— Нажми, комиссар, нажми!.. Немного осталось.
Сергей поражался выносливости командира батальона.
В его-то годы и так бегать!
В лесочке было битком народу. Майор добежал до первых берез и тут же опустился на землю, бросив рядом шлем. Сергей встал рядом. Минут пять дышал молча. Потом майор с расстановкой выговорил:
— У тебя все лицо в крови… А ну, сними шлем.
Сергей обнажил голову.
— Поперек лба рана… Наверное, от брони осколок отлетел… Заживет… Перевязать только надо. — Он достал бинт. — Сядь.
Быстрыми, ловкими движениями забинтовал ему голову. Пятый день они вместе, но до сих пор майор остается загадкой для Сергея. То беззаботно веселый и говорливый, то суховатый и непреклонно строгий, а тут вдруг по-отечески заботливый и внимательный. Ведь если бы не он, погиб бы Сергей в танке. И вообще в этом бою — если можно было назвать то пожарище танков боем — он буквально на каждом шагу отводил от Сергея смерть.
— Иван Петрович, — проговорил дрогнувшим голосом Сергей, — спасибо вам… Вам я сегодня много раз обязан жизнью.
Майор поднял брови, словно не понял, о чем говорит комиссар. Потом нахмурился, махнул рукой.
— Я сам на Хасане таким же был в первом бою. На войне главное — первый бой. Выдержит человек его, значит, будет из него солдат. Струсит — трудно потом ему привыкать. В двадцатом бою и то будет оглядываться назад. А ты — ничего, не из трусливого десятка. Признаться, я даже не ожидал. Я, например, в первом бою страху натерпелся… Ну, пошли. — Они поднялись, направились в глубь лесочка.
Людей здесь было больше, чем деревьев.
— Командиры есть? — громко спросил майор.
Все молчали.
— Кто из командиров есть? Ко мне!
Из глубины леса на его требовательный голос отозвалось несколько человек. Подошли три пехотных лейтенанта, старшина и четыре сержанта. Потом показался помпотех капитан Селиверстов. Он несказанно обрадовался.
— Иван Петрович! Жив? А я видел, как твой танк взорвался. Думал: ну — все! Погиб наш майор, светлая головушка. А ты — жив! А со мной еще семь человек — водители, стрелки. Остальные, должно, все полегли…
Майор ничего не ответил. Осмотрел собравшихся командиров.
— По званию я тут старший, — сказал он. — Принимаю на себя командование. Время военное. За неподчинение — расстрел на месте.
Командиры сразу же подтянулись — каждый почувствовал несгибаемую волю этого человека.
— Разбить всех повзводно и поротно! Кто с оружием— отдельно. Вы, лейтенант, ответственный за построение, — указал на щеголеватого командира с эмблемой стрелковых частей в малиновых петлицах. — Только без шума!
Через пять минут лейтенант доложил: выстроено триста семнадцать человек — почти три полнокомплектных стрелковых роты. Имеется сто девяносто три винтовки, сорок пять автоматов и один ручной пулемет. Тяжелораненых пятнадцать человек, легкораненых шестьдесят три человека.
Табашников обратился к людям.
— Наше спасенье, товарищи, — сказал он жестко, — только в организованности и в строгом соблюдении дисциплины. Отныне командир у вас я, майор Табашников, комиссар — старший политрук Новокшонов. — Он тут же назначил командирами рот трех лейтенантов. — Повторяю: приказ командира — закон… Пробиваться будем на Смоленск. До него километров семьдесят. А сейчас… командиры рот! Занять круговую оборону! Командир первой роты! Выслать разведку на восток, на юго-восток и на северо- восток!
Пока приготовили носилки для тяжелораненых, пока заняли оборону, окопались, вернулась разведка. Доложила, что кругом немцы, собирают трофеи, громко разговаривают, танков и артиллерии нигде не видно — наверное, фронт ушел дальше на восток.
Сергей долго сидел рядом с майором Табашниковым и изучал карту. Справа и слева клином к Смоленску от Орши и Витебска сходились железные и шоссейные дороги. Пересечь их, видимо, невозможно — основная масса немецких войск движется, наверное, все-таки по ним. Идти между ними — значит все дальше залезать в тиски.
— Как ты думаешь, комиссар? — спросил майор.
— Если станция Гусино еще не занята и фронт проходит где-то в этом районе, то нам, конечно, надо идти строго на восток и как можно быстрее, пока наши не отошли к Смоленску.
Майор подумал, не отрывая глаз от развернутого планшета, согласился. Потом добавил:
— Но держаться надо все-таки немного левее, к северу, на Ярцево.
Чтобы не терять напрасно времени, стали продвигаться от лесочка к лесочку небольшими группами, выставляя на флангах заслоны. К вечеру прошли километров двадцать. В одной из стычек с немецкими трофейными командами отбили пять повозок с русскими винтовками и патронами.
