— Быть того не может, — возмутилась я. — Нечего моему браслету делать под вашей кроватью!
Глеб согласно кивнул:
— Мари потеряла его в машине, я подобрал и положил в карман джинс. А джинсы я, когда снимал, бросил на пол. Ты мне уже плешь проела и из-за этой привычки, и из-за долбанного браслета. И, Вероника, я прошу тебя больше не пользоваться доверчивостью моих сотрудников. Мари, донеси до Светы и Олега, что директор в этой фирме один, — Драгош прямо посмотрел на меня. — И это — я. Свободна.
Коротко кивнув, я поспешно покинула кабинет. И чуть не споткнулась о Светочку, которая "ну совершенно случайно" оказалась под дверьми. А неподалеку от нее был Олег "ой, а я тебя искал" Латников.
— Много подслушали? — вздохнула я. — Идемте работать. И да, Вероника не имеет права замещать Глеба.
— Это шеф сегодня так говорит, — со знанием дела произнесла Светочка. — Видимо, поссорились. А потом она опять будет нам мозг выносить с полного попустительства Драгоша. А все потому что у Вероники художественное образование.
— Художественное образование у моей подруги, — усмехнулась я. — А у Вероники корона потолок зубьями цепляет.
Мы спокойно проработали до обеда, а после из кабинета Драгоша вылетела злющая Вероника. Я, к сожалению, попалась ей на встречу, так эта альтернативно одаренная плюнула мне под ноги и процедила:
— Не будет у тебя счастья, француженка.
Шарахнувшись в сторону, папа учил держаться от больных на расстоянии, я проводила ее до крайности удивленным взглядом. Это все еще последствия найденного браслета?! Да лучше б он с концами пропал!
А еще минут через двадцать Глеб устроил разнос Латникову. Ну там я понимаю, Олег все-таки косячит как бог. Хотя мне казалось, что придумать что-то новое невозможно. Но он, оказывается, не просто так крутился вокруг Светочки. Он у нее, паршивец, совета спрашивал, как охмурить замужнюю женщину. Все бы ничего, да только запал он на жену нашего клиента! В общем, я бы и рада прикрыть нашего дурачка, но мне и самой хотелось ему как следует вмазать.
Так что день Латников дорабатывал в состоянии "эмоционально уязвленной личности". Это по его собственному мнению. Мы же считали, что получил он за дело.
— Есть планы на вечер? — спросил меня Глеб, за пару минут до окончания рабочего дня.
— Папа приехал, — я пожала плечами, — надо позвонить. А что?
— Да надо кое-что сделать, — пожал плечами Драгош.
Что ж, я задолжала фирме день, так что… Отбив папе смс и клятвенно заверив, что приеду домой на такси (или на машине начальника), я забрала со стола мобильный, взяла сумочку и сказала:
— Осталось только пальто взять и я совершенно свободна. Или мы тут останемся?
Глеб задумчиво окинул офис взглядом и хмыкнул:
— Нет, тут не выйдет. Идем.
Выйдя к парковке, Глеб подманил меня к машине.
— Опять скажешь, что нас ждет клиент? — прищурилась я. — Не стоит. Да и согласись, Вероника не обрадуется, когда узнает, что ты…
— Меня не беспокоит что порадует Веронику, а что нет, — грубовато бросил Глеб. — Давай, мой джинсовый бро, садись в машину. У меня пол багажника завалено маршеллоу, а так же две начисто оструганные веточки.
— И термос с горячим шоколадом? — предположила я.
— И термос с горячим шоколадом, — кивнул он. — Ты все помнишь?
Кивнув, я залезла на переднее сиденье и пристегнулась. Могла ли я не помнить самый волшебный вечер в своей жизни? Тогда, на пятом курсе, мы жарили маршеллоу на костре и пили горькое какао. Почему горькое? А потому что мы забыли положить в него сахар. Каждый понадеялся на другого. Но сладость маршеллоу и атмосфера сбывшейся мечты перебивала горечь напрочь. Тем больнее было потом разбиться о скалы реальности. Реальности, в которой я — всего лишь друг. Джинсовый бро. И вот сейчас, годы спустя, мы вновь едем в лес, пить какао и есть маршеллоу. Неужели ничего не поменялось?
