— Есть разница. Мы иногда не понимаем друг друга, вот и все, — холодно ответил он и повернулся ко мне, все еще держа в руках фото. На нем были изображены трое: я, мама и Томас. Уже без папы.
— Очень милая фотография, — улыбаясь, произнес Хэлл. Надо же, как быстро у него меняется настроение.
— Сколько тебе здесь? — спросил он.
— Четырнадцать.
— Хм… очень…
— Мило?
— Нет, красивая, — его улыбка была похожа на улыбку Чеширского кота, — Ты.
Я стояла и не знала, что сказать. Поблагодарить? Нет, пожалуй, лучше сменить тему, пока он не начал ее развивать.
— Э… кофе будешь? — спросила я. Хэлл посмотрел на меня так, будто я сказала какую-то глупость, и ухмыльнулся.
— Я не пью… кофе.
Я пожала плечами.
— Ну, извини, вина у меня нет.
— Спасибо, Амелия, я ничего не хочу.
Он поставил фото обратно на комод, и стал медленно подходить ко мне. Я самопроизвольно попятилась.
— А я, пожалуй, выпью кофе, — воскликнула я, и начала двигаться по направлению к кухне.
— Подожди.
Я остановилась. Черт.
— Что? — буркнула я.
— Да нет… ничего, — задумчиво произнес Хэлл.
— Хм… ну ладно… я сейчас вернусь.
Я пошла на кухню, оставив Хэлла одного, он возобновил просмотр моих детских фотографий. Нужно выпроводить его, и поскорее. Иначе я, в конце концов, перестану собой владеть, и наброшусь на него с поцелуями. Какая же я идиотка. Прекрасно знаю, что не следует влюбляться в парней вроде него, и все равно это делаю!
Пока варился кофе, я то и дело поглядывала на часы. Как же медленно идет время… Восемь часов. Было бы девять, я могла бы сказать, что мне завтра в школу и пора ложиться спать. Представляю, как бы он похохотал надо мной. Наверняка, обозвал бы ребенком или еще чем-нибудь подобным. Ну и пусть. Наплевать.
Я налила кофе в свою любимую кружку с надписью «Мамочка, в этом году я вела себя хорошо» (ее мне подарила на Рождество мама в надежде, что мое поведение хоть немного будет соответствовать надписи на ней), и вошла в гостиную. Хэлл стоял у окна, сложив руки за спиной.
— Прекрасный вечер, не правда ли? — спросил он. Я поставила кружку на столик, и подошла к окну. На беззвездном небе светила полная луна.
— Да… пожалуй…
Хэлл обернулся, и наши взгляды встретились.
— У тебя удивительно красивые глаза, Амелия.
Ну вот. Начинается.
— Спасибо за комплимент, конечно, но мне кажется, тебе уже пора, Хэлл…
— Я никуда не тороплюсь, — ухмыльнулся он, и, грациозно (впрочем, как всегда) опустился на кресло. Да уж, наглости ему не занимать.
— Хм… ты что, до утра тут собрался сидеть?
— Нет, я уйду тогда, когда посчитаю нужным.
— Тебе когда-нибудь говорили, что ты жуткий наглец?
— Да, упоминали пару раз, — и снова эта чертова ухмылка. Я нахмурилась.
— Не надо хмуриться, Амелия, тебе это не идет.
— А ты не указывай мне, что делать, — буркнула я. Он тихонько засмеялся. Как же меня это бесит!
— Ладно, давай не будем ссориться, — мягко произнес он, встал и начал медленно двигаться ко мне. Я уже хотела сказать, чтобы он не делал этого, но он вдруг остановился, и стал будто прислушиваться к чему-то.
— Ты чего? — спросила я. Хэлл как-то странно взглянул на меня, но ничего не сказал. Игнорирует меня?
— Эй, ты меня слышишь?
— Слышу, — просто сказал он.
