быстро приходит в себя.
– Роготон беспрекословно подчиняется каждому моему слову. Можешь сказать то же про свою марилениху?
– Роготон был мой, прежде чем стать твоим! – выпаливаю я.
Сдавленное молчание, которое повисает между нами, когда мы выплёскиваем раздражение, открывает путь всему – всему, что мне не хочется вспоминать. Всему, что я похоронила глубоко в душе.
Здесь всё началось, на этой скрытой утёсами песчаной косе, о которой больше никто не знал.
Раз в неделю Дориан приходил ко мне с серебристым мариленем, Роготоном, и я помогала ему тренироваться у воды. В те времена черты его лица были мягче, а взгляд яснее. Волосы – такими же рыжими. Позже он признался мне, что не знал, что делает, только притворялся. Дориан нуждался в моей помощи гораздо больше, чем показывал.
Вернувшись в первый раз, тихий, как привидение, и едва не напугавший меня до смерти, он сказал:
– Роготону здесь нравится больше.
От неожиданности я вытащила посох. Чуть не сшибла его с ног. Мой посох у его подбородка, руки Дориана подняты в изумлённой капитуляции, и я тяжело дышу.
– Роготон наверняка знает, как тут порой опасно, – говорю я.
Дориан пожимает плечами.
– Не опаснее того, к чему он привык.
Я опускаю посох и протягиваю руку.
– Корал.
– Знаю, – говорит он, пожимая мне руку. – Дориан.
Он с удовольствием тренировался и узнавал новое о мариленях. Эмрику это слишком быстро надоедало, но Дориан был ими увлечён. Его интуиция была развита почти так же хорошо, как моя. Дориан понравился Роготону. Что, как я выяснила, для него проще простого.
Я допустила ошибку, о чём тогда ещё не знала.
В этом маленьком пространстве, скрытые по одну сторону утёсами, а по другую – океаном, мы были Дорианом и Корал. Не земельщиком и съёмщицей, а двумя детьми, которым нравились марилени и море и не нравились их отцы.
И я по глупости считала, что этому золотому мальчику есть до меня дело.
Быть с Дорианом было всё равно что находиться в эпицентре шторма, в окружении хаоса, который не касался нас, пока Дориан не ушёл без объяснений, забрав с собой спокойствие и оставив мне непостижимые, внезапные, свирепые ветры.
– Думала, не узнаю тебя, раз намотала шарф? – говорит он, его взгляд обжигает. – Любому понятно, что ты прошла только благодаря Землевластителю. Я мог бы найти служанку, место которой ты заняла. Мог бы заставить её говорить. Что, по-твоему, тогда произойдёт?
– А я-то думала, что ты ещё не всю совесть растерял, – говорю я. – Но не переживай, твой секрет в безопасности. Никто не узнает, что ты вор. Я не опущусь до твоего уровня.
Океан позади Дориана ревёт, внезапно набегая на нас волной. Кажется, мои слова его ничуть не задели.
– Представляешь, как долго я работал? – говорит он негромко, вкрадчиво. – Насколько я хорош?
– Тогда чего же ты меня боишься?
Голосом, ледяным настолько, что у меня стынет кровь, он говорит:
– Ты понятия не имеешь, во что ввязалась.
Глава 12
День проходит как в тумане. Я завожу Златошторм обратно в конюшню, когда солнце клонится к закату и горизонт окрашивается в алый. Она снова спокойна. Я неуверенно отсоединяю повозку, хотя мне потребовался не один час, чтобы научиться на ней балансировать. Шаг вперёд, одна нога на бортике. Контролируя её. Распределяя вес. Победа над Дорианом – топливо, в котором я, сама того не подозревая, нуждалась.
При каждом воспоминании о том, как он был холоден, по телу распространяется горячий импульс ненависти.