— Теперь мы живем! — обрадовались красноармейцы. — Раненых положим и вооруженьицем пополнились. Пробиться бы только.
Сергей шел с авангардной группой. К ним все больше и больше присоединялось красноармейцев, бредущих на восток. К концу дня батальон вырос уже вдвое. Сергей беспрестанно прощупывал разведкой окрестности, старался избегать стычек с боевыми немецкими частями. Мелкие команды и группы противника уничтожал. Вечером неожиданно за холмом разведка наткнулась на две вражеские батареи и несколько самоходных пушек, замаскированных в кустах.
— Эх, мой танк бы сюда, — сожалеючи вздохнул помпотех капитан Селиверстов. Он все время шел с комиссаром рядом. — Я бы им показал кузькину мать. Вы знаете, товарищ комиссар, я в том бою все-таки успел две пушки раздавить. Знаете, с таким удовольствием на них наехал, не утерпел, с хрустом развернулся. И вот тут-то меня самоходка по борту и шваркнула — все разворотила. Сам не пойму, как уцелел. Через передний люк потом уж вывалился… Сейчас бы мою машину, я бы прошелся. Я бы без выстрела наделал тут каши.
От леса, в котором залегла авангардная группа Сергея, до батарей было метров двести пятьдесят. Сергей краем уха слушал помпотеха, а сам лихорадочно прикидывал: в группе у него полтораста человек. Если броском… Он подозвал лейтенанта.
— Как вы думаете, если броском кинуться, успеют они развернуть орудия?
Лейтенант прищурился, смерил глазом расстояние.
— Могут успеть.
И все-таки Сергей решился.
— Пусть они даже по одному выстрелу успеют сделать, все равно всех не побьют. Приготовить людей! Разъяснить приказ: не ложиться ни в коем случае! Броском захватать батареи и самоходки. По возможности не стрелять.
Через несколько минут степь глухо загудела от топота сотен ног. Сергей с пистолетом в руке бежал в центре. «Зря комбинезон не бросил — тяжело», — мелькнула мысль. Немцы спохватились, когда за бегущими осталось позади около трети расстояния. Видимо, страшно выглядела молчаливая лавина солдат с винтовками наперевес, потому что от ближней батареи немцы кинулись врассыпную. На второй раздалась команда, несколько человек стали разворачивать два орудия. Но было уже поздно — топот и разъяренный человеческий сап нависли уже над позицией. Кто-то вскрикнул, где-то рядом с Сергеем что-то хрустнуло — глянул мельком — здоровый, рослый красноармеец вытаращенными глазами смотрел на сползающего по колесу пушки немца с проломленным черепом. В руках красноармеец держал за ствол винтовку с расщепленным прикладом. Вдруг он снова взмахнул винтовкой, как дубиной, и со всего плеча ахнул по лицу пробегающего мимо батарейца. Что было с немцем, Сергей не видел — на него кто-то навалился тяжелый, потный. Не раздумывая, Сергей выстрелил в мягкое, колышущееся. Рядом тоже раздался выстрел…
Сколько времени длилась схватка, определить было трудно. Наконец, батареи и самоходки были захвачены. Кучка пленных перепуганно жалась у одной из самоходок. Красноармейцы, разгоряченные, с довольными, сверкающими глазами, расхаживали по позиции.
— Саперы есть среди нас? — спросил Сергей.
И побежало эхом:
— Саперы!
— Саперы! К комиссару.
Подбежал сержант и два бойца.
— Есть саперы, товарищ старший политрук! — козырнул сержант.
— Надо взорвать все пушки.
Сержант замялся.
— Нечем вроде бы, товарищ комиссар, тут взрывать-то. Ни мин, ни толу не видать.
— Не мне тебя учить, сержант, — сказал Сергей сухо. — Не оставлять же орудия немцам. Попробуйте взорвать их же снарядами.
— Слушаюсь, товарищ старший политрук!
Началось стаскивание пушек в кучу. К этому времени подошел майор с основной группой своего отряда, с повозками и с ранеными, А через несколько минут уже за арьергардом грохнул взрыв. В почерневшее небо взвился огромный столб пламени.
На ночь майор Табашников возлагал большие надежды — за эти несколько часов темноты надо было пройти километров сорок и к рассвету достичь фронта. Поэтому шли торопливо, почти бежали. Разведка не успевала прощупывать путь. Наконец перед зарей, когда ночь особенно загустела, наткнулась на расположение немцев, за которым была наша оборона. Майор приказал с ходу атаковать. Завязалась опять рукопашная. В образовавшуюся брешь сразу же пустили повозки с ранеными и группу безоружных. Брички на полном галопе скакали прямиком по полю на полыхающий заревом восток. Рядом бежали красноармейцы.
