Наши губы соприкасаются. Едва-едва. Мы смотрим друг другу в глаза. Потом снова встречаемся губами, чуть настырнее. Его язык легонько проникает в мой рот…
И тут начинает звонить телефон. Громко. Требовательно. Но Даниил накрыт непробиваемым щитом космического пофигизма. Он глух к истерике мобильника и впивается в мои губы сильнее. Уже без прелюдий и вопросов.
От неистового дребезжания не получается расслабиться, и, наверное, потому поцелуй ощущается довольно посредственным.
«Вдруг это мама», проскальзывает в сознании мысль, и я отодвигаюсь.
— Извини. Я лучше пойду и отвечу.
— Конечно. — нехотя соглашается. — Спасибо за вечер, Ника.
— Доброй ночи. — выхожу из машины и, идя к подъезду, достаю телефон.
— Адамян! — возмущённо отвечаю, входя в подъезд. — Ты запорол всю мою романтику!
— Можешь начать проклинать. — спокойно летит в ответ. — Жду подробности.
Желание поделиться сильнее мгновенной кармы, поэтому начинаю свой детальный рассказ обо всем. И о том какой Вейдер образец темного, но притягивающего к себе тестостерона, и о взглядах цыпочек на его фигуру. И о самом японском саде, о грядках, о рыжих мальчиках, о Николяше, и наконец о том, что его, принца датского, оказывается, тоже там ждали. На вопрос, почему не пошёл, мычит что-то на своем и требует продолжать рассказ.
И уже когда я прихожу домой, разуваюсь, умываюсь, перевожу на телефоне звук с разговорного на мультимедийный динамик, скидываю с себя одежду и заканчиваю эротичное описание событий в машине, Эрик спрашивает:
— Язык Вейдера был у тебя во рту?
— Что за вопросы? — игриво шепчу, освобождаясь, наконец, от лифчика.
— Отвечай на вопрос. — требует мой личный извращенец.
— Я такие вещи про Арпине не спрашиваю.
— Тебе не интересно. И не меняй тему.
И вот здесь, он не прав. Дело не в том, что мне неинтересно. Тут и интересом не пахнет. А воняет нежеланием. Я просто не хочу этого знать. Это же мой Эрик. Мой. И есть нечто извращенно неприятное, чтобы с кем-то его представлять. Думаю, это сравнимо с отвращением от мысли об интимной жизни родителей.
Когда он сказал, что начал встречаться с девушкой, я его потролила на тему голубых огоньков и сразу же задвинула все эти возможные их парные акробатные мимимишности в дальний сарай, повесив самый тяжелый замок на дверь. Чтобы ни разу, ни секунду об этом даже не подумать.
И, слава небу, они супер-благовоспитанная пара, и максимум, что позволяли себе при мне — держаться за руки.
— Может, мне интересно… — язвлю ему в ответ.
— Спрашивай. — ни одного подкола в голосе.
И в голове возникает очень странный вопрос… Но я его не понимаю, поэтому отвечаю:
— Да, его язык немного был во мне.
— Блядь, Ника. — неожиданно ругается Эрик. — Не в тебе, а у тебя во рту.
— Ты знаешь матерные слова? — смеюсь я. — Мой принц! Я просто в шоке!
— Тебе показалось. — в голосе появляются знакомые медовые нотки.
— Ага ага, обманщик. Ладно, я уже разделась, пойду в душ.
— Иди смывай с себя грехи чужих прикосновений. — издевается принц датский.
— Покасики, ревнивец.
— Ник, — останавливает отстраненный голос. — Тебе… понравилось?
Можно сказать правду, то есть «Нет», но веселее будет подурачиться, поэтому я с придыханием произношу:
— О-о-очень.
— Понятно. Класс. — с зевком прилетает ответ. Тоже мне порадовался. — Доброй.
Глава 19
На следующий день я поехала в дом Тумановых.
Моя личная традиция — раз в неделю навещать мамусечку. В определённые часы, когда бесчувственный отец и не отсвечивающие теплом сестры находятся где-то вне родительского дома, например, на учебах-работах или в Тайге — не сильно важно.
