— Развлеклись? Довольны? — в голосе Итагаро прорвалось гневное возбуждение. — И кстати, ранили одного из своих, а это — уже судебное дело…
— Очки… Не могу открыть глаза… — боль и отчаяние в голосе Талира заставили Джантара вздрогнуть, не дав среагировать на слова Итагаро: закрыв глаза одной рукой, Талир пытался подняться, протягивая другую в пространство перед собой. — Где очки?
А ведь эта особенность Талира и дала ему право на особый режим. Ночью он видел так же хорошо, как другие люди — днём, зато при дневном свете носил специальные очками с тёмными светофильтрами. (Ведь другая его особенность: телепатическая связь с некоторыми людьми на близких расстояниях — нигде, ни в каких документах, не упоминалось…).
— Вот они, — Герм помог ему подняться, другой рукой держа вместе с сумкой и очки — Не открывай глаза, я тебе надену.
И только тут до Джантара стал доходить смысл происшедшего — и слов Итагаро о судебном деле. И он вдруг увидел: площадь, только что малолюдная, теперь будто наполнилась толпой, окружившей их со всех сторон. Причём каймирцев, кажется, не было — Джантар видел одни светлокожие лица. Тут были и взрослые, и школьники — причём как раз те, что, в отличие от остальных, всё ещё выделялись так и не отменённой особой одеждой. Трое были в чёрной форме «элитной» школы (хотя и здесь, в Тисаюме, Донот продолжал числиться в такой — с этими троими, похоже, знаком не был); ещё несколько — в полувоенной форме будущих офицеров (а эти, судя по их агрессивной сплочённости, были знакомы между собой)… Но это было уже страшно — и сквозь ещё не прошедшее возбуждение Джантар ощутил, как всё похолодело у него внутри при мысли о возможных последствиях. И даже невольно, будто ища поддержки, он обвёл взглядом собравшуюся толпу — но в выражениях большинства лиц читались только испуг, смешанный с осуждением и ненавистью, или просто злобное любопытство…
— Жизненно важные органы не повреждены, — как сквозь пелену тумана, донёсся голос Герма (и Джантар даже не сразу понял: речь шла о раненом нападавшем).
— Давайте попробую остановить кровотечение, — сказала Фиар, склоняясь над раненым. — Но только…
— Что ты делаешь? Не трогай… — кто-то из взрослых, прорвав круг собравшихся, бросился к Фиар и, схватив за руку, оттолкнул с такой силой, что она едва не упала, чудом сохранив равновесие. — Сами его чуть не убили — а теперь кровь останавливать? Это вам, что, игра?
— Ну, видите, что вы натворили? — ещё кто-то, подойдя сзади, схватил Джантара за руку. Голос был полон злобы и презрения. — А это действительно уже не игра. Это вы совершили преступление, и вам придётся за него отвечать…
— О чём вы? — резко обернулся Итагаро. — Вы разве не видели: мы спокойно шли по набережной, они сами напали на нас?
— Ты как со мной разговариваешь? — ответил тот с презрительным удивлением, будто упиваясь собственным превосходством. — Ты хоть знаешь, кто я такой? Я — представитель власти, офицер военной прокуратуры! Ну ничего, скоро ты заговоришь по-другому…
— Нет, а какое право вы имеете нам угрожать? — казалось, Итагаро совсем не смутился и при этих словах. — Если даже не знаете, что тут случилось на самом деле?
На мгновения в толпе воцарилась странная тишина — но захват на руке Джантара не разжался. И рука была схвачена так, что он даже не мог повернуться и увидеть этого «представителя власти»…
— Вы только послушайте, как он со старшими разговаривает, — пополз за спинами собравшихся злобно-трусливый шёпот, будто кто-то, не решаясь высказаться открыто, искал поддержки других.
— Да все они одинаковы, что ещё разбираться, — ответил другой голос.
— С дубинками ходят, вечером на улицу выйти страшно, — сказал третий (и снова непонятно, кого имея в виду). — А у этого, смотрите, какой взгляд. Что ему стоит старого человека ударить…
— Наши дети должны учиться, а эти ходят купаться в море, — подал голос ещё кто-то. — Видите, какие у них причёски. Им и стричься по-школьному не надо.
— Да у них и одежды нет такой, чтобы не стыдно было в школу прийти, — продолжил, кажется, снова первый голос. — Им просто не нужна. Хотя они тут и в школу так ходят…
— Ну, в чём каймирцам ходить в школу на Каймире — наверно, не тебе решать, — с внезапным полуоблегчением услышал Джантар голос Кинтала, который вытолкнул перед собой из толпы пугливо озиравшегося взрослого. — Ты в своей деревне распоряжайся, а не здесь… А кто тут говорил, что с подростками разбираться ниже вашего достоинства — так вы мне, уже окончившему школу инвалиду военной службы, объясните: что плохого сделал мой брат? — тяжело опираясь на костыль, Кинтал повернулся к тому, кто держал Джантара за руку. — И вы, что, уже успели провести тут какие-то следственные действия, чтобы решать, кто преступник? И кстати, какие у вас на это полномочия?
