Остановилась, замолчала. И даже стала как будто меньше.
«Дикарка», – подумал питерец. Щеки с румянцем, крепкая, тугая вся – но общаться не с кем, а потому дикарка.
– Здравствуй, девочка! – сказал он, присев на корточки, чтобы уменьшить разницу в росте. – Меня зовут дядя Валя. А тебя как?
Девочка растерянно переводила взгляд с папы на маму и ничего не отвечала.
– Стесняется детеныш? – спросил он у взрослых. – Ничего, на новом месте разойдется, там детей много.
Он был искренне счастлив, что у ребенка его лучших друзей никаких заметных патологий не наблюдается.
– Да нет, не стесняется, – сказал Бакенщик. – Просто ждет указаний.
– От кого? – не понял гость.
– От меня с мамой, – улыбнулся хозяин. – Так, дочка? – он погладил ее по белокурой нежной головке.
– Так, – подтвердила девочка и на всякий случай спряталась за мамину юбку.
В отличие от мужа Галина не улыбалась. Ей было страшно и тревожно, как всякий раз, когда что-то из внешнего мира касалось ее маленькой дочки: будь то приезд (точнее, «приплыв») участкового педиатра – он вполне мог заметить возрастное несоответствие, – либо визит с ребенком в паспортный стол для официальной фиксации ее появления на белый свет.
Там, как и в случае с педиатром, все прошло отлично – Галина с Бакенщиком приехали в поселок через два года после нежданного обретения дочери, девчонку обернули в одеяло, и та вполне сошла за годовалую.
А про странные вопросы Бакенщика никто и не вспомнил. (Хотя он потом еще раз наводил справки про утерянных детей, для очистки совести. И даже не боялся читать ответ, уже точно зная, что этот ребенок – только его и Галины.)
– Ладно, девушки, – неожиданно решился Бакенщик. – От мира не спрячешься. И Валентин не чужой.
– Можно говорить все, что хочу? – очень по-взрослому спросила девчонка.
– Можно, – подтвердил отец.
А мать лишь поджала губы – похоже, ей бояться теперь всю оставшуюся жизнь, уж слишком тяжело далась ей эта замечательная девчурка.
– Ну и слава богу, – разрядил ситуацию гость. – Говори все, что сочтешь нужным. А то твои родители – как секретные сотрудники: даже то, что ты девчонка, и того не сказали. Ты хоть знаешь, что за игрушку я тебе привез?
Валентин протянул девочке автомат. Вряд ли она с ним станет играть в войнушку, но эта штука умела издавать шумы, а при нажатии на курок на срезе ствола появлялась еще и «цветомузыка». Вполне могло развлечь малышку, всю свою жизнь проведшую в тайге.
– Знаю, – сказала кроха. – Автомат Калашникова. Похож на «АК» под старый патрон.
– Какой патрон? – машинально переспросил очумевший питерец.
– 7,62 миллиметра, – уточнила девочка. – Большой. В модели «АКС-74У» – уже 5,45.
Валентин Сергеевич с мольбой посмотрел на друга. Это ведь шутка? Домашняя, так сказать, заготовка?
Друг даже не улыбнулся. Ты, мол, хотел узнать семейные тайны, так чего нервничаешь?
– Детка, ты любишь оружие? – снова обратился он к девчонке.
– Нет, – решительно качнула она головой, аж банты воздух рассекли. – Оружие не люблю. Я мороженое люблю.
– А откуда ж про «АКМ» узнала?
– По телику дядя говорил.
– Когда?
– Не знаю. Я еще маленькая была.
На этом она сочла себя выполнившей все церемониальные обязанности и снова с топотом поскакала на своем коне из комнаты.
– Вот так, Валентин Сергеевич, мы и живем, – улыбнулся Бакенщик.
– Она только про оружие знает? – с надеждой спросил питерец.
– Да ладно тебе, – отмахнулся Иван Григорьевич. – А то ты не понял! Она про все знает. Все, что услышит. Все, что прочтет.
– Прочтет? – не понял Валентин.
– Она все книжки дома перечитала, даже энциклопедию, – махнул рукой вокруг себя Бакенщик. Большую часть стен занимали самодельные дощатые (и никогда не пустовавшие) книжные полки. – Из-за компьютера не вылазит. Я не успеваю ей диски покупать.
– Охренеть, – только и сказал гость.
Галина весь разговор промолчала.
Вечером они вышли из дома. Закат красиво раскрасил воду слегка раздавшейся на равнинном повороте Реки.
Сели на нагретый за день валун, наслаждаясь видом и чистым лесным воздухом.
– Да-а, – наконец протянул питерец. – Удивил ты меня дочуркой, ничего не скажешь.
– Потому и просим ее при чужих помалкивать, – объяснил Бакенщик. – Боимся, не доведут до добра эти способности.
– Есть такая опасность, – согласился Валентин Сергеевич. – А с другой стороны, если Бог дал талант, грех зарывать его в землю.
