Юра хотел сказать комиссару, что готовиться им нечего, что они уже готовы идти на фронт, но военком положил на стол бумаги и, не глядя больше на ребят, ушел в кабинет.
— Ну, что я вам говорил! — человек в форме без петлиц тоже развел руками, явно подражая военкому. — Не может. А никто не хочет понять этого. Сегодня целый день идут и идут, и каждый спорит.
— Пошли, ребята, — махнул рукой Валька.
И они гуськом стали пробираться на улицу. На крыльце остановились.
— Ну, что? — спросил их лежавший на траве мужчина. — Мы же говорили вам, что опоздали.
Валька недружелюбно посмотрел на него.
— А вы не отчаивайтесь, мальчики, — заметил другой. — И на ваш век хватит этой войны. Еще навоюетесь…
Тимка достал папиросу, с видом заправского курильщика постучал мундштуком о ноготь большого пальца. К пачке сразу же потянулось несколько рук. По привычке оглянувшись по сторонам, закурили.
2
С поезда Сергей пешком направился к большому серому зданию СибВО. Потертый чемоданчик с парой белья, полотенцем, булкой материного хлеба и куском сала нисколько не тяготил его. Старый плащ, перекинутый через руку, тоже не мешал. Сергей шагал по знакомой улице неторопливо. Сколько уж лет он не был в Новосибирске? Как совпартшколу окончил, так и не приезжал больше. Город почти не изменился. Только вроде бы военных стало больше. Он был уверен, что сейчас оформит в отделе кадров документы и ему разрешат на сутки отлучиться — съездить в Куйбышев к жене. Недавно он отправил Ладу в отпуск к ее родным. Не прошло и трех недель — война. На второй же день он дал Ладе телеграмму, чтобы немедленно возвращалась домой. А наутро, поразмыслив, что она здесь будет делать, если он уйдет в армию, дал вторую, чтобы никуда не выезжала. Попозже решил, что ей все-таки будет лучше около него. А вчера послал четвертую с сообщением, что он уходит на фронт. Надо было вызвать ее в Новосибирск попрощаться — не догадался…
В отделе кадров народу — не протолкаешься. Он сдал пакет дежурному. Тот устало сказал:
— Пройдите в дэка — в Дом Красной Армии — и ждите, вызовем.
— Скажите, а долго ждать придется?
Дежурный посмотрел на Сергея с нескрываемым укором, словно сказал: здесь армия, а не колхоз, вам-то следовало бы это знать.
— Я в том смысле, — поспешил пояснить Сергей, — что хотел бы попросить разрешения отлучиться. У меня жена в Куйбышеве. Не в том, что на Волге, а в этом, за Барабинском — хотя бы попрощаться.
— Едва ли разрешат. Мы здесь долго не задерживаем.
И Сергей пошел в ДКА. В огромном зале на диванах, на стульях, на чемоданах и просто на полу сидело множество запасников. Кое-кто в военной форме, хотя и без знаков различия, а большинство в гражданской одежде. Головы всех были повернуты в одну сторону к репродуктору. На Сергея зашикали. Он замер у дверей прислушиваясь. Передавали обозрение военных действий. Диктор приглушенным басом с заметными скорбными нотками читал: «На Северном направлении наши войска ведут упорные бои с превосходящими силами противника в районе Тарту — Псков — Идрица. Враг рвется к Ленинграду и Таллину. Здесь, на дальних подступах, советские воины грудью защищают эти города… На Смоленском направлении кровопролитные бои идут за узловые станции Полоцк, Витебск, Орша, Жлобин. Наши войска оказывают упорное сопротивление несметным полчищам немецко-фашистских танков и пехоте…
На Киевском направлении Красная Армия после ожесточенных боев оставила города: Сарны, Новоград-Волынский, Житомир, Бердичев, Любар, Проскуров. Упорные бои идут на юге в районе Каменец-Подольского, Могилево-Подольского, Бельцев, Кишинева…»
Несколько человек сразу же потянулись к висевшей на стене огромной карте Советского Союза. Протиснулся туда и Сергей. Кто-то поднялся на табурет и красным карандашом стал отмечать линию фронта.
— Тарту… — бормотал он, делая точку, — Псков… А где же Идрица?
— Западнее Великих Лук должна быть, — подсказал тихо кто-то из стоявших внизу.
Извилистая красная черта медленно тянулась от Чудского озера на юг, к Черному морю. Из репродуктора неслась бодрая маршевая музыка, а запасники молча смотрели на эту тоненькую красную линию, и не было сил оторваться от нее. В зале сидели люди, умудренные опытом, многие были участниками гражданской войны. Они чувствовали: творится что-то страшное. Армии, которая стояла вдоль границы, видимо, уже не существует. Иначе чем объяснить такое стремительное продвижение немцев…
— Мда-а… — в гнетущей тишине произнес почти шепотом грузный мужчина с большим шрамом на щеке. — Трех недель не прошло, а всю Прибалтику, Белоруссию и пол-Украины как корова языком слизнула…
И опять стало тихо.
