— Сколько лет вам понадобилось? — нерешительно спросила она. — Ведь обнаружить и вывести белую и розовую незабудку в таком большом количестве непросто.
— Да. Мне понадобилось почти тринадцать лет, — спокойно произнёс Майлз, и глаза Гермионы невольно распахнулись ещё шире. — Первые пять лет ушло на то, чтобы отобрать достаточное количество посадочных семян белой и розовой незабудки. Вычислял время посадки, чтобы они цвели всё лето и захватывали осень.
Они снова молчали.
— И вы используете их для своего зелья и приготовления экстракта? — с любопытством спросила девушка.
Майлз улыбнулся. Ему всегда нравился любознательный характер этой девушки.
— Да, конечно. Это просто сокровище. Хотя изначально я совершенно не собирался их так использовать. Это поле… дань памяти.
Молодой человек смутился. Он снова подумал о том, что опять посвящает её в очень личные подробности своей жизни.
— Памяти вашей мамы? — с участием спросила она.
— Да, — выдохнул Майлз.
Гермиона закусила губу. Волнение утроилось, но она не смогла сдержаться.
— Должно быть, она была прекрасной женщиной… — вздохнула она.
— Да, — коротко бросил Майлз. — Хотите пройтись?
— А можно? — с сомнением спросила она. — Страшно наступать на такую красоту.
— Не волнуйтесь, они очень стойкие, — ухмыльнулся Майлз и протянул ей руку, склон был довольно крутой. Свернув покрывальце, Гермиона нерешительно вложила свою ладонь в его. Он осторожно потянул её за собой, спускаясь медленно и аккуратно.
Это было так странно. Гермиона привыкла всегда и всё делать сама. Носиться по лесам и горам, нырять в озёра, летать на драконах, гиппогрифах и фестралах. Она могла найти выход из любой ситуации. Но рядом с ним она вдруг почувствовала, что не хочет больше. Это маленькая минутная слабость, но она зацепила какую-то важную струнку в душе. Его тёплая, уверенная рука словно вселяла в неё новую надежду, правда, Гермиона боялась даже подумать о том, на что она надеялась.
Им стоило только спуститься с холма, и Майлз снова выпустил её руку. Он предельно осторожен. Его не оставляла мысль, что может спугнуть девушку. Этого нельзя допустить. Они пошли по волшебному волнующемуся полю. Миллионы крохотных цветочков ковром расстилались под ногами. Их аромат пленил, маня наклониться ближе, вдохнуть его всей грудью. И конечно, это волшебство подействовало. Гермиона присела на корточки среди островка розовых незабудок.
— Не представляла, что такое возможно, — с нежностью проводя ладонью по шелковистым соцветиям, тихо произнесла она. — В детстве, если удавалось найти хотя бы один цветок среди голубого поля, мы считали это чудом, настоящим праздником. Загадывали желания…
— Желания? — удивлённо переспросил Майлз и присел в нескольких шагах от неё.
— Да! Знаете, маглы суеверны, иногда загадывают желания на всякие глупости: падающие звёзды, пятилепестковую сирень, четырёхлистный клевер, ещё много на что. Это так по-детски наивно и забавно. Здесь… — она улыбаясь широко раскинула руки. — Можно загадать тысячу желаний!
Майлз тихонько засмеялся. Она ещё не видела его смеха, он показался таким милым. Морщинки у глаз придавали его взгляду столько доброты.
— Так загадайте, почему бы и нет. Вдруг сбудется?
— Я в это не верю, — опустив глаза, с еле заметной горечью произнесла девушка. — Это ненаучно. Это просто глупости.
— Иногда даже ненаучные явления могут случаться, — уверенно заговорил Майлз, устраиваясь на цветочном ковре и вытягивая ноги. — Я много раз убеждался в этом на собственном опыте. Наши желания, словно магниты. Если человек чего-то хочет, по-настоящему, искренне, то есть вероятность, что он притянет к себе удачу, потому что желание, порождает действия, а действия толкают вперёд, к намеченной цели. И никакая наука, суеверия или препятствия не могут быть помехой.
Гермиона изумлённо слушала, слегка склонив голову вниз. Его мысли казались такими простыми и в то же время мудрыми. Она, хитро прищурившись, ухмыльнулась и, взглянув ему в глаза, тоже села на траву, вытягивая ноги в другую сторону.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Эту мысль нужно обязательно записать в вашу коричневую книжечку, — усмехнулась она.
