– Во-первых, не надо суетиться. Надо, чтобы прошло хотя бы двадцать четыре часа. Во-вторых, провести своеобразную ревизию в делах наших. Подчистить там, где кто нагадил. Соберем людей завтра. После первых новостей по телевидению.
– Значит, после семи утра.
– Держи связь со мной.
Три часа Илларион Платонович работал с банками. Вроде все урегулировал. Часть депозитов перевел в Берлин, в «Дойче Банк». Часть обналичил и перевел в доллары.
Успел посетить пять своих предприятий. Убедившись, что они работают в прежнем режиме, отдал распоряжение сократить внешние связи и ждать распоряжений.
Обедал Илларион Платонович в обществе стариной приятельницы. Хотелось общения за столом.
Говорили и о ГКЧП, но вскользь. В основном Лиза рассказывала о своих «успехах». В театре бардак. Все рассорились, строят козни друг другу и все вместе – худруку. В кино – жопа. Так и сказала уже народная артистка, приобретшая всенародную любовь за роль простушки-провинциалки в фильме о войне.
– Ты что же один? Где твоя царица Тамара?
– Уехали отдохнуть с сыном, – куда и надолго ли, не стал уточнять, а Лиза и не спрашивала.
Обед продолжался почти два часа. На прощание Лиза все-таки спросила:
– Как считаешь, гэкачеписты победят?
– Все решится в ближайшие часы. Поддержат армия и спецподразделения их, выиграют. Нет – все рухнет и разлетится наш Союз на кусочки мелкие.
– Не дай Бог, Иллариоша! Ты не забывай меня! А за обед спасибо. Давно я так вкусно не кушала.
Староста зачастил к нам. После того как они с моим Иваном что-то мудровали в комнате сына, мы собирались у камина. Говорили, пили наливочки. Я начала брать уроки финского у местного шерифа. Он некоторое время назад долгое время работал при посольстве Финляндии в Союзе и там выучил русский язык.
Двадцатого августа мы с Иваном решили совершить то, что тут называют shopping. Накупили всего. И так много, что все заднее сиденье в машине заполнили.
Как спокойна и размеренна жизнь этого городка! Глубинка. Лишь редкие гудки тепловозов нарушают провинциальную тишину.
Редкие машины никуда не торопятся. Тут строго соблюдают скоростной режим. Зато много велосипедистов.
– Мам, можно, после того как разгрузимся, я к Урхо пойду?
Не скажу же я, что мне не очень нравится такая дружба. Пожилого финна и мальчика из России. Но знаю, откажи сыну в этом, затаится обида. Это худшее, что можно представить в отношениях родных людей.
Сын ушел. Я разбираю сумки и пакеты. Раскладываю продукты по местам хранения. Это – в морозилку, это – в шкаф, это – в общий отсек холодильника.
Переходя с места на место, я, походя, включила телевизор. Что говорит диктор, я не понимала, но вот мои глаза выхватили картинку. Танки на улицах Москвы. Меня охватил страх. Там Илларион. Я никогда не паниковала, но тут ноги мои стали ватными, и я в изнеможении опустилась в кресло у камина. Новости закончились, и началась дневная передача для «тех, кто остался дома». Я выключила телевизор. Он у нас платный. Платишь, как у нас за электричество.
Сколько времени я просидела в некоем ступоре в кресле, не знаю. На часы не смотрела.
– Мам! Ты где? Слышала новости? У нас в Союзе переворот.
– Чему радуешься? Там наш отец.
– Что ты, мам! Илларион не такой человек. Он сильный и смелый.
– Вот именно. Оттого и волнуюсь.
– Давай вернемся.
– Илларион сказал – жди, я и буду ждать.
– Тебе виднее. Староста сказал, что я с понедельника могу приступить к работе у него.
Тон, с которым говорил сын, привел меня в рабочее состояние. Я должна обеспечить нормальную для него жизнь, чтобы не случилось.
– Через час будем обедать.
Сын ушел в свою комнату. Забыла сказать, Урхо передал сыну компьютер: «Это не подарок. Это твой инструмент. Осваивай». Вот и осваивает мальчик новую для него технику.
Двадцать шестого августа мы с Иваном встали рано. Уже в семь он должен быть у старосты. Вечером я наутюжила костюм, выгладила белую сорочку. Все же сын будет работать у госслужащего. На него будут смотреть люди. Надо произвести хорошее впечатление. Он же «русский медведь».
Плотно позавтракав, Иван ушел. Домашние дела не занимают у меня много времени. Членов ГКЧП арестовали. Я до боли в ушах слушала перечень лиц, помещенных в Матросскую Тишину. Среди них моего Иллариона не было. Вспомнила рассказы отца о так называемом «ленинградском деле». Тогда наряду с высшими должностными лицами были репрессированы и средние, и низшие чины. Я надеялась, что в этом случае история не повторится.