Вдруг молодой военный вскочил с дивана, закричал:
— Что же они нас держут тут?! Целый день просидели… Так и воюют, наверное! Города сдают, а нас держут!.. — Перешагивая через чемоданы, котомки, он почти бегом кинулся в коридор. Все смотрели теперь на него. Кое-кто поднялся и пошел вслед за ним в отдел кадров. Остальные загомонили, задвигались.
Весь день разговор, гнетущий, мрачный, вертелся вокруг положения на фронте, жадно ловили каждое сообщение по радио, останавливали, расспрашивали пробегавших по коридору командиров из СибВО, требовали точной информации. А кто ее имел, эту точную информацию! Может, даже сам Генеральный штаб не имел ее…
Сергея вызвали только под утро. Разговор был коротким. Полковник вручил ему приказ о присвоении звания старшего политрука.
Через час в новой диагоналевой форме, в желтых поскрипывающих ремнях, со «шпалой» в пехотных малиновых петлицах и новым чемоданом в руке Сергей вышел из ворот здания Сибво и тотчас же наткнулся на Данилова. Тот вывернулся из-за угла, с Красного проспекта.
— Аркадий Николаевич! — закричал обрадованно Сергей. Бросил чемодан, шинель, кинулся обнимать самого дорого ему человека. Они расцеловались. — А еще говорят, Бога нет! — смеялся Сергей. — Только сейчас подумал: вот бы Аркадия Николаевича повидать на прощанье. И — на тебе, вы тут как тут!… Уж не на фронт ли собрались, Аркадий Николаевич?
Данилов был тоже в военной форме с двумя «шпалами» в петлицах.
— К сожалению, нет, — ответил он, и улыбка сползла с его лица. — Не пускают. Говорят, в тылу нужен, госпитали организовывать. Вот и получается: вроде бы в армии, а живу дома. Рассказывай, ты-то где сейчас и куда спешишь?
Сергей быстро глянул на часы.
— Аркадий Николаевич, может, проводите меня до вокзала, дорогой расскажу.
— Конечно, конечно.
Сергей подхватил чемодан, шинель, полевую сумку.
— Ты-то почему в армии? Партийных работников пока еще не берут… Добровольцем?
— Ага.
— Молодец, Сергей, — Данилов хлопнул его по плечу. — Завидую. Ну, рассказывай.
— Сегодня только из дому и уже на фронт уезжаю. Назначен комиссаром отдельного усиленного бронетанкового батальона. Что это за штука, пока понятия не имею. Минут через сорок батальон должен проезжать здесь с востока на фронт. Как у вас дома? Как ребятишки, как бабушка?
— Все живы-здоровы. Ким вымахал — уже с меня ростом. Здоровенный парень растет.
— Это сколько же ему лет-то?
— В сентябре пятнадцать стукнет.
— Уже солдатом скоро будет.
Всегда, когда хочется многое сказать, а времени в обрез, разговор никак не завязывается, прыгает с одной темы на другую, а главная — самая нужная тема — как назло, где-то прячется, и тропку к ней найти не удается.
А время уходило. Минуты неумолимо летели и летели.
— Как у вас здоровье, Аркадий Николаевич?
— Ничего, здоровье в норме. Надеюсь все-таки на фронт попасть.
— В районе все вспоминают вас, спрашивают постоянно меня — что и как?
— Ну, как там деревня? Сильно чувствуется война?
— Да не то чтоб сильно. Но мужиков поубавилось заметно.
Они зашли в вокзал. Здесь толкотня, все торопятся. Половина пассажиров военные. Сергей поставил у стены чемодан, бросил на него шинель.
— Аркадий Николаевич, подождите минуточку.
Данилов проводил его взглядом до самых дверей с табличкой «Военный комендант». Широкая спина, перекрещенная кавалерийской «шлейкой», кобура с пистолетом и мужской твердый шаг. Как быстро время летит! Кажется, давно ли с его отцом завоевывали советскую власть, а вот уж и Сергей стал комиссаром, на фронт едет. Со стороны посмотреть — настоящий комиссар, сильный, волевой. Таких только в кино показывать. Смотреть на него и восхищаться. Но это — посторонним глазом. А Данилов-то не посторонний! Он-то знает Сергея чуть ли ни с детства, у него на руках, что называется, вырос. И для него он до сих пор ребенок, большой, умный, но ребенок, мальчишка. Поэтому когда Сергей вернулся и сообщил, что в их распоряжении еще полчаса, Аркадий Николаевич напрямик спросил:
