— Господа, завтракать! Святой час. Все дела после.
«Но ведь все это в глубоком красном тылу!» — с отчаянием подумал Шорохов.
• •После завтрака им показали отведенные для отдыха комнаты.
В той из них, которая предназначалась Шорохову, стояли дубовая кровать, круглый стол, кресла. Но чего ради казаки столь рьяно их компанию опекают? Ведь не личная это заботливость Никифора Матвеевича. Он прямо сказал: «Вызывали в штаб корпуса: „Едут купцы. Окажите содействие“». Полагают, что купечество Дона поможет корпусу закрепиться в захваченной местности? Вошли-то в красный тыл без обоза — значит, намеревались пролететь вихрем, а теперь собираются остаться здесь навсегда? А как еще понять? И народ белоказачью власть принял?
Еще раз оглядев комнату, Шорохов покинул барский дом. Захотелось пойти на прогулку. Кто запретит?
• • •
Село начиналось за примыкавшим к дому парком и бедным не выглядело. Дома были крыты соломой, но дворы не жались друг к другу, почти в каждом был колодец, высокие плетневые заборы стояли не покосившись. Из-за них вырывался хриплый лай.
И — нигде ни души.
• • •
Шорохов увидел толпу. Она приближалась к селу со стороны леса и чем более отдалялась от него, тем сильнее вытягивалась в узенький ручеек.
Он пошел ей навстречу.
Это были люди с котомками и узлами, бедно одетые. Дойдя до усадьбы и только тут заметив возле господского дома всадников, они остановились, что могло означать лишь одно: бежали от белоказаков и к ним же пришли.
Едва Шорохов успел это подумать, как из-за изб вылетел конный отряд. Командовал им один из знакомых по утренней встрече офицеров. Присутствие Шорохова, видимо, смутило его. Он приказал казакам спешиться, никого не пропускать ни в деревню, ни от нее и послал в господский дом с донесением верхового.
Шорохов тем временем начал расспрашивать беженцев. Они были из какой-то Игнатьевки. Далеко ли это отсюда? Почему уходили?
Ответа он так и не получил. Слышалось:
— Знамо уж… дороги… эвона…
Но какая-то лихая сила сорвала же этих людей с места!
Возвратился посыльный, что-то сказал офицеру. Казаки начали сортировать толпу. Они отделяли мужчин от женщин и попутно отбирали у тех и других любую приглянувшуюся вещь: сапоги, пиджак, платок, — причем обращались ко всем беззлобно, в спокойной уверенности, что никто не откажет. Вроде бы даже не грабили. Брали как свое. И все подчинялись с полной покорностью.
«Что установлено? — в бессилии перед происходящим и чтобы как-то утешить себя, зло думал Шорохов. — Связного я тогда не подвел. Идут без обоза. Это — раз. Занят Тамбов. Значит, держат направление на север. Это — два. И — три: по приказу Мамонтова раздают захваченные винтовки, сахар, муку. Грабят, конечно. Не удержаться».
Под причитания женщин мужчин погнали к господскому дому.
Мануков вырос за спиной Шорохова:
— И как вам тут нравится?
От неожиданности Шорохов вздрогнул.
— Рассказать — не поверят, — продолжал Мануков. — Но теперь уже скоро. Конец комиссарству. Все! Отплясали, отпели. И какая решительность! Какая смелость при полной ясности целей! У военных деятелей это не часто. Поверьте. Я говорю о самом Мамонтове.
Шорохов через силу улыбнулся:
— Послушайте, Николай Николаевич, в селе, где мы сейчас находимся, была всего одна лавка. Сокровища, о которых нам рассказывали, это не здесь. Тут же, повторяю, была всего одна лавка — и той больше нет. И сегодня народ доволен. Переваривает то, что на него внезапно свалилось. Но завтра он потребует: «Дайте еще!» Пусть не хлеба — это деревня, есть свой, — пусть керосина, соли. И где тогда взять, если сегодня все роздано, растащено, попрятано по амбарам, по погребам, и, как всегда при этом бывает, у одних — много, у других — ничего? А ведь казаки с собой никакого добра не везут. Своего им раздавать нечего. Это нам было сказано… Власть всегда должна думать о завтрашнем дне. Распределять, чтобы через неделю, через месяц хватало всему народу. Не доходило до края. Вы не считаете?
Шорохов понял, почему так заговорил: он отвечал вовсе не Манукову, а самому себе! Раздачами тамбовских запасов, которые Советская власть хранила на завтрашний и послезавтрашний день, Мамонтов исчерпывающе ответил на вопрос, намерен ли он оставаться в захваченной местности. Не намерен. Иного объяснения нет.
И рядовые казаки так же считают. Отсюда и то, с какой легкостью они занимаются грабежом. Уверены: больше ни с кем из этих людей не повстречаются, жить среди них не будут. Пришли и ушли!
Он понял все это и потому с благодарностью взглянул на Манукова.
— О-о! Интересная мысль, — ответил тот с вызовом. — Но ведь то, что власть обязана всех поить и кормить, чистый большевизм. Сам! Свободное соревнование личностей, пересечение судеб, и отсюда — расцвет предприимчивости, умение обеспечить себя, — это и есть правильный образ жизни. Ее-то здесь мы теперь и имеем. Просто совестно растолковывать эти азы. Вы не согласны? И кого вы намерены обвинять? Не того ли бравого полководца, который нас здесь принимает? Я еще раз беседовал с ним и свидетельствую: стратег!
— Обвинять? Бог с вами! И при чем здесь казаки? Они исполняют приказ, — Шорохов почувствовал, что заговорил слишком откровенно. — Но как тут быть нам с вами? Ведь не ради этого зрелища, — он кивнул на толпу плачущих женщин, — нас сюда принесло? И не знаю, как вам, а мне нужен город, базар. Только тогда я вижу уровень цен, понимаю, что нужно делать, чем и как торговать.
Мануков рассмеялся:
— Ох уж это провинциальное высокомерие! Не понимаешь — значит, вообще отметай. А надо вглядеться, вдуматься. Очень это полезно! Если, конечно, делать верные выводы, — он дружески взял Шорохова под руку. — Ну, а что делать вам? Идти к интенданту полка, к Евгению Всеволодовичу. Лично у меня с ним полное взаимопонимание. Полное, скажу по секрету, настолько, что дальше можно было б не ехать. Я говорю о вопросах чисто материального свойства. Но — спешите. Наши с вами компаньоны тоже не ловят ворон. Идите же, идите…
• •Ужинали вшестером.
— Наш высокий гость, — Никифор Матвеевич представил компаньонам мужчину лет пятидесяти, среднего роста, сухощавого, в полковничьем мундире.
— Фронтовой товарищ… Случайно. Проездом из полка в полк.
Улыбка тронула бледные губы полковника:
— Уж и высокий… При моем-то росте? Побоялись бы бога. Никифор Матвеевич не согласился с этим:
— Так ведь что правда, то правда, — он наклонился в сторону Манукова, ладонью, прижатой к щеке, отгородился от полковника и добавил вполголоса:
— Правая рука Константина Константиновича.
Полковник небрежным жестом остановил его:
— Правая, левая… Можно невесть что подумать… Но тут я и в самом деле случайно. Передохнуть час, другой.
Он говорил без улыбки, глаза его смотрели сурово.
После ужина все перешли в парадный зал. Погрузились в обтянутые голубым шелком кресла. Нечипоренко и Варенцов за ужином выпили, почти сразу стали дремать. Беседа шла между Мануковым и полковником
— …Формы власти… это… это нас нисколько не интересует, — не допускающим возражений тоном говорил полковник. — Таким вопросом мы… Да, мы… мы не занимаемся. Нет нужды. Всюду, куда мы приходим, этот вопрос решается сам собой и притом навсегда. Рабочие и крестьяне, та народная масса, на которую опирался русский большевизм при его зарождении, сейчас всеми мыслями и чувствами стоят на нашей стороне. Они устали от комиссаров, собраний, политики. Спросите любого селянина: к чему он стремится? В ответ услышите: «Разбогатеть», — и он вам точно объяснит, что сие в его представлении значит: заполучить в собственность солидных размеров земельные угодья, вырастить сыновей, поставить каждому из них пятистенку. Идеалы, понятные мужику. Они остались еще от прошлых времен. А Россия — страна мужичья. И потому в красном тылу полно желающих на это прошлое повернуть. Естественно, им надо помочь, образовав, так сказать, центры кристаллизации, что мы нашим походом и делаем. Могу сообщить: приказом командира корпуса уже создан штаб Тульской дивизии. Шаг дальновидный. Едва мы вступим в Тульскую губернию, тысячи ее жителей пожелают влиться в ряды нашего корпуса. Мы их примем, вооружим. И конечно, сами эти жители тотчас воссоздадут в своей губернии ту власть, что была на Руси до смуты последних лет. А мы? Мы пойдем дальше… Нет. Нас формы власти не заботят. Это дело народа. Мы преследуем чисто военные цели.
— И в чем они?
— Пока — Козлов, затем — Тула. В районах этих городов, как я уже сказал, из числа местных жителей произойдет формирование новых пехотных частей.
— Разве корпус сейчас не имеет пехоты?
— Три тысячи. Пеший отряд под командой генерал-майора Мельникова. Для задачи, которую ему предстоит решать, недостаточно.