— Хм… ну что ж… уже поздно… и… — Да уж, словарный запас у меня не богатый. Ну что бы ему такое наврать, чтобы он ушел?
Он стоял всего в шаге от меня, и не сводил с меня глаз. Особенно его привлекли мои губы, и, как ни странно, шея. Я чувствовала, как мои щеки заливаются румянцем.
— Амелия? — он протянул руку, и погладил меня по щеке. От его прикосновения у меня мурашки побежали… Хэлл приблизился совсем близко, наши лица разделяли всего несколько дюймов… его губы почти коснулись моих…
Тут хлопнула входная дверь, и в гостиную вошел мой брат.
— Не помешал? — язвительным тоном спросил он.
— Нет, — ответил Хэлл, так как я не могла вымолвить ни слова. Мое внимание привлекло не то, что Томас говорил, а то, как он выглядел: темные круги под глазами, бледное лицо, и горло, обмотанное шарфом. Странно… на улице ведь тепло…
— Томас… — начала я.
— Я пойду к себе, — буркнул он, перебив меня, — Увидимся, Хэлл.
Хэлл кивнул, и Том пошел наверх. Я недоуменно уставилась ему вслед.
— И что это было? — вслух сказала я. Хэлл взял мою руку, нежно поцеловал, и мило улыбнулся.
— Я пойду, пожалуй. Можешь не провожать меня, — сказал он, и, поклонившись, ушел.
Как только входная дверь захлопнулась, я побежала наверх. Разъяренная, я ворвалась в комнату Томаса. Он сидел на кровати и засовывал в рюкзак свои вещи.
— Что ты, черт возьми, делаешь?! — заорала я. Никакой реакции. Он делает вид, что не слышит меня… чтож, ладно…
Я подошла к нему и схватила за руку, в которой он держал деньги, предназначенные для поступления в колледж. Том так на меня посмотрел, что я даже отшатнулась от него. Если бы взглядом можно было бы убить, то я, определенно, была бы уже мертва.
— Том… что это с тобой? — мой голос дрожал. Томас запихнул деньги в рюкзак, и застегнул его. Потом встал и подошел ко мне вплотную.
— ВСЕ НОРМАЛЬНО, — процедил он сквозь зубы. Я смотрела в его глаза и не могла поверить, что это действительно мой младший брат… Глаза его были налиты кровью, а кулаки яростно сжимались и разжимались, в поисках подходящего предмета, по которому можно ударить. Хорошо бы не оказаться этим предметом… Я отошла от брата на более или менее безопасное расстояние, и только тогда решилась заговорить.
— Ты куда собрался?
— Я ухожу.
— Как ни странно, но это я уже поняла. Куда ты уходишь? Ты же только что пришел…
— Ничерта ты не поняла, — огрызнулся он, — Я ухожу НАСОВСЕМ.
Том схватил рюкзак и направился к двери, я преградила ему дорогу.
— Отойди, Мэл, — прошипел он.
— Нет уж. Для начала ты скажешь мне, что с тобой творится, и куда ты направляешься!
— Я уже сказал тебе — я УХОЖУ! Навсегда. Ты не остановишь меня, Мэл, — он двинулся на меня, но я уперлась рукой ему в живот.
— Постой, — более спокойно произнесла я, — Объясни мне…
— ЧТО?! Что тебе объяснить, а?! — заорал Том. Я еще никогда не видела, чтобы его так трясло.
— Просто скажи мне, куда ты собрался, и я…
— Я буду жить у Мэдди. Я люблю ее, и она меня тоже…
Ах вот оно что… Все дело в этой рыжей стерве…
— Томас, ты только послушай себя! ЧТО ТЫ НЕСЕШЬ?! О какой любви ты говоришь?! Ты знаешь ее всего две недели! — Увы, но моя гневная тирада никак на него не подействовала. Он стоял молча, и на его лице застыла ледяная ухмылка.