Но как бы хорошо я ни балансировала на неподвижной колеснице, нелегко устоять на ногах, когда она мчится, пристёгнутая к Златошторм. Особенно когда тебя не отпускает новый страх, что марилениха может выйти из-под контроля в любой момент. Проходит несколько минут, и пальцы начинают соскальзывать, онемев. Ничего общего с церемонией открытия.
Конюшня – странное место. Построено над землёй, повсюду полукруглые форточки, не заклеенные хотя бы чёрной лентой. Единственное в своём роде. До углов достают длинные окровавленные пальцы заходящего солнца.
В помещении по-прежнему резкий запах хлорки, что проясняет разум.
Я притаскиваю доску из стойл и водружаю её на один из камней во дворе. Она продолжает раскачиваться на ветру. Сдвигаю её вправо, самую малость, и та выравнивается. Ладно, у меня получится. Я умею ездить верхом, плаваю с самого детства, знаю своё тело. Это первый шаг, который позволит мне убедиться, что я справлюсь с тряской под ногами. Если всё сделать правильно, мои шансы устоять на двигающейся колеснице возрастут. Дыша через рот, ставлю на доску одну ногу. Затем вторую.
Деревяшка соскальзывает. Я ловлю воздух ртом. Размахиваю руками. Мир переворачивается, и я падаю на землю. Тысяча каменных колокольчиков звенит в голове. На мгновение я забываю, что в силах встать. Небо надо мной кажется залитым несвежей кровью. Быстро темнеет.
Слёзы щиплют глаза.
Отталкиваюсь от земли, царапая камень ногтями. Рядом ни души, так что никто не станет показывать на меня пальцем и смеяться. Не имеет значения, сколько раз я упаду сегодня, главное – избежать подобного завтра на трассе.
Так что нужно тренироваться.
Снова встаю на доску. Она раскачивается, но остаётся на месте. Раскидываю руки в стороны, чувствуя, как ветер расступается передо мной, врываясь в задние ворота конюшни. Мне щекотно, и я чуть не падаю снова, но крепко держусь на ногах.
В детстве мы с Эмриком часто тренировались. Наращивали силу и выносливость. Стояли на одной ноге часами. Задерживали дыхание под водой. И учились терпеть боль. Порой это умение меня беспокоит. Что, если моё тело так хорошо научилось игнорировать нездоровые ощущения, что я даже не замечу, как истекаю кровью?
Допустила ли я ошибку?
Холодный голос Дориана складывается в голове когтистой лапой.
«Ты понятия не имеешь, во что ввязалась».
Я втягиваю воздух, задыхаюсь, кашляю. И падаю.
Надо мной нависает лицо.
– Думаю, не к такому результату ты стремилась, – говорит Крейн. Она протягивает руку, и я хватаюсь. Подруга поднимает меня на ноги одним размашистым движением, как делала не раз.
Я смотрю, как там Златошторм: марилениха прислонилась к двери своего стойла. Зашла в него наполовину. Наверняка больше никогда не позволит себя запереть.
Оглядываюсь. Крейн принесла ведёрко жареных креветок.
– Где Эмрик? – спрашиваю я.
– О, помогает Агате в кое-каком… – Она морщится. – Знаешь что? Я точно не знаю. Просто мне не хотелось идти в Террафорт, поэтому я попросила его об одолжении.
– И он согласился пойти вместо тебя?
Крейн отмахивается.
– Как продвигается тренировка? – Она выразительно приподнимает брови, глядя на доску. – Могу чем-то помочь?
Крейн крепко держит деревяшку, опускаясь передо мной на колени, и кивает.
Я делаю глубокий вдох, наклоняю голову ближе к телу и сосредоточиваюсь на движениях. Нога поднимается в воздух. Касается середины доски, нисколько ту не сдвигая. Ощущаю ступнёй плоскую поверхность, прилипшие к коже песчинки, царапающие гладкую древесину. Шаг за шагом.
Прежде я была куда терпеливее.
Вот к чему нужно стремиться.
Выставляю
