я мог бы просто слиться и уступить тебя этому жидкому Сашеньке. Просто дать тебе дальше жить спокойно свою жизнь, как тебе этого хочется. Как тебе самой это можется. А потом грустно смотреть, как ты тратишь свою жизнь на дерьмо с лысеющим скучным хреном. И ты бы никогда не узнала обо мне и о том, что бывает по-другому. Это ведь такое же решение за тебя, как и то, что я сделал. Снятие с себя ответственности. Проще же отпустить и дать жизни идти своим чередом, да? Чем взять на себя ответственность и рискнуть.
– Но ты же этим просто сломал мою жизнь! – проговорила я полным негодования тоном, но отчего-то внутри что-то отзывалось на его слова.
– Прости меня, сладкая, но я хотел быть честным, – пожал он плечами. – У меня нет ответа, сломал бы я твою жизнь, если бы не вмешался, или нет? Но почему-то мне кажется, что было бы хуже. Но я – тупой антропомоллюск, откуда мне знать наверняка? Я мог только рискнуть. Я рискнул. И я знаю, что то, что я сделал – неприемлемо. Но только так я мог заполучить тебя по-настоящему. И дать тебе понять, что со мной – с чудовищем – может быть хорошо.
Тилори́н опять погладил меня, провёл пальцем по моим губам, не выдержал и склонился, чтобы быстро и нежно поцеловать, а после уже чуть более беспечным тоном прибавил:
– Ну и… я, как бы слабый, чё? Я бы всё равно тебя никому не отдал. Не смог бы просто. А так – как пластырь. Моя – и всё.
У меня внутри что-то ёкнуло, а Тилори́н хмыкнул:
– Если хочешь разбить мне ебальник, я возражать не буду. Ты в своём праве. Но потом отымею в сраку. М? Кстати, как там она? Не болит?
– А-ах! – порывисто выдохнула я, заметив, как быстро скользнувшее между ног щупальце, проникло кончиком прямиком мне в анус.
– М-м-м-м, а вот там воспаления нет, – расплылся в похабной усмешке Тилори́н, и я ощутила, как мои ноги разводят в стороны.
– Эй! – возмущённо воскликнула я. – Я тебя ещё не избила!
– Тогда я возьму авансом! – проговорил он, уже не обращая внимания на то, как я выкручиваюсь. – Встань раком, хочу сладенько тебе сунуть, чтобы видеть, как твои булочки блестят от моей смазки.
И он сам, не давая опомниться, подхватил меня руками и свободными щупальцами, помогая перевернуться и встать на четвереньки.
– Вот так, моя сладкая, вот так… – тяжело дыша заговорил он сзади, разводя руками мои ягодицы, и я почувствовала, как мне между половинок шлёпнулся плевок. После этого Тилори́н тут же надавил большим пальцем мне на сфинктер и засунул внутрь фалангу. – М-м-м-м, тугая дырочка, хочу тебя…
Я, понимая, что больше не способна лгать себе, нагнулась ниже, выгибая поясницу, и сзади раздался долгий прерывистый стон вожделения.
– Сладкая? – срываясь на шёпот, проговорил Тилори́н. – Хочешь, я поимею тебя щупальцами? Или сразу загнать в тебя елду? Хочешь мою елду, сладкая? Хочешь, я суну в тебя свой хер и выебу? Хочешь?
– Хочу… – выдохнула я, раздвигая ноги шире, и тут же почувствовала, как в меня прыснуло смазкой.
– Я буду бережным, – так же дрожащим от нетерпения голосом сказал Тилори́н. – Скажи, если будет больно, пожалуйста.
И мне к промежности прислонилась скользкая головка, а следом тут же надавила, и я ощутила, как задницу распирает.
– А-ай! – вскрикнула я, и он тут же остановился.
– Ох, прости! Забыл тебя растянуть…
Тилори́н убрал член и сунул в меня палец, затем второй, и начал проворачивать рукой.
– Ух, какая ты тёпленькая внутри, – похотливо сказал он. – Мягенькая, скользкая. Я бы оставил в тебе свой член навсегда, честно! – и усмехнулся: – Но сладкую писечку я иметь хочу тоже.
Пальцы зашли глубже, и к ним присоединился третий, а я упиралась лбом в покрывало и чувствовала себя настолько беззащитной под его движениями, что хотелось попытаться хоть как-то воспротивиться. Но я понимала, что из этого ничего не выйдет, и из-за этого приятно набухало в паху.
– М-м-м-м, кажется, ты готова, – довольно заключил Тилори́н, и пальцы исчезли, а следом я опять ощутила тугую налившуюся кровью головку, что сунулась мне между половинок.
Теперь его член скользнул легче, и я даже смогла чётко прочувствовать момент, как крылья головки прошли сфинктер, сцепив нас, а после в меня полезло ещё больше. Я застонала, а Тилори́н, улавливая моё настроение, сам заскулил, видимо, стараясь не поддаваться, чтобы не сделать мне больно резким движением. Плавно заполнил меня, а следом чуть надавил, входя по самые яички, чтобы они прижались к моей промежности.
– О-о-о-ох… – раздалось сзади. – Ведь так же лучше, правда? Это намного приятнее, чем занимать свою сладкую жопку всяким говном.
Я расхохоталась, и от смеха мои мышцы резко сократились. Из-за спины раздалось шипение и протяжный стон:
– Ох ты ж ёшки, мать твою! Да я тебе всю ночь анекдоты рассказывать буду, лишь бы ты делала так ещё! – проговорил Тилори́н, судя по голосу запрокинув голову, а после наконец стал по чуть-чуть покачиваться туда-назад.
Сначала член только надавливал внутрь, но потом начал проскальзывать взад-вперёд, всё больше увеличивая амплитуду. Было одновременно неприятно и как-то даже унизительно, но я чувствовала, как он имеет меня, и почему-то всё сильнее хотелось выгнуться ему навстречу, чтобы он