Мы жили жизнью обывателей. Я учила финский язык и скоро могла свободно изъясняться в пределах «магазин-аптека».
Иван у Урхо был на хорошем счету. Его приняли горожане. Платил староста исправно. Каждую пятницу. Свою первую получку Иван отметил. Принес мне охапку садовых цветов. Я приготовила праздничный ужин. За праздничным столом был и наш пес. Я еще не говорила вам, что мы завели собаку? Все мой Иван. Принес щенка: «Мам, жалко. Смотри, какой он хороший!»
Пес «дворянских» кровей, но симпатяга. Так что у нас теперь коллектив. Растет пес быстро, но и жрет много.
Вот и августу приходит конец. Тревога помаленьку улеглась. Я решила для себя так: если нет от Иллариона никаких известий, значит, нет и плохих. Я познакомилась с соседями. Три дома рядом, три соседки. Два по обе стороны от нашего «Ге» и один напротив. Две финки и одна шведка.
Определился и уклад нашей жизни. Раз в неделю я ехала в центр за продуктами и хозяйственной мелочью. Дом требовал заботы. То тут подкрасить, то там подлатать.
Высадила озимые. Иван вскопал грядку. У парадного посадила луковицы тюльпанов, нарциссов и лилий. Соседушки шведки презентовали. Я успела заметить, что шведки тут добрее финок.
Первого сентября Иван начал учиться заочно в Russian school в Хельсинки. По почте прислали все учебники. Как разительно отличаются они от тех, по которым учатся наши школьники! Я тоже нашла себе применение, кроме домашних забот. Я занялась репетиторством. Учу финских ребятишек русскому языку.
– Фру, Тамара, мы хотим читать вашего Пушкина в натуре.
Это значит в оригинале. Пять малышей в возрасте от пяти до восьми лет. Без ложной скромности скажу, у меня это неплохо получается. Один урок у меня в доме. Другой – на реке, следующий – в лесу. Помните у Пушкина – «Осенняя пора, очей очарованье»…
Но этой поре очей очарованья пришел конец. Тридцатого ноября повалил снег. Как зарядил с утра, так и валил до ночи. Сначала мы с Иваном, вооружившись лопатами, пытались прочищать узкую тропку от дома до ворот, но потом, выбившись из сил, плюнули на эту затею.
– Мам, дров до утра хватит, а утро вечера мудренее, – прав сын.
Как сладко спится в ночь снегопада! Слаще чем в дождь. Пес, свернувшись калачиком, спит у тебя в ногах, за окном глухая тишина, слегка попахивает прогоревшим камином, и мысли легки и приятны. Кажется, что вот сейчас откроется дверь и на пороге появится Илларион…
Илларион Платонович не писал объяснительных записок по поводу того, где он был в дни путча. В ночь путча он организовывал завоз продуктов в здание Совета по приказу профессора, доктора юриспруденции, депутата Верховного Совета.
Полный идиотизм, думал он, перечитывая машинописные листы с перечнем того, что потребовал Председатель Совета.
Они что – думают там держать осаду в течение месяца? Сожрать столько – определено заработать гастрит или завороток кишок. К тому перечню, что лег на стол Иллариона Платоновича, прикололся и другой – оружие, которое защитники демократии затребовали для отпора врагу. Дворец Амина взяли со значительно меньшим количеством оружия, усмехнулся он.
Двадцать третьего августа он был приглашен к самому председателю.
– Мы высоко ценим ваш вклад в борьбу за свободу, демократию и новые производственные отношения.
Пусть первое и второе, но при чем тут производственные отношения. Профессор, прохаживаясь по большому, метров пятьдесят, кабинету, скупо жестикулируя левой рукой, продолжал говорить. Нет никакого смысла повторять его речи – словопрение. Пустопорожняя болтовня, на которой он и завоевал авторитет теоретика в Верховном Совете.
– Именно поэтому мой выбор пал на вас.
Чего-чего? Какой такой выбор?
– Уточните диспозицию, пожалуйста, – голосом героя из комедии Данелия начал Илларион Платонович, но его прервали менторским тоном.
– Любезный, меня Верховный Совет слушал, затаив дыхание. Я предполагаю, что вы переутомлены. Все честные люди в эти дни работали не щадя сил. Я понимаю и не ставлю вам в укор. Мы (и тут это «мы», отметил Илларион) предлагаем вам войти в нашу команду. Предположим, мы вам предложим, простите за невольную рифму, должность в КРИГ.
Профессор наконец-то уселся в свое кресло. Это значило, что аудиенция закончена.
С понедельника Илларион Платонович начинает работать заместителем председателя ранее бы не имевшего места в номенклатуре комитета – по распоряжению имуществом города. Какая кормушка!
