– У тебя в России муж есть?
– Есть.
– Я свою жену прогнал. Связалась с прощелыгой шведом. Спасибо Богу – детей от нее не дал. А от тебя я бы детей хотел.
– О чем ты говоришь? Ты знаешь, сколько мне лет?
– Какая разница? У женщин возраста нет, – в полумраке я разглядела его белозубую улыбку, – твоя «девочка» совсем молодая.
Когда мы подошли к моему дому, на крыльце нас ждал Иван.
– Ты даешь, мам! Хоть бы записку оставила, – вежливый мальчик у меня. – Доброе утро, господин староста! Позавтракаете с нами?
Пятого мая 1992 года мы завтракали «втроем, не считая собаки»…
Оксана после встречи Нового года к Иллариону Платоновичу охладела. Ее увлекла стихия телеэфира.
Сам же Илларион Платонович вздохнул с облегчением, воочию убедившись в справедливости поговорки: баба с возу – кобыле легче.
Его буквально захлестнули дела в комитете. Такое это было время. Началась повальная приватизация жилого фонда. Такая же волна накрыла и многие предприятия. Бывшие государственные заводы, фабрики и прочая акционировались.
Так в ежедневных трудах и заботах проходил 1992 год. Вся жизнь города проходила на фоне криминальных событий. Обыденным стали убийства.
– Ты, уважаемый Илларион Платонович, завел бы охрану, – советовал старый приятель.
– От снайпера и от бомбы ни одна охрана не убережет. Я же чист. Крысой никогда не был. Никому дорогу не пересекал.
В конце августа Иллариону Платоновичу разрешили пойти в отпуск на две недели.
Заперев городскую квартиру, «оседлав» своего коня, стосильного шведа «вольво», он поехал в Рощино. Там в двух километрах от озера у него был домик.
«Похожу по лесу, посижу с удочкой на речке или озере. Отойду от суеты городской». Так решил он. А что касается быта, то он неприхотлив. Много ли ему надо? Был бы кусок жареного мяса с овощами да стопка доброго вина горького. Телевизор он включал два раза – утром и вечером. Когда шли новости.
Много бродя по лесу, Илларион много и размышлял. Жизнь подходит к концу. Он это сознавал, не испытывая при этом ни страха, ни сожаления. Он пожил. Та, прошлая жизнь осталась позади. Да, он нарушал закон. Да, на его совести жизни многих людей. Но при этом он был в системе. Что творится сегодня? Такого беспредела в наши дни не было, не утешал он себя, а констатировал то, что есть.
Ярким и светлым пятном (какой штамп!), нет, не пятном, а вспышкой стала встреча с Тамарой. Он как будто очищался с ней от скверны…
Илларион выходил на берег реки Рощинки, выбирал укромное местечко, устраивался на каком-нибудь пне, раскладывал закуску и наливал полный стаканчик из несессера – подарок Тамары. Поплавок удочки мерно покачивается. Поклевки нет. Значит, можно спокойно выпить и закусить. Одно плохо. Трудно дается этот естественный для всех живучих плотоядных процесс. Но не будем об этом. Не за столом.
Прошла неделя, и Илларион уехал в город. Надо все-таки пока зат ься врач у.
Рентген, анализы. Крови, мочи, кала. Еще одно обследование на УЗИ. Диагноз поставлен – рак пищевода.
– Если операцию сделать немедленно, то жить будете, – полковник медслужбы, доктор наук Вахтанг Ибрагимович Кикнадзе на своем медицинском веку перевидал многое, и этот случай для него был обычным, даже обыденным. Знал он, что мужчине жить, даже если операция пройдет успешно, осталось от силы месяцев шесть – восемь.
– Товарищ полковник, – Илларион Платонович был спокоен, – сбросьте на минуту ваш белый халат и ответьте на один вопрос: Вы бы пошли под нож в этом положении?
– Давайте для начала выпьем коньяку, – полковник был с юмором.
– Никто, кроме вас, – продолжил полковник после того как выпили по «наперстку», – не может решить этот вопрос. Я не могу быть на вашем месте. Скажу другое. На сегодня в мире нет традиционных средств против этого вида канцера. Голодная смерть. Мучительные рвоты. От интоксикации головные боли. Потом тотальные. Решайте! Вы – мужчина.
Оперировал Иллариона лучший онкохирург. Две недели после операции Илларион Платонович питался через зонд и капельницы.
Он продолжал работать, подписывать документы, отвечать на письма и в палате интенсивной терапии.
И так месяц. Из клиники Илларион Платонович вышел похудевшим, но не болезненно. Врач сказал: «Надо поддерживать диету. Постарайтесь пить меньше. Сократите курение до минимума. Все остальное обычно».
– Илларион Платонович, – курирующий комитет заместитель мэра был подчеркнуто вежлив, – у вас еще есть две недели отпуска. Отдохните. Наберитесь сил. Мы подождем.