До определенного времени отношения с сестрами развивались по вполне стандартной схеме, с преобладанием совместных игр, дележкой незаметно добытых у мамы или бабушек конфет и редкими стычками. Но однажды средняя дочь Синей бороды пошла в школу, а затем, ожидаемо, шагнула во второй класс.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В тот год, в честь ее дня рождения устроили праздник, и сестре разрешили пригласить друзей одноклассников. Она выдала не скромный список, и наш дом гудел в лапах захватчиков: стайки мам и их славные отпрыски. Вот среди этой неимоверно скучной для меня катавасии присутствовал некто Иван, не зря в сказках именуемый не иначе, как «дурак».
Кроме отстающих способностей мозга, ромео-тупица обладал еще чутьем, склоняющим его выбирать наименее удачные моменты для своих действий. К тому же крайне сомнительных действий.
Я вместе со всеми детьми поздравила сестру, покричала ура, но участвовать в играх не захотела. Где я и где эта кучка малышей младше меня на два года. Поэтому тихо ускользнула в свою комнату, полистала свой любимый журнал с планетами и на странице с красным марсом во мне загорелась лампочка Ильича.
Проверив основные места скопления народа, украдкой пробралась на кухню, пододвинула табуретку к шкафу, встала на нее и бесшумно, высунув от напряжения язык, открыла дверцу. Сердце, предвкушающее забилось, а рука потянулась к призрачному счастью. К маминой заначке, в которой были спрятаны мои любимые конфеты.
Еще немного и… картавый голос заставил вздрогнуть:
— Привет.
Обернувшись, обнаружила одного из одноклассников сестры, светловолосого мальчика в серых штанах и синей, большеватой для его щуплого тела, рубашке. Он смотрел на меня с улыбкой и при этом сильно волновался.
— Чего надо? — недовольно хмурясь, ответила кайфоломщику. Почти дотянулась, и на тебе. Лишний свидетель. К тому же мама в любой момент могла подойти… и тогда меня бы снова на неделю лишили просмотра Покахонтас.
— Хочу признаться! — упрямо продолжил картавый.
— Ты комнатой ошибся. Тебе надо выйти и идти прямо на звуки.
В дверях послышались шаги, я подумала прыгать и бежать, но на кухню вплыла моя сестра. В желтом платье принцессы и косичкой на правом плече. Я облегченно вздохнула и собралась просить увести этого непутевого, обещав поделиться добычей, но Иван набрал в грудь воздуха и произнес так громко, словно мы стояли на утреннике, а он оглашал стих, который зубрил весь предыдущий день:
— Ты самая красивая девочка на планете!
— Чего…? — удивленно и раздраженно посмотрела на мальчика, о существовании которого ранее не подозревала.
А моя сестра громко вскрикнула:
— Мама! Ника залезла за конфетами! Накажи ее! Накажи! — то, чего она никогда раньше не делала. Не сдавала меня. Не предавала. Пока какой-то одноклассник, ее картавый тюльпан, не отвесил мне комплимент тысячелетия….
Если бы мне сказали, что в этот момент злая ведьма протянула Насте чашу с надписью: «Миссия ненавидеть Нику» и попросила сделать глоток, то с уверенностью — моя сестра не послушалась, Не-а. Какой там глоток, она иссушила ее и выпила всё до дна. И попросила добавку …
Вот так отдаёшь все игрушки и платья, на которые она пальцем тыкает, а потом один полурослик что-то невнятное картавит, и опачки… враг почему-то ты.
Сколько бы я ни старалась, пить из кубка «Давайте жить дружно», она не соглашалась. Кидалась дальше дротиками «ненавижу» и язвила однажды отплатить мне тем же. Я терпела. И терпела. А когда играть в догонялки сестринской любви мне надоело, начала отвечать, что раунд не будет засчитан, если парень не окажется картавым. То, что блеснуло в глазах сестры не принесло никакого удовольствия.
А потом Настя переманила на свою сторону и младшую.
Вот такая вот чудесная у нас в семье сестринская любовь и взаимоподдержка.
*
— Почему ты не предупредила? — мама положила передо мной тарелку ароматного борща, и я с радостью отломила кусок домашнего хлеба. — Я бы приготовила твое любимо пюре из батата. Остальные не едят, считают слишком сладким.