— А ты ещё кто такой… — угрожающе начал назвавшийся «офицером военной прокуратуры», не отпуская руку Джантара.
— Нет, а вы, собственно, кто такой? — донёсся до Джантара голос матери. — Никаких доказательств, что вы представитель власти, мы ещё не видели…
В ответ раздалась нецензурная угроза, от которой у Джантара снова потемнело в глазах. Ему, кажется, ещё не приходилось слышать, чтобы с его матерью кто-то разговаривал подобным образом. Тем более — смысл в переводе на литературные лоруанский язык сводился к… угрозам доказать какое-то преступление уже чуть не всей семьи Джантара!
— Вы хорошо подумали: в чём обвиняете и меня, и моего старшего сына? Кстати, а младшего — в чём? О каком его преступлении идёт речь? — Джантар не мог не восхититься выдержкой и спокойным достоинством матери (хотя сам едва совладал с вихрем отчаяния и ненависти, всколыхнувшим его). — И к тому же вы действительно ничем не доказали нам, кто вы на самом деле, и каковы ваши полномочия. И очень ошибаетесь, принимая нас за тех, с кем можно говорить подобным образом. А если это просто таков ваш стиль общения с людьми — знайте, что у нас сотрудники спецслужб обычно разговаривают иначе…
— Где это «у вас»? — рука, державшая руку Джантара, дрогнула, но не разжалась. — И… почему я должен вам верить? Я никаких ваших документов тоже ещё не видел… — голос за спиной Джантара, звучал всё менее уверенно.
— Здесь раненый, так мне даже кровь остановить не дали, — сказала Фиар, не дав матери Джантара назвать себя. — Они сами напали на нас, но так получилось, что ранили своего, я пыталась помочь, но меня оттолкнули — а теперь у меня уже что-то не получается… И что, среди вас — ни одного честного человека, который подтвердит, как было на самом деле? — продолжала Фиар, обращаясь к собравшимся. — В таких случаях только можете злобствовать на подростков вообще — и вам даже безразлично, кто в чём виноват? Но подумайте: если бы вы действительно верили, что мы какие-то бандиты — рискнули бы так вокруг нас собраться? И хоть немного не стыдно за то, что говорили?.. Талир, ты как? — Фиар подошла к Талиру, который ещё неуверенно держался за руку Герма, прикрывая глаза, хотя теперь на нём были очки.
— Резь в глазах, — ответил Талир. — Не могу открыть. Такой яркий свет… Когда кто-то сорвал очки, у меня перед глазами было небо. И чуть ли не в направлении на Эян. Но должно пройти… Когда-то так уже было…
— У Талира ночное зрение, — объяснила Фиар. — Он не переносит яркого дневного света. Теперь понимаете, почему он на особом режиме? И этим — виноват перед теми, кто учатся в школе «как все»? Даже если сами прогуливают занятия и ищут приключений в городе?
— Ничего мы не прогуливали… — пробормотал один из нападавших. — У нас занятия отменили… И я тут ни при чём. Это он, — указал он на стоявшего рядом сообщника, — сказал, что этот, — тут он указал на раненого, — подошёл сзади и режет мои штаны…
— Врёт он, ничего я не говорил! — встрепенувшись, завопил тот сообщник. — Ты сам, своим ножом, его ударил! А я не знал, что у тебя с собой нож!
— Ты что?.. — так же завопил первый (успев выкрикнуть ещё несколько непонятных, наверно, жаргонных слов), но тут в круг собравшихся стал протискиваться человек в полицейской форме (а затем, в сопровождении Итагаро — ещё двое, один из которых был каймирцем), и эта истерика оборвалась так же внезапно, как началась.
— Вот они, — объяснил Итагаро. — Хотя я их мало знаю. Это просто мы оба, — он подошёл к Талиру, — эвакуированы из Моараланы, и нас поселили там по соседству, вот они и вообразили, будто мы им что-то должны. И видите, что натворили… А вот и этот «офицер военной прокуратуры», — продолжал Итагаро уже сзади. — Но я-то хорошо знаю, как выглядит их форма на самом деле. Один мой родственник раньше там работал…
— Военной прокуратуры? — переспросил один из полицейских. — А при чём она здесь? В чём тут какое-то воинское преступление? Если просто один наркоман в драке ранил другого — это наше дело, гражданской полиции. Тем более, там дальше задержали ещё двоих — и они уже успели сознаться, кто кого ранил и чьим ножом… И кстати — в какой прокуратуре такая форма? Вы за кого себя выдаёте? И какое у вас право тут распоряжаться?
