его лица смягчается, когда Эмрик видит меня, но он напряжённо озирается по сторонам, кулак подвязанной руки плотно прижат к груди.
– Это на самом деле происходит, – говорит брат. Ещё один настороженный взгляд по сторонам. Зал пуст, не считая нескольких подсобчих, упаковывающих инвентарь. Позади нас, заглушая большинство звуков, продолжают грохотать водопады. – Люди думали, что твоё имя в списке – слух. Шутка. Теперь они знают, что это не так.
– И?
– Земельщики снаружи вне себя от ярости, – продолжает Эмрик. – Устроили беспорядки у ворот арены.
– Из-за чего?
– Из-за тебя, – отвечает брат. – Потому что ты была на арене этим вечером. И то, что ты только что сделала…
– А что я сделала?
Эмрик хмурится. Яркий свет арены, просачивающийся сквозь воду, отражается на его лице. Выглядит почти так, как если бы мы погрузились в океан.
– Ты единственная проколола шары всеми шестью шипами. Обошла даже Дориана. – Я изумляюсь. Самого Дориана? Должно быть, мне послышалось. – Закрой рот, – Эмрик сердито смотрит на меня. – Ты похожа на рыбу.
– А ты на клоуна.
– А ты на…
– Замолчи, Эмрик. У нас есть проблемы серьёзнее. Например, уличные беспорядки. – Я бросаю взгляд в сторону ворот. – Как нам попасть домой? И как быть с мамой и Лирией? – Мне хватает ума не надеяться, что папа пришёл.
– Крейн нашла нас сразу после твоего выступления. Она понимала, что неприятности неизбежны, поэтому торопилась увести их. Вернёмся окольными путями.
Земля под нами дрожит.
– Возьмёшь колесницу. Я не допущу, чтобы Златошторм взбесилась в переулке и разнесла его ещё до начала гонки.
– Собираешься продолжить? – говорит Эмрик потрясённо. – Я как-то неясно выразился про волнения? Нужно вернуться домой и не высовывать носа, пока всё не уляжется.
– Если ты думаешь, что кто-то может раздавить меня сапогами, как улитку, – говорю я холодно, – то ошибаешься.
Брат вздыхает и принимается отцеплять повозку.
Эмрик выкатывает колесницу в переулок, я веду Златошторм на некотором расстоянии. Тьма укрывает нас на мгновение.
Я стряхиваю золотистое конфетти со щеки. Кажется, будто церемония открытия где-то за много световых лет отсюда.
Теперь мы видим: толпа сразу за воротами арены разразилась негодованием. Крики и наплыв людей. Ночь освещается вспышками. Я думаю о фейерверках и салютах, ярких и радостных, по ту сторону арены. Но знаю: светятся отнюдь не фейерверки. Это полыхают подожжённые палки в руках недовольных. Я крепко держу Златошторм. Пожалуй, чересчур крепко, и это скорее она направляет меня, нежели наоборот.
– Сегодня без жареных креветок и солёной чешуи, – бормочу я. Эмрик корчит гримасу.
Обычно после общественных мероприятий мы слоняемся по проспекту вдоль рядов закусочных. Именно там собирается больше всего народа. В нормальных обстоятельствах это самое безопасное место ночью, и пара козерогов следят за тем, чтобы так оно и оставалось.
Теперь же мы крадёмся окольными путями через кварталы съёмщиков.
– Когда ты повернула шипы Златошторм в сторону в последний момент – это было что-то, – хвалит меня брат.
Улыбка сходит с моего лица, когда я вспоминаю, что творится вокруг.
Улюлюкание и жуткий рёв недовольных начинают стихать в этой части города. Мы пересекаем несколько пустых улиц, чувствуя себя в большей безопасности, пока Эмрик не останавливается в начале следующего поворота. По ту сторону проплывает шумная толпа. Я прижимаюсь к стене, как можно аккуратнее, чтобы не испугать марилениху. Мы тихо сдаём назад и продолжаем двигаться до тех пор, пока нас не отделяет от арены по крайней мере половина острова. Верхняя часть величественного стадиона, освещённая тысячей блестящих огней, видна даже отсюда. Интересно, её можно заметить с соседнего острова? Этой ночью наверняка.
