Цикадой стал человек, превратившийся в маленькое звонкоголосое насекомое из-за своей любви к музам, чтобы вечно петь «лилейно-чистым голосом». Когда музы танцевали на Геликоне, то вся одушевленная природа наслаждалась их пением. Звенела цикада, своим пением вызывая в памяти легенду о ней. Она как бы говорила: «И я была человеком, и, пока я была им, я всегда пела. Теперь, когда со мной произошло превращение, я сохранила свою прежнюю страсть к пению». Жаворонки, ласточки и лебеди стаями танцевали вместе с богинями. Музы господствовали и над дикими силами природы. Если звучали их фанфары, то разлившиеся воды Нила возвращались снова в прежнее русло, и снова становилось рекой то, что было морем, и волны вплоть до нового разлива пребывали с музами. Музы укрощали грубые стремления людей. Граждане Кротона по совету Пифагора воздвигли музам храм за то, что они, богини созвучия, гармонии, ритма, своим присутствием устанавливали согласие среди граждан. Музы всегда танцевали, всегда пели и перебирали струны лиры, но, когда они видели, что Аполлон становился во главе их хора, они начинали петь еще лучше, чем прежде, создавая дивно прекрасные мелодии. Ибо Аполлон был Мусагетом — руководителем хора муз. Атрибут «мусагет» прилагался и к имени Геракла, богочеловека, обладавшего могучим телом, потому что его сила приносила земле мир, освобождая ее от господства чудовищ в образе людей и животных. И вообще все то, что нарушало согласие, гармонию в мире, греки называли amuson (грубый, негармоничный).
Превосходство даров муз над грубой силой наглядно показывает миф о близнецах Антиопы — Амфионе и Зете. Миф о братьях-близнецах, строящих городские стены, — это прежде всего и вместе с тем и миф о роковом соперничестве братьев (таковы предания о Ромуле и Реме, об Аттиле и Буде). Мотив соревнования прослеживается и в мифе о строительстве городских стен в Фивах, хотя в этом мифе между братьями не возникает соперничества. Амфион и Зет воспитывались среди пастухов, как Ромул и Рем. О них известно, что они были беспощадны, когда вместе выступили против царицы Дирке, преследовавшей их мать. Эту злую царицу они привязали к одичавшему быку и гнали быка до тех пор, пока измученная Дирке не превратилась в источник. Когда братья получили власть в Фивах и решили обнести незащищенный город стенами, то, соревнуясь между собой, они, однако, действовали в согласии. Зет, пользуясь своей чрезвычайной силой, катил к строительству огромные камни, а благодаря звукам лютни Амфиона камни еще большего размера сами двигались к городу и сразу же укладывались в ряд друг возле друга, в порядке, олицетворяющем гармонию строительства. Недаром женой Кадма, основателя города, была прелестная дочь Ареса и Афродиты — Гармония. В стенах города, возведенных благодаря мелодии семиструнной лиры, роковое соперничество уже других братьев возникло впоследствии, его навлек на более позднее поколение Эдип, внук Лабдака, внука Кадма. Но в трагедии, повествующей о двух братьях, Этеокле и Полинике, павших от руки друг друга, пейзаж в глубине сцены напоминает о древней гармонии: это семь ворот Фив, которые предание связывает то с числом семи планет, выражающих самую высшую степень гармонии в мировом порядке, то с семью струнами лютни Амфиона.
Обращение к музам (по-латыни invocatio), обязательное согласно правилам поэтики, осталось чуть ли не до наших дней в качестве начала эпических произведений. У Гомера такое обращение является в известной степени требованием религиозным: согласно этому муза высказывается устами поэта, богиня поет гнев Ахиллеса, она же воспевает странствия многоопытного Одиссея. Поэт должен быть покорен музе или музам (ибо наши источники говорят иногда об одной музе, но иногда о трех или семи, а чаще всего — о девяти музах). Музы — богини, дочери Зевса, и они принадлежат к счастливым обитателям Олимпа. Они всюду присутствуют и все знают, в то время как смертные люди лишь улавливают далекие вести, не обладают знанием и ни о чем не могли бы иметь ясного представления без муз. Гомер упоминает о Фамир иде, фракийском певце, осмелившемся соперничать с музами, которые в наказание отобрали у него его божественный голос, сделав певца немым. Сам Гомер чувствует, что если бы даже у него было десять языков и десять уст, то и тогда он не смог бы перечислить все греческие корабли, стоявшие под Троей, если бы олимпийские музы, дочери эгидодержавного Зевса, не вызвали в нем воспоминаний о них. Лишь в минуты творческого вдохновения из клубящейся туманной глубины неясных воспоминаний возникает поэтическое произведение с резко очерченными контурами, в безупречной ясности — Мнемосина, «память», по Гесиоду, мать муз. Греки приписывали присутствию муз, связанному с субъективным чувством поэтического вдохновения, уверенность поэта в себе: удовлетворение найденным, а не придуманным образом, удовлетворение словом, единственно возможным, не заменимым никаким другим. Эта убежденность вселяла безусловное доверие к словам вдохновенного поэта. Поэтому поэт — святой человек, поднять руку на которого — преступление. И поэт при таком восприятии его деятельности взирает на себя как на автодидакта или только как на средство для передачи высказываний божества: «Я автодидакт (ученик самого себя), то есть не человек меня научил, а бог вложил в мою душу героические песни», — говорит Фемий, италийский певец, приказывая этими словами Одиссею пощадить его.
Гесиод пас свое стадо, как простой беотийский пастух, под горой Геликон, когда встретился с музами. Их первые слова были словами упрека. Музы клеймили позором полуживотную жизнь пастухов, погрязших в ежедневных заботах о куске хлеба, их простые и грубые радости, состоявшие лишь в наслаждении едой и питьем. Так Гесиод осознал закономерность окружающего его мира. Он почувствовал, что посвящение муз открыло ему глаза на более глубокую взаимосвязь природы и общества. Теперь он вдруг заметил танец муз вокруг фиолетового источника. Своими нежными ногами дочери Зевса исполняли танец у источника и у алтаря Зевса. Об одном из источников существовало у пастухов предание: он бил там, где копыта чудесного коня Беллерофонта, Пегаса, коснулись известковой скалы, поэтому источник этот и назывался Гиппокреной, Конским источником. Здесь, а также в волнах реки Пермес купаются музы. Отсюда музы отправлялись в путь и, окутанные густым туманом, ночной порой посещали поэта, ибо тот, кто хоть раз подсмотрел танцы муз в их жилище на горе Геликон вокруг фиолетового источника, тот уже всюду слышал их прекрасные голоса, воспевающие богов. Ведь музы пели прежде всего о богах и о героях, ведущих свое происхождение от богов.
Античный поэт истолковывал покоряющую силу вдохновения как невозможность противостоять откровениям божества. Гесиод с той самой минуты, когда музы вдохнули в него дар песни, пел о
