ПОЛИНА. Вот вам ваш бывший муж сколько платит алименты?
РИТА. Когда восемь, когда десять рублей.
ПОЛИНА. Умножить на четыре… Это что за заработок такой, не поняла. Рита. Я не знаю. Как будто бы он ушел на какие-то полставки, чтобы только не платить. Специально. Сам-то он зарабатывает на книжном рынке. Собирает еще картины.
ЭЛЯ. Вот тебе будет первое наследство Таньке.
РИТА. Он ушел на полставки, потому что был против ребенка. Он настаивал на аборте. Был против Таньки. Ни разу ее не видел. Мы разошлись еще до родов.
ЭЛЯ. А я что говорю? И мой был против, и он меня бросил. Конечно, я стала страшная, меня рвало в каждой подворотне, ревела целые дни. Много себе позволяла. Один раз целую селедку съела. Он и сбежал от меня. Хорошо ли быть матерью-одиночкой, с отцом моложе матери на двенадцать лет, да еще и который не хочет ребенка знать, да еще безо всякой надежды? Хорошо ли это ребеночку… Маленький мой… Что я наделала, о, что я наделала…
РИТА. Да ну, Полина, бросьте, в самом деле, какая Ира… Какая там Ира… Никакой Иры. Он погибает, а вы – «Ира».
ПОЛИНА. Ира и еще какая-то Кольцова в книжке у него появилась. И еще один ребенок на стороне, страдает диатезом экссудативным. Он просил меня достать кварцевую лампу для облучения ребенка, страдающего экссудативным диатезом.
РИТА. Для Танюшки, это для нее. Для моей Танюшки. Давно просил?
ПОЛИНА. Да он еще до вас просил.
РИТА. Когда?
ПОЛИНА. Когда мы еще не были женаты.
ЭЛЯ. Детей много, плюнешь и попал в детей.
ПОЛИНА. Отец должен быть с детьми. Баб много, а законных детей двое.
ЭЛЯ. А я что говорю? Мой поезд ушел.
Звонок в дверь.
Кто звонит, тот дурак!
Открывает, вводит ВАЛЮ с портфелем.
ВАЛЕНТИН. Поздравляю, смотри, что я тебе принес! (Открывает портфель, показывает Эле.) Редкая вещь, дорогая. Через отца в спецбуфете. Слыхала? Чинзано.
ЭЛЯ. Мы вас звали выгоняли, а вы перлись не хотели.
ВАЛЕНТИН. Итальянский вермут.
ЭЛЯ. Ты чего пришел?
ВАЛЕНТИН. В Японию еду, зашел проститься.
ЭЛЯ. В Японию еще куда ни шло.
ВАЛЕНТИН. Скоро взносики платить мне будешь. Я теперь заделался председателем совета молодых специалистов. (Раздевается.) Отец машину купил. (Входит, видит Полину и Риту.) О, холесенькие. Познакомимся, Валентин, срочно вылетаю в Японию. Что это с ними?
ЭЛЯ. У Паши, знаешь, мама умерла.
ВАЛЕНТИН. Поминки?
ЭЛЯ. Нет, еще не похоронили. Паша куда-то пропал, без него не похоронят. Ты не знаешь, где он?
ВАЛЕНТИН. Я? Откуда? Почему я?
ЭЛЯ. Мы вот ждем Костю, он вроде обещался прийти.
ВАЛЕНТИН. Да-да, он, наверное, будет. Так что посидим, подождем. А ночь-то холодная, думал я, где я ночку коротать буду… Набегался, намерзся. А здесь тепло. А там холодно. Можно я согреюсь из вашей бутылочки, пока мою достанешь… (Наливает, пьет.)
ЭЛЯ. Учти, на такси у меня как не было денег, так и нет.
ВАЛЕНТИН. Все с тех пор так и не разбогатела?
ЭЛЯ. А мама болеет, так что тише вообще.
ВАЛЕНТИН. А я все никак не разведусь. Все езжу по заграницам, а разведенному не поездишь.
ЭЛЯ. Это ваше дело.
ВАЛЕНТИН. Надо же, Пашина мать умерла… Жалко.
ЭЛЯ. И некому похоронить. Вот, сидим как идиотки. Куда, что…
ВАЛЕНТИН. Ничего, люди кругом хорошие найдутся, наружи не оставят ее. С завтрашнего дня я подключаюсь. На меня можно положиться. Я человек действия, у меня в руках все. Девочки, не плачьте, к вам пришел ваш мальчик.
РИТА. Ну да, как мы с Танькой смотрим телевизор, она мне говорит: «Мама, вот видишь, кто поскакал?» Я: «Поскакали две лошадки». Она: «Нет, мамочка, это кобыла и кобель».
ПОЛИНА. А я один раз на даче – Владик был еще маленький, Светочка вообще еще не родилась – вижу, Костя идет с двумя детьми: мальчик за руку, девочка на руках. И показалось мне, что это наши будущие дети… Так это Косте шло, двое детей. Оказалось, соседская девочка, с соседнего участка… Если бы у меня родился второй мальчик, я бы повесилась, но родилась девочка. А та, соседская, все время бегает через наш участок на улицу. Владик ее гоняет, приходит, говорит: «Она, мама, нашу малину объедает». А Костя ему отвечает: «Неужели, сынок, ты у меня жадным растешь. Ты же у меня не такой».