Когда дорожки уступают каменистой поверхности острова, грохот колесницы начинает перекрывать окружающий шум. Она слишком привлекает к нам внимание.
– Эмрик…
– Я не брошу тебя.
Златошторм резко щёлкает клыками на его голос, стукаясь головой о каменные стены переулка.
– Прекрати, – шепчу я, страх придаёт моему голосу стальную властность. – Знаю, ты устала, но лучше уж так, чем быть сожжёнными заживо. – Когда слова соскальзывают с моих губ, меня охватывает дрожь. Я смотрю на брата. Насколько серьёзны беспорядки? Не припомню, чтобы на моём веку земельщики хоть раз выходили на поверхность протестовать.
Должно быть, обстановка хуже, чем кажется, наполовину заглушаемая рёвом океана, который этой ночью обрушивается на остров со всех сторон. Холодная ночь глубока и темна, жуткая дымка беспорядков – единственный источник света.
Неуверенный ветер шелестит по похожим на кости переулкам. Отовсюду слышен шум голосов, испуганных и требующих. Что, если наш дом окружили? Они потребуют, чтобы я отступила?
Это всего лишь турнир.
Внезапно Златошторм взвизгивает, воротниковый плавник бьётся под привязью, пытаясь раскрыться. Я тут же делаю шаг назад. В темноте, на фоне инфернальных каменных стен, она похожа на ожившую тень.
Эмрик хватает меня за руку. Ладонь холодная.
Справа от меня воздух наполняет шипение. Оно становится всё ближе и ближе. Приземистые дома чернильно-чёрные, прочные и выстывшие. Я надеюсь, что внутри никого нет. Потому что высоко над ними поднимается облако дыма. В воздух подпрыгивает оранжевая искра, затем огонь, шкворча, распространяется по переулку, из которого мы только что вышли.
Возможно, я начала войну.
– Идём. – Я тяну за сбрую, но Златошторм сопротивляется. Воротниковый плавник продолжает биться под привязью. Она артачится, не желая идти вперёд, и нам не сдвинуться с места в темноте, а огонь всё ближе.
– Нужно сейчас же уходить, – говорит Эмрик. – Успокой её.
Но Златошторм упирается ногами и хлещет хвостовым плавником из стороны в сторону. Глаза горят красным.
– Ты иди вперёд. Я поведу её. Не спорь, – говорю я, когда он открывает рот, чтобы возразить. – Никто из нас не доберётся до дома, если продолжим так останавливаться.
Эмрик сыплет ругательствами и тащит за собой колесницу по неровной земле. Он поворачивает за угол и исчезает. Я слышу грохот повозки, пытаясь заставить Златошторм идти вперёд.
Интересно, кто ещё его слышит и может прийти на звук? Шум колёс довольно узнаваем. Ведь так? Люди в нынешних обстоятельствах сразу догадаются, кто тайно перемещается под покровом ночи.
Если брат пострадает из-за меня снова… Не могу даже додумать эту мысль до конца.
Раздаётся раскат грома. Крик. Глухой стук о стену и удар камня по телу.
Толпа кричит. Скандирует.
– Слава не для съёмщиков! Слава не для съёмщиков! Слава не для съёмщиков!
Внутри меня закипает ярость. Огонь пляшет на периферии зрения. Я встаю перед Златошторм.
– Пошла!
В этот раз она подчиняется.
Мы спешно проходим перекрёсток безо всяких происшествий, несмотря на всхрапывания Златошторм. Затем проскальзываем в переулок, похожий на те, что встречаются в опаловых трущобах. Потрескавшаяся земля. Открытые люки, из которых по воздуху разносится вонь канализации. Я сдерживаю рвотные позывы. Рептилии прячутся в каждой тени под странными окнами, которые плотно заклеены скотчем, но всё равно пропускают луч от пламени свечи.
Я поворачиваю за угол.
Путь перегородили три парня-земельщика. Они окружили Эмрика.
«Марилень. Кровь Эмрика стекает в воду, кожа посерела от яда».
Моё тело