"Если он сегодня склонится ко мне, как в тот раз, я не буду стесняться", решила я. "Пусть у меня будет хоть один поцелуй от любимого. Потом будет только хуже, но вдруг это излечит? Вдруг это как вскрывать гнойник — сначала адская боль, а после облегчение и небольшой рубец?".
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я огорчен, Мари, — негромко заметил Драгош и я, вздрогнув, перевела на него непонимающий взгляд:
— В каком смысле?
— Почему ты не позвонила мне, когда начались проблемы с твоим бывшим женихом? — он не отрывал взгляда от дороги и я принялась безнаказанно его рассматривать.
— Но ведь мы друзья, — напомнила я Глебу. — Разве я могла отвлекать тебя? В Питере были проблемы и…
— Зашибись, Тома, — рыкнул он, крепко стискивая руль. — То есть, я мог приехать на твои похороны? Или, если бы повезло, просто куковал бы под дверью реанимации?!
Он был ужасно зол. Я читала это в побелевших костяшках и в напряженной линии губ. В хмурой складке, залегшей между темных бровей. И в том, что он совсем не смотрел на меня. Не бросал даже косого скользящего взгляда.
Нет, он, конечно, вел машину и не должен был смотреть на меня. Но Драгош всегда нет-нет да посматривал в мою сторону. Когда выдавалась такая возможность. Он был аккуратным водителем, но при этом еще и успевал общаться. А сейчас…
— Глеб, — тихо позвала я. — Александр — моя ошибка. Понимаешь? Он ухаживал, и я ответила на эти ухаживания. Ответила, но не полюбила. Он мне нравился, и я надеялась, что дальше будет лучше. Что я привыкну к нему. Пусть не будет огня и искр, но… Тихая гавань ведь тоже нужна, понимаешь? Но не вышло.
— Он подкараулил тебя в подъезде и только твои соседи тебя спасли, — Глеб все так же стискивал руль. — Ты понимаешь это, Тома? Ты понимаешь, что ты прошла по самому краю?!
Злость Глеба передалась и мне. Передалась и развязала язык:
— А ты понимаешь, что у меня не было ни единой причины звонить тебе?! Ты понимаешь, что…
Драгош резко свернул к обочине, заглушил мотор, повернулся ко мне и впился губами в мои губы. Он нависал надо мной, тяжело дышал и терзал, терзал мой рот долгожданным, выстраданным поцелуем. Ремень безопасности давил мне на грудь, но я тянулась и тянулась к Драгошу. Тянулась как цветок, который тянется к солнцу, стремится к нему изо всех своих невеликих сил. И не боится обжечься. Как и я. Я уже не боялась этого огня.
— Это веская причина? — хрипло спросил Глеб и нежно-нежно коснулся моих губ своими.
— Да, — тихо ответила я.
Где-то на периферии сознания звенел мамин голос. Моя дорогая воображаемая родительница гневно вопрошала, так ли она меня воспитывала, напоминала о том, что Глеб не свободен и… И я первый раз в своей жизни решилась поступить непорядочно. Пусть эта сказка будет моей хоть на один вечер.
Драгош завел мотор и вернул машину в поток автомобилей. Затем включил музыку, и мы поехали в молчании, но не в тишине. Под страдающий голос Фредди, я прикрыла глаза и откинула голову назад.
Теперь я знаю, каковы его губы на вкус. И долгими тоскливыми вечерами смогу вспоминать, каким он был сильным, напористым и властным. И как нежно он целовал меня в самом конце.
"Я сойду с ума", констатировала я. "Нельзя так любить человека. До потери пульса, до потери разума. Растворяясь в своих чувствах и не желая всплывать".
Чуть приоткрыв глаза, я из-под ресниц наблюдала за Глебом. Строгий, сосредоточенный, он вел машину как ни в чем ни бывало. Как будто не он только что перевернул всю мою жизнь, перечеркнул все мои принципы и окончательно свел меня с ума. Скользя взглядом по его лицу, я невольно задерживала внимание на губах. Не тонкие и не полные, идеальные мужские губы. Губы, которые способны выпить меня до дна.
Где-то внутри меня начала зарождаться паника. Мне хотелось выскочить из машины на полном ходу. И я даже потянулась рукой к ремню, но мои ледяные пальцы накрыла теплая рука Глеба.
— Маршеллоу завтра, — не глядя на меня сказал он. — Напиши папе, что сегодня его девочка не вернется домой.
