– Мне кажется, вас что-то сильно беспокоит?
Ксения вскинула на него взгляд, который вот-вот должен был наполниться слезами, и промолчала.
– Ведь мы же с вами друзья, а друзья должны делиться друг с другом как радостью, так и своими бедами и несчастиями, – сказал он довольно банальную фразу (больше, похоже, ему ничего не пришло в голову). – И помогать в их преодолении.
– В моей ситуации вы вряд ли сможете мне помочь, – печально отозвалась Ксения Михайловна, благодарно посмотрев на Долгорукова.
– И все равно, вы должны со мной поделиться, – произнес Долгоруков, как говорят проповедники в церкви. – По крайней мере, вам после этого станет немного легче.
– Ну, хорошо, – будто решившись сделать то, что было совсем не легко, произнесла Ксения Михайловна. – Полтора года назад я… – она помолчала, словно собираясь с духом, – полюбила одного женатого человека.
Она опасливо (как новый друг отнесется к сказанному?) посмотрела в глаза Долгорукова, но, не заметив в них ни презрения, ни осуждения, а только одно желание понять и помочь, с облегчением продолжила:
– Он военный человек, занимал и занимает достаточно высокое положение в обществе, давно женат и имеет трех дочерей-погодок. Мы познакомились с ним в Петербурге, где я в то время жила, а он служил в резервном пехотном полку какой-то там пехотной бригады. Влюбилась я в него с первого взгляда, как молоденькая институтка, хотя к тому времени уже имела печальный опыт «общения» с мужчинами…
– Поверьте, мужчина мужчине рознь, – со значением заметил Долгоруков. Очевидно, себя он числил, конечно, в списке «положительных» мужчин, которым вполне можно доверять.
– Я знаю, Всеволод Аркадьевич, – ответила Ксения. – Вы не такой… – Пауза была совсем короткой. – Знаете, и среди нас, женщин, попадаются всякие штучки…
Какое-то время она молчала. Молчала так, чтобы бывшему «червонному валету» было заметно, что ей трудно говорить и что она, похоже, уже сожалеет, что завела этот разговор.
Долгоруков это заметил и мягко произнес:
– Продолжайте, прошу вас.
Она вскинула на него взор, наполненный слезами:
– Вы очень милый, хороший человек…
Оборвалась, будто бы собираясь с мыслями. Затем, как бы нехотя, продолжила:
– Он тоже полюбил меня… По крайней мере, мне так казалось… И он так говорил. Очень часто. Мы ведь, женщины, любим ушами…
– То есть? – спросил Долгоруков.
– Вы не знаете? – Ксения усмехнулась, что получилось у нее с какой-то горчинкой, естественно, напускной. – Женщины, в отличие от мужчин, очень часто любят ушами. И в этом их слабость, которой опытные мужчины умело пользуются. То есть женщину легче всего заворожить словами. Про чувства, нежность, любовь, страсть и все такое. И затем подчинить себе…
– А мужчины? – спросил Долгоруков заинтересованно.
– А мужчины любят глазами. Им ведь надо все видеть и по возможности получше рассмотреть. Что, мол, такого у нас имеется. Разве не так?
– Пожалуй, что и так, – согласился бывший «червонный валет», лукаво улыбнувшись каким-то своим мыслям.
– Вот и я поддалась его уговорам и клятвам в вечной любви, – Ксения снова горько усмехнулась. – Одним словом, мы стали встречаться. Он приезжал ко мне через день, и эти дни его приездов были наполнены для меня счастьем. Тогда, – она вздохнула, – мне казалось, что и он со мной счастлив. А может, так оно и было… После нескольких таких встреч он пообещал мне подать прошение о разводе в Священный Синод. Я была счастлива и совершенно потеряла голову. Я доверилась ему полностью, без остатка и… забеременела. Поначалу это меня не так пугало: я хоть и знала, что рассмотрение прошений о разводе Синод рассматривает очень долго, но все же надеялась, что это будет длиться не более девяти месяцев. Мы ведь живем не во Франции, где женщина может родить ребенка от неженатого на ней мужчины, и всем на это будет наплевать. Кроме ее родителей, конечно. Однако мы живем в России, где родить, будучи не замужем, значит отлучить себя от общества и заслужить репутацию гулящей…
– Мне кажется, вы несколько преувеличиваете, – участливо произнес Всеволод Аркадьевич.
– Ничуть, – не согласилась с ним Ксения Михайловна.
– Оступиться в жизни может каждый, – заметил Долгоруков.
– Может, – согласно кивнула головой Ксения. – Но только не женщина, и не в таком деликатном вопросе. В общем, когда я рассказала ему, что беременна, он пришел в замешательство. Он испугался! Стал умолять меня прервать беременность. Говорил, что все устроит сам, и мне нужно только согласиться на это. Что знает одну бабку, которая может все устроить и будет потом молчать как рыба. «Но зачем мне прерывать беременность? – спросила я. – Если ты скоро станешь свободен и сможешь на мне жениться»?
Ксения снова с опаской посмотрела на Долгорукова. Уж не перебарщивает ли она в своих откровениях? Кажется, нет. Бывший «червонный валет» слушал весьма внимательно и с явным участием…
– Он смешался и не смог ничего ответить, – продолжила свой рассказ женщина. – Было видно, что он совершенно не рад моему известию и крайне растерян. Как позже выяснилось, Скалон не подал прошения о разводе. Более того, вообще не собирался разводиться со своей женой из-за трех своих дочек…
Долгоруков широко раскрыл глаза. Ксения насторожилась. Нарочно назвав имя Скалона, правда, преподнеся это как случайно вылетевшее слово, она не рассчитывала, что Долгоруков с ним знаком. А вдруг они друзья? И бывший «червонный валет» знает эту историю? И знает совсем не так, как она ему преподносит?
– Скалон? Генерал-майор Скалон, Александр Антонович, начальник штаба Второй пехотной дивизии, расквартированной в Казани? – изумленно воскликнул Долгоруков.
– А я сказала – Скалон? – якобы с удивлением посмотрела на Долгорукова Ксения Михайловна.
– Да, вы так сказали, – растерянно ответил бывший «червонный валет».
– Вырвалось ненароком… А вы что, знакомы с ним? – Ксения вся сжалась в предчувствии, что сейчас Долгоруков скажет, «да, знаком», и все полетит кувырком.
– Нет, – ответил Долгоруков. – Но, естественно, я слышал о нем.
– Ну да, это он, Александр Антонович Скалон, – произнесла Ксения со вздохом облегчения, которого не смогла сдержать. – Тогда он был еще полковником. Он… Он просто преследует меня.
– Преследует?
– Да. – Теперь Ксения постаралась вздохнуть с надрывом, и это у нее получилось. – Тогда, в Петербурге, он все же принудил меня прервать беременность. Настаивал, пугал, грозил. В конце концов, он нашел какую-то бабку-повитуху, привез ко мне и заставил сделать аборт…
– Но это же преступление! – воскликнул Всеволод Аркадьевич, с жалостью и трепетом глядя на несчастную женщину.
– Да, – просто ответила Ксения. – Это преступление.
– Надо было заявить…
– Куда? – прервала собеседника Ксения Михайловна. – В полицию? Жандармам? Это же смешно, – она почти истерически хохотнула. – Ославить себя перед всем светом? Да и кто мне поверит, гулящей девице? Ведь иного отношения ко мне ожидать не приходилось.
– Не надо так говорить, – с горечью промолвил Долгоруков и заключил ладони Ксении в свои, словно желая отогреть. Ладони женщины и правда были холодными. Как, собственно, и ее душа, о чем бывший «червонный валет», мошенник и аферист, разводимый в данное время, нимало не подозревал…
– А как надо говорить? – Она посмотрела Долгорукову прямо в глаза, и ее взгляд был полон горечи. – Как есть, так и говорю.
– Вы сказали, что он преследует вас, – с бездонным участием спросил Долгоруков.
– Да, преследует, – тихо и настороженно ответила Ксения.
– Расскажите, – попросил он.
– Извольте, – произнесла Ксения Михайловна довольно безучастно, будто она уже смирилась со своей судьбой и лишилась сил сопротивляться. Что ж, и сильную женщину, дескать, может когда-нибудь сломать злой рок в облике нехорошего и бессердечного мужчины. – После аборта я целых две недели находилась в горячке, практически между жизнью и смертью. Старуха все проделала не очень чисто и занесла мне какую-то инфекцию. Скалон несколько раз приходил, говорил, что все будет хорошо, и даже пытался… – После этих слов Ксения снова взглянула в глаза Долгорукова и спросила: – Вы ведь мой друг?
– Несомненно! – с жаром подтвердил Сева.
– Значит, вы не будете меня осуждать и относиться предвзято к моим словам?
– Ни в коей мере! Напротив… – похоже, на большее у Долгорукова не хватило слов…
– Он… он даже пытался произвести со мной… соитие… – Ксения Михайловна закрыла лицо руками и принудила себя заплакать.
– Мерзавец! – воскликнул, не удержавшись, Всеволод Аркадьевич. Затем он положил руку на ее плечо: – Простите меня, ведь это я вас… расстроил… своими вопросами.
– Ну, что вы. – Ксения подняла к нему лицо, все в слезах. – Напротив, я вам так благодарна. Ведь рассказывая вам все это, я испытываю облегчение, как бы очищаюсь от всей этой скверны, в которую Скалон вовлек меня… – Она промокнула слезы кружевным платочком и продолжила: – Я все же хочу закончить свой рассказ. Чтобы… потом… между нами не было никаких недоговоренностей.
