не нравится и дружит он только с мальчиками. «Дружил», – думает он. Ему зашивают губу и обмазывают зеленкой весь подбородок. В коридорах и столовой он теперь привлекает всеобщее внимание – и малышей, и старших. Ему сложно кусать, больно двигать губами, и он обжигается ложкой с супом. Бросив недоеденный ужин, он уходит. Главное, не плакать при всех.
В воскресенье утром всех строем по парам ведут в кинотеатр по широкой поселковой улице. Мимо, грохоча, лязгая и разбрызгивая грязный снег, проезжает грузовик с надписью «Хлеб». Пытаясь шагать в ногу, Даня гадает, какое кино будут показывать, он недавно видел афиши новой второй «Матрицы». Но в душном кинотеатре с жесткими креслами, из которых торчит поролон, показывают «Белый Бим Черное Ухо». Почти никто не смотрит – все болтают, лущат семечки, прыгают из ряда в ряд, смеясь и падая за спинки. Иногда заходит кто-то из учителей и цыкает на них, но затишье продолжается недолго.
Вечером после отбоя, когда дежурные тоже расходятся спать, Даня пересказывает любимые мультсериалы, которые он смотрел дома. Все затихают, пока он говорит, и просят дорассказать еще, и он немного придумывает – где-то ранит одного героя, где-то спасает другого раньше времени, – ему нравится это ощущение, и он больше не боится возвращаться вечером в палату. Иногда ему не удается приврать: если кто-то на каникулах дома видел повторы мультиков и знает, что случится дальше, это ненадолго лишает его превосходства, но после короткого и яростного обсуждения Даня вновь перехватывает внимание.
На уроках ему скучно, все это в школе он проходил год, а то и два назад. Учителя это быстро понимают и спрашивают его только тогда, когда никто не может дать правильный ответ. «Ну, если Даниил не знает, то никто не знает» становится рефреном всех его уроков.
Вечером после самоподготовки они катаются с большой деревянной горки на иллюминаторах: рядом заброшенная авиационная база, и у каждого есть иллюминатор со своим номером. Почти все ребята из отряда дают Дане по очереди, чтобы скатиться, свои иллюминаторы, обещают, что в следующий раз в поход на базу возьмут и его. Потом ведут за учебный корпус учить курить. Девочки, хихикая, курят не взатяг – «нам еще рожать», а мальчики – по-настоящему. Даня набирает полный рот кислого дыма и заходится кашлем – все смеются, и кто-то говорит: «Ничего, скоро научишься».
На воздухе играют в снежки и в казаки-разбойники, в спортзале – в волейбол или в футбол тем же мячом. Даня вздыхает: «Сейчас бы поиграть в "Цивилизацию" или "Героев меча и магии"», но никто не знает, что это, компьютера ни у кого дома нет.
Учителя ставят в пример им соседнюю, «американскую», школу-интернат, когда они хулиганят или ленятся. «Вот вы в снежки играете до ночи, носитесь, как полоумные, а там выходить на переменах запрещено и родителей пускают раз в полгода, и видите, какие у них снежные фигуры? И ведь не снеговики обычные, а животные всякие, черепахи-собаки». Во дворе «американской» школы действительно никогда не видно детей, так что непонятно, кто вылепил оплывающих на солнце животных. «А летом у них – фигурные клумбы».
Старшие девочки составляют жалобу на отсутствие душевых – они моются раз в неделю в бане – и заставляют всех, даже самых младших, подписать ее. Даня решает тоже составить жалобу на отсутствие компьютера. «Компьютер – это вредно», – говорит ему учительница русского, когда он показывает ей листок с двадцатью корявыми подписями. Весь отряд, загоревшись его идеей, на переменах во дворе агитирует остальных: «Ты же хочешь играть на компьютере?» В «родительский» день он обходит со своим листком всех приехавших, чей-то нетрезвый папа размашисто пишет «Я за!» на полстраницы – и жалоба становится похожа на поздравительную открытку.
В актовом зале над сценой надпись «Сто лет нашей школе». Даня рассматривает ее, пока директор призывает не убегать за территорию, иначе «убьют и что похуже», не курить и не хулиганить.
– Завтра в общем порядке всем сделают прививку от столбняка. Иначе родители – родители! – подчеркивает директор, – будут платить за вас штрафы.
– А интернет? – подает голос мальчик из отряда «Б», в котором все подписали жалобу, даже несмотря на вечную вражду с Даниным «А».
– А от интернета у вас глаза вытекут, – отвечает директор, хохотнув. – Да и денег нет.
На физкультуре Даня прыгает и бегает, забыв обо всем, что мама говорила об аденоидах. На волейболе он лучше всех играет на самой почетной позиции – под сеткой. Он знает назубок все песни и марширует лучше тех, кто учился здесь пять лет с первого класса. Часто ходит курить с пацанами за учебный корпус и там же впервые целуется с девочкой из своего отряда. Под ногами хлюпает весенняя грязь, они стоят, переминаясь с ноги на ногу, Даня убирает волосы с ее лица и видит шрам на виске.
– Это откуда? – спрашивает он.
– А это я на качелях качалась, упала, и качелями мне прилетело по башке. Знаешь, почему крыльцо спальника перекрасили? Там было столько крови, что ее не могли отмыть. Как все бегали и орали тогда!
Она гордо улыбается и смеется, потом поднимается на цыпочки и касается его губ своими. Он чувствует – влажные – и вспоминает, что надо закрыть глаза.
Мама приезжает в конце учебного года, вечером в будний день, когда все работники интерната разошлись по домам – в поселок или на соседние станции.
– Я же звонила директору. Ладно, вещи твои потом заберем, – решает мама.
Все так неожиданно, что у Дани из головы вылетают все вопросы, которые он хотел задать: куда она ездила, удалось ли заработать денег и что будет дальше. Потом он вспоминает, что обижен на маму за то, что она так мало писала ему, и хочет задать вопрос про папу, на который она обычно очень злится, но не решается. Он складывает книги, учебники, зубную щетку, мыло и ни разу не надетые шерстяные носки в рюкзак, а одежду – в пакет, выданный ночной вахтершей. Мама торопит его, пока он аккуратно, как учили, застилает кровать и ставит подушку уголком вверх.
– Научился наконец-то заправлять постель, – отмечает мама.
Он идет по коридору в ногу с мамой – подстраивается по привычке, смотрит краем глаза.
– Поживешь у тети Сони, пока я на гастролях. Она как раз подтянет твой английский, – говорит мама. – А с нового учебного года пойдешь учиться в американскую школу, там на английском все уроки, даже математика.
– А нельзя здесь остаться? – спрашивает Даня.
– Мне, между прочим, – говорит мама, – пришлось подарить их школе компьютер, чтобы тебя туда взяли. Там знаешь кто учится? Дети дипломатов, лауреатов, директоров. Ты представляешь, как сложно