Еще пару минут друзья помолчали. А потом питерец подытожил:
– Необычная, конечно, девчонка, но славная. Я очень рад за вас.
– Моя надежда, – подтвердил Бакенщик.
– И на что надеешься? – спросил друг. – В смысле, что думаешь о ее будущем? – Все-таки его слегка задели все эти странные тайны.
– Я имел в виду, Надежда – с большой буквы, – отшутился Бакенщик. – Зовут ее так, Надежда.
– У тебя все – с большой буквы, – не обиделся друг, все же кое во что посвященный, – и Река, и Служба. И вот теперь – Надежда.
Глава 9
Береславский пошел по следу
Место: Москва.
Время: почти три года после точки отсчета.
Курьер Агуреева действительно привез миллион. Десять пачек по сто тысячерублевок в каждой. Веселенькие, сине-зеленые, с ярославскими пейзажами бумажки – твердые, свежие, чистые, еще типографией пахнут. Все пачки обвязаны банковской лентой. Красота, да и только.
Береславский разделил денежки на две части. А потом вторую половину – еще на две. Все кучки прикрыл бумажными листами. После чего вызвал по селектору Орлова.
– Садись, – сказал он компаньону. Того слегка передернуло – как и всякий бывший зэк, не любил он этого слова, предпочитая более мягкое «присаживайтесь».
– Чего звал? – невежливо спросил Сашка. – У меня отчет квартальный горит.
Настроение у Орлова было явно неважное, и Ефим знал почему. Его компаньон, несмотря на весь жизненный опыт, так и не утративший веру в человечество, только что поучаствовал в конкурсе на небольшой госзаказ. Причем верил в победу, как семиклассница – в любовь: конкурсная цена была три с половиной миллиона рублей, а «беоровские» типографы дали Орлову цифру в восемьсот тысяч, нижний порог цены, которая бы их устроила. Орлов даже успел похвастаться предстоящей победой перед Береславским, настолько был уверен в выигрыше.
Вышло же все, как и предполагал менее наивный Ефим Аркадьевич, то есть слегка иначе. «Беор» просто не был допущен к конкурсу. По чисто формальным признакам: не так якобы оформили бумажку, которую и оформлять-то было необязательно.
Вообще из восьми желающих к конкурсу допустили только двоих. Причем народ пошел настолько нахальный, что, по данным Интернета, у обоих допущенных участников, несмотря на разные названия, были одни и те же телефоны и физический адрес.
Береславский только поржал над такой Сашкиной промашкой, но Орлов расстроился всерьез и до сих пор еще не пришел в нормальное состояние духа.
– Ну, чего звал? – нетерпеливо повторил директор «Беора».
– Торопишься – так иди, – равнодушно сказал Береславский, невзначай снимая бумажку с большей кучки денег.
Орлов застыл как вкопанный.
– Откуда? – спросил он, не сводя глаз с пачек.
Береславский не спешил с ответом, наслаждаясь произведенным эффектом. Он вообще обожал производить эффекты.
– Я ж обещал найти деньги, – наконец снизошел он. – Забирай. Здесь пол-«лимона».
– Круто! – наконец вынужден был признать Сашка. Безусловно, он верил в таланты друга, но скорость «сбычи мечт» впечатляла.
– А вот еще кусочек, – жестом фокусника Ефим снял бумажку с кучки поменьше. – Это тебе. Лично.
– Откуда? И с какой стати мне? – Орлов потихоньку начинал волноваться. Во что опять ввязался этот старый дурак? Такие деньги просто так с неба не падают.
– Потому что эти, – Береславский открыл последнюю кучку, – мне.
Вот теперь директор «Беора» встревожился всерьез.
– Что мы за это должны? – спросил он.
– Мы – ничего, – высокомерно ответил идеолог агентства. – Разве ты что-то смыслишь в искусстве?
– Ты хочешь сказать, Мухины картины на миллион продал? – криво усмехнулся Сашка.
– Пока нет, – вынужден был признать очевидное гениальный махинатор. – Пока востребованы только мои искусствоведческие таланты.
Орлов сделал вид, что все понял (а что еще оставалось делать?), и удалился к своему горящему отчету, а Ефим впервые задумался над тем, как ему теперь эти денежки отрабатывать. Над тем, чтобы сознаться в собственной некомпетентности и вернуть их назад, он даже не задумывался.
Значит, так, собрался с духом Ефим Аркадьевич. Что мы имеем с гуся? Имеем одну работу Шишкина Ивана Ивановича с серьезного аукциона, где тщательно изучают то, что продают. Это отнюдь не гарантия подлинности, но весьма высокая степень ее вероятности. Более того (и тут начинаются чудеса выбранной Береславским новой профессии), даже фуфел, пройдя серьезный аукцион и «подперевшись» этим фактом, отчасти уже перестает быть фуфелом. Что-то типа финансовой прачечной, пройдя через которую самые что ни на есть криминальные наркодоллары или фунты становятся вполне безобидными денежными средствами.