— Там уже есть что-то подобное, — улыбался Майлз. — И потом, мысль слишком логична, чтобы уделять этому особое внимание.
— Классифицируете мысли?
— Обязательно. Порой, в голову приходит такой несусветный бред…
— Я думала, такое бывает только со мной, — усмехнулась она.
— Даже несусветный бред может быть полезен. Скажем, эти крохотные цветочки. Казалось бы, какая от них польза? Красивые, приятно пахнут, пчёлы к ним относятся с пониманием, да и другие насекомые. Но разве я мог лет в двенадцать оценить их пользу? Конечно, нет! Идеи приходят и уходят, но даже, на первый взгляд глупой идеей, не стоит разбрасываться. Пройдёт время и она может превратиться во что-то стоящее, очень важное, может быть даже спасёт кому-то жизнь.
— Правда? — изумлённо воскликнула Гермиона, подаваясь к нему ближе. — Ваше зелье кого-то спасло?
Она вдруг прочла растерянность в его глазах. Поняла, что Майлз затронул тему, которую не хотел обсуждать. Он опустил глаза.
— Это… не совсем так, — тихо заговорил он. — Я просто стараюсь помочь…
— Почему вас это смущает? Это же замечательно! — воскликнула она придвигаясь ещё ближе. — Если то, что вы делаете приносит кому-то облегчение, разве этого нужно смущаться? Я же не спрашиваю, кому вы помогаете, это не моё дело.
— Я вообще не должен был затрагивать эту тему, — досада сквозила в его голосе, в потухшем взгляде, словно он сделал что-то ужасно неправильное.
Она не могла этого понять. Всю жизнь ей хотелось, чтобы её заслуги и достижения признавали, замечали, учитывали при общении с ней. Для Гермионы это было важно. Быть незаметной — это не для неё. Она искренне недоумевала, что с ним такое случилось?
Майлз пытался вернуться в прежнее состояние покоя, но перед ним упорно стояло бледное, уставшее лицо женщины, которая не видела смысла жить. Она не была больна, её жизнь наполнена комфортом, заботой близких. Но война, страхи, потери что-то сломали в ней. Она была всё так же прекрасна, всегда держала себя с достоинством. Но временами ей нужна была помощь. Майлз поклялся Люциусу, что никогда, ни одним словом никому не выдаст этой тайны.
— Послушайте! — вдруг резко произнесла Гермиона, вырывая его из этого серого запутанного лабиринта размышлений. Её руки оказались на его плечах, и Майлз вздрогнул от неожиданности. Он взглянул ей в глаза. Она была решительна и даже немного сердита. — Давайте так! Если для вас это так важно, вы ничего не говорили, а я ничего не слышала! Уясните это раз и навсегда! — она слегка встряхнула его, и невольная улыбка тронула губы мужчины. — Я не шучу! Что вы смеётесь? — возмутилась Гермиона, безвольно роняя руки вниз.
Майлз смотрел на неё и не верил, что это происходит, слова сами сорвались.
— Ты самая удивительная, кого я встречал в своей жизни, — шепнул он и почувствовал, как жар охватывает всё внутри.
Гермиона медленно втянула ноздрями воздух, отвела взгляд. Её щёки зарделись, а в груди, словно запрыгало что-то. Она ощутила дрожь в руках. Слабость и даже головокружение. Хотела встать, но его рука вдруг осторожно коснулась её пальцев, сплетаясь с ними. Сладость и одновременно страх закрались в душу. Гермиона не решалась оттолкнуть его.
— Не бойся меня, — тихо произнёс он, и его голос показался ей ниже чем всегда, вкрадчивее, соблазнительнее. — Я никогда не причиню тебе зла. Обещаю.
Он бережно взял её руку, поднёс к губам. Нежный поцелуй вскружил голову. Гермиона почувствовала, что задыхается.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Майлз, — прошептала она. — Пожалуйста, не надо. Я… совсем тебя не знаю…
— Я ничего и не требую. Ничего.
Он исподлобья взглянул ей в глаза. Что-то было в его взгляде. Что-то манящее, притягательное. Гермиона нехотя потянула к себе руку, и он беспрепятственно отпустил. Она смущённо отвернулась. Не знала, что думать, как объяснить такое быстрое развитие событий. Неужели тот факт, что он видел её ещё в Хогвартсе как-то влияет на его отношение к ней?
