Тамаре тут нравилось. Она ела, как правило, луковый суп и пила белое вино. Федор супа не ел. Он любил куриные филейчики с овощами. Глядя, как жена пьет вино, он морщился: «Как ты пьешь эту кислятину?»
Сам он пил кальвадос. Следовать так следовать. Или не во Франции мы. Так он оправдал свое пристрастие к этому напитку.
Перекидываясь малозначимыми фразами, они ели каждый свое. О чем они думали в это время?
Тамара Вениаминовна думала о дочери. Хорошо бы, чтобы она приехала с маленькой Тамарой. Пусть Степан остается, а они приезжают. Не то чтобы Тамара Вениаминовна не любила мужа дочери, но он ей казался чужеродным элементом. Его постоянные разговоры о деньгах утомляли.
Федор же думал о том, как бы вернуться в Россию. Он уже устал от Франции. И вообще от заграницы. Он освоил мало-мало французский язык. Прилично говорил по-английски. Но все равно тяготился в чужой языковой среде.
Когда дочь хозяина заведения принесла десерт, подал голос мобильный телефон. Прими, мол, СМС-сообщение.
У Тамары участилось сердцебиение.
«Степан убит. Если можешь, приезжай».
– Что-то в галерее?
– Нет, Федор. Степана убили.
– Какого Степана? – не мог принять это известие математик, программист.
– Ну, не Бандеру же. Тот давно помер. Нашей дочери мужа убили. Перепил этой яблочной водки, – в сердцах сказала Тамара и позвала Лизу. Дочь ресторатора. На расчет. 300 франков. Мама моя родная! Дорога же ты, жизнь во Франции.
Они ехали на новом такси «рено». Половину пути молча. Потом Тамара Вениаминовна нарушила тишину – Доигрался твой бывший патрон. Все ему было мало. Эти деньги. Их фетишизм. Money, money, money!
Отреагировал таксист.
– Оплата только по счетчику, мадам!
Федор молчал. Убили, не убили. Нет человека – и все. Все так просто. Может быть, теперь-то жена согласится вернуться в Россию. Осточертели эти месье и мадамы. И даже очень аппетитные мадемуазели осточертели. Какие-то они ненастоящие. И пахнет от них не по-людски. И груди их тоже ненастоящие. И все остальное ненастоящее.
– Ты чего заелозил-то? – отреагировала на эти мысли жена.
Дома, не снимая пыльника, Тамара стала набирать номер телефона в Санкт-Петербурге. Городской. Никто не поднял трубку в особняке. Позвонила на мобильный. Не отвечает. Знать бы матери, что доченька ее в этот момент «развлекается» с подружками в мотеле в Репино. Все та же троица и Маша.
– Я пойду в ванну, а ты, сделай милость, закажи билеты на ближайший рейс домой.
У Федора лицо расплылось в улыбке.
– Чего смешного я сказала и чему смеяться в этом случае? – не выдержала и тоже улыбнулась.
В Санкт-Петербург самолеты летали три раза в неделю. Очередной вылет только в субботу, то есть через два дня. Сегодняшний уже летит.
Два дня Тамара занималась передачей дел своей тутошней подруге. Как сказать? Офранцузившейся, что ли, немке Кати. Ее так назвал папа, офицер бывшей народной армии ГДР, любитель русской литературы.
Ей Тамара могла доверить галерею. Немка была до невероятности честна и по-немецки пунктуальна и исполнительна. Улетая в Америку, к примеру, одно дело было доверено Кати и она выполнила его на отлично.
Сложнее было с Софьей. Она мерзко говорила по-французски. У нее никого, кроме Тамары, в Париже не было. Она села на табурет в прихожей и стала причитать:
– Улетишь к себе в Россию, и я помру тут. Улетишь – и я умру.
– Хватит ныть! Билетов на самолет все равно больше нет. Не пропадешь.
– Улетишь – и я помру, – продолжала албанка.
Не выдержал Федор:
– Слушай, Софья, где твой паспорт?
– Тут он, – албанка как будто этого и ждала, – у меня шенген. В Россию можно ведь.
Ах ты, бестия! Все-то она предусмотрела.
– Поехали! – Федор сдернул женщину с табурета и увел с собой.
– Куда ты ее поволок?
– Не корова я, чтобы меня волочь, – обиделась албанка.
– Ох, уж и разобиделись мы! Езжайте уж, – сказала Тамара. – Федор, подгадай так, чтобы Софья в России была не раньше нас. Там она точно пропадет.
Они ушли. В квартире на третьем этаже дома постройки начала восемнадцатого века, как пишут в романах, воцарилась тишина. Ерунда все это. Метрономом звучали напольные часы. Сквозь шторы в комнаты проникали звуки города. Где-то в отдалении провыла сирена полицай-авто. Ажаны торопятся. Да и сам дом жил, не молчал. Глухо, едва слышно доносились звуки фортепьяно с пятого этажа. Там на одном из трех инструментов репетировал новую пьесу Шопена Пьер.
Тамара Вениаминовна забралась с ногами на софу и закурила. Последнее время она старалась не предаваться этой застарелой напасти. Лучше выпить хорошего вина или коньяка, нежели выкурить одну сигарету. Незаметно она задремала.
Эпилог
Все тот же А-301 занял свой коридор и начал путь по курсу. Один диспетчер сменял другого. Над городом Баден-Баден в горах Шварцвальда возмущенные потоки воздуха бросили лайнер вниз. Главный пилот Жан Бержье с трудом удержал в руках штурвал. Он делал все возможное, чтобы вывести самолет из штопора. И, может быть, ему это бы удалось. Не будь они в горах. Легкое касание правого крыла об уступ горы и вот громада рассыпается на горящие части. Никто из ста тридцати пассажиров и семи членов экипажа не выжил. Прах их и тот собирали по кровавым кускам.
По ком звенит колокол на верхушке костела в городе?
Мария получила две капсулы через месяц. Долги бюрократические процедуры в Германии. У нас не проще.
– Мама, а где тут бабушка? – Тамара вытянулась. Этакий Бемби.
Темно-зеленый цвет елей резко выделялся на фоне серого неба с оттенком розового. Ни дуновения. Природа застыла, будто в траурном церемониале. Тишину кладбища нарушали картавые крики воронья.
Это день двадцатый августа 2007 года.
Тамара Вениаминовна Инина, ее дети – Миша, Маша, Ваня и ей сопутствующие – Петр Петрович, Анатолий Иванович, Федор Петрович. Вспомним Алексея, Степана, Васю, Надю.
Сколько их, живших в одно время с Тамарой Ининой?..
Мы узнали, как жили эти люди. С большой скорбью мы расстаемся с Тамарой.
Забыли Софью. Она приехала в Санкт-Петербург, и тут же на вокзале была ограблена. Через месяц ее депортировали в Косово. Почему туда? Я-то откуда знаю.
Послесловие от автора
Перечитывая эти истории, я представил женщину, сидящую за стариным письменным столом.
При свете зеленой настольной лампы она пишет их почему-то не на пишущей машинке. Не шариковой ручкой, не ученической вставочкой с металлическим пером. И даже не гусиным пером, а пером павлина. Фантасмагория какая-то…