«Смерти моей ждете», – подумал Илларион.
– Съежу за границу. За всю жизнь так и не сподобился.
– Это очень правильное решение. Чем можем, поможем.
Ну уж нет. Спасибо. Сам как-нибудь.
– Премного благодарен!
«Еду к ней!» – решил Илларион. Он в этот момент не думал, как именно он совершит этот вояж. Это было не столь важно. В медицине это, кажется, называется анаболическим шоком.
Как быстро пролетал 1992 год!..
Трасса № 122 не трасса, а так, плохенький проезжий тракт. Александр Сергеевич, наверное, по такому уезжал по указу Александра Второго в Бессарабию.
BMW С-7, словно послушное дитя, вез Иллариона в страну Калевалы к жене и сыну.
Границу Илларион пересек без проблем. В качестве допинга он употреблял настойку овсянки. Это порекомендовал ему старинный приятель Сережа Большой – и бодрости прибавляет, и вони изо рта нет.
В свете галогенных фар промелькнуло: Хямеенлинна – 20 km, Motel.
Девушка на reception была удивительно мила и любезна:
– What do you want, mister?
Идиотка, что ли? Что я могу хотеть в мотеле? С тобой переспать. Кассу взять.
– I want to sleep, misses.
– Yes, of course. I am ready to help you.
Она определенно ненормальная, думает уставший путник. Вслух же говорит:
– Эта финка что-то хочет взять с меня. Но что?
– Вы русский?
– Русский. А ты тоже из России?
– Из России. Меня папа попросил постоять. Я вообще тут проездом. Меня ждут в Осло, в университете. Я студентка.
– Ясно. Я спать хочу, я в дороге уже почти сутки.
– Тогда вы должны были сказать – go to bed.
– Заморочка. Так устроишь на ночлег?
– Идите по коридору до конца, последняя дверь слева. Я подойду.
Ну и студентка!
Номер – это каморка метров семь с одним окном и нишей, где рукомойник и душ. Напротив – уборная. Зато лежак занимает половину камеры. Иначе это помещение Илларион назвать не мог.
Голод одолевает. Спазмалитик в рот и надо ждать десять минут. Потом можно и что-то съесть. Теперь бы в душ! Но стук в дверь прерывает его мечты о воде.
– Это я. Принесла чистое постельное белье и кое-что поесть. Это входит в стоимость номера. Если чего-нибудь еще, то позовите. Вы у нас единственный постоялец, услышу.
Как это по-русски! По-русски будет и поесть вместе.
– Кстати, я забыла заполнить на вас карточку. Как вас зовут?
– Илларион я. Террорист и по совместительству киллер.
– Шутник вы. Мне папа не разрешает пить и кушать с постояльцами.
– Папа где?
– Он уехал разбираться с налоговой полицией. Насели гады. Мы же русские. Вот и давят.
– Так останься. Услышим, если кто подъедет.
– Я рекламу выключила. Никто не приедет, – умная девочка.
Девочка и умная, и красивая, а вот еда, что она принесла, никудышная. И сюда проник пресловутый американский fast food. Правда, сосиска была местного изготовления и несла в себе вкус говядины. Зато водка была финская. Finlandya.
– Мне папа пить водку не разрешает, – говорит, – но рюмку не убирает, а, наоборот, пододвигает.
Илларион вспомнил песенку «А мне мама, а мне мама целоваться не велит».
– Девочка, как тебя зовут?
– Я – Валентина. Так меня мама назвала. Я родилась в день святого Валентина.
– Тебе папа не велит пить, мама целоваться не велит.
– Слышала я эту песенку. Мне мама уже ничего не может ни разрешить, ни запретить. Нет ее.
– Прости.
Тишина окутала округу. Даже псины примолкли. Валентина была молчалива и покорна…
– Папа приехал. Не хотите с ним познакомиться? – сказала женщина, которая тридцатью минутами раньше молча и покорно отдалась проезжему мужчине, и это несколько покоробило слух Иллариона. «А сам-то хорош!» – укорил он себя.
– Лишнее это.
– Тогда спокойной ночи!
Приняв еще одну таблетку и выпив стакан воды, Илларион лег в постель. Сон пришел быстро и незаметно.
Сколько было в тот миг на часах, он не знал. Его накрыла волна ласк и страсти. Вот, значит, чему учат в Осло. Недаром шведки слывут женщинами особой стати.
– Ты лежи спокойно, я все сама сделаю, – и сделала.
– Спи теперь. Прощай! Я рано утром уезжаю. Береги себя!..
Летом, в середине августа, я разрешила Ивану взять отпуск. По секрету скажу, у моего мальчика появилась «пассия местного разлива». Девочка из соседнего дома. Та, что шведка. Говорили мне, жди неприятностей. Шведки такие – и шепотом: развратные. Читала я в газетах что-то об этом. Об их законодательстве, разрешающем браки между мужчинами и мужчинами и наоборот.