ВАЛЕНТИН. Смирнова, как хорошо, что ты есть.
Конец
1977
Любовь
Действующие лица
СВЕТА
ТОЛЯ
ЕВГЕНИЯ ИВАНОВНА, мать Светы
Комната, тесно обставленная мебелью; во всяком случае, повернуться буквально негде, и все действие идет вокруг большого стола. Входят СВЕТА и ТОЛЯ. Света в простом белом платье, с небольшим букетом цветов. Толя в черном костюме. Некоторое время они молчат, Света снимает туфли и стоит в чулках, потом она садится на стул. Когда она надевает домашние тапочки – на усмотрение режиссера, во всяком случае это имеет значение – процесс надевания Светой домашних тапочек.
ТОЛЯ. А где мама твоя?
СВЕТА. Она пошла в гости.
ТОЛЯ. Ну что же…
СВЕТА. Поехала, вернее. К родным, в Подольск.
ТОЛЯ. Давно?
СВЕТА. Сразу… после нашей записи.
ТОЛЯ. Насколько я представляю, туда часа полтора в одну сторону.
СВЕТА. Меньше. Час пятнадцать с метро.
ТОЛЯ. Устанет. Обратно ехать ей будет поздно. Все-таки Подольск, шпана.
СВЕТА. Она не любит нигде ночевать.
ТОЛЯ. Ну что же…
Пауза, во время которой Толя немного ближе подходит к Свете.
СВЕТА. Ты… есть будешь?
ТОЛЯ. Меня хорошо отравили в этом ресторане.
СВЕТА. Мне понравилось.
ТОЛЯ. Меня отравили.
СВЕТА. Нет, мне понравилось.
ТОЛЯ. С непривычки.
СВЕТА. Нет, мне просто понравилось, как там кормят.
ТОЛЯ. Цыпленок табака?
СВЕТА. Почему цыпленок? Я ела бефстроганов.
ТОЛЯ. Ты завтра на себе почувствуешь, что значит бефстроганов. Они на каком масле это готовят, знаешь?
Толя подходит к Свете, и вот тут она может отойти по другую сторону стола искать домашние тапочки под скатертью.
СВЕТА. Мне понравилось.
ТОЛЯ. Цыпленок табака был хорош только для зубного врача.
СВЕТА. Я ела бефстроганов.
ТОЛЯ. А цыпленок годился лишь только для зубного врача.
СВЕТА. В смысле?
ТОЛЯ. После него срочно надо чинить зубы.
СВЕТА. У тебя плохие разве зубы?
ТОЛЯ. У меня зубы отличные, ни разу не болят.
СВЕТА. Тогда что тебя волнует?
ТОЛЯ. То, что, кроме костей, нечего было есть.
СВЕТА. Поменял бы, попросил официантку.
ТОЛЯ. Не люблю подымать хай в ресторанах.
СВЕТА. Ты все равно поругался ведь с официанткой вначале.
ТОЛЯ. Но это не от большой любви. Посадила за стол с крошками, объедками.
СВЕТА. Кто сажал? Ты сам скорей сел.
ТОЛЯ. Кругом столько столов пустых, а они говорят – подождите.
СВЕТА. Подождали бы.
ТОЛЯ. У тебя ведь нога стертая.
Фраза производит какое-то действие, которое вполне можно назвать как бы звуком лопнувшей струны.
СВЕТА. Я из-за этих туфель прокляла всё на свете. Бегала, бегала за ними почти весь этот месяц, в результате взяла на полномера меньше и только позавчера.
ТОЛЯ. Это когда я тебе звонил?
СВЕТА. В этот день.
ТОЛЯ. Трудно было достать?
СВЕТА. Да белых нигде не было. Лето.
ТОЛЯ. Заранее надо было.
СВЕТА. Да так как-то.
ТОЛЯ. В конце концов, написала бы мне. Адрес я тебе свой оставлял.
СВЕТА. Я тебе тоже адрес оставляла.
ТОЛЯ. Я все бегал с дома продажей.
СВЕТА. Я работала.
ТОЛЯ. Там у нас, в моем бывшем городе, можно неожиданно что-то достать. На толкучке по субботам с рук продают.
СВЕТА. Я не люблю с рук, от покойника может быть.
Пауза. Толя стоит.
ТОЛЯ. У нас после зимы там, в моем этом бывшем городке, немецкое кладбище начало оттаивать, рушилось. Представляешь? Зимой кое-как, знаешь, забросали, и вся любовь, а весной стало проседать. Мой приятель там отхватил два красных сапога – один сам из земли показался, а за вторым пришлось порыться, и в самом неожиданном месте, как бы ногу оторванную в головах положили, причем валетом. (Смеется.) А что, мясо с костями вытряхнул, на базаре выменял. Дорого взял. Вымыл, правда, в озере. Да в озере немцы весной дыбом вставали, льдина на льдину налезала. Там мыть то же самое.
СВЕТА. Фу.
ТОЛЯ. Это я в подтверждение тебе. Кто-то эти сапоги купил.
СВЕТА. Фу как.
Толя долго смеется. Он все еще стоит.
ТОЛЯ. Вообще-то надо умыться после этого посещения ресторана. Где-то тут был мой чемодан, там полотенце.
СВЕТА. Да возьми там в ванной, наши красные висят.
ТОЛЯ. Во-первых, если уж на то пошло, негигиенично, общее полотенце.
СВЕТА. Я тебе другое наше дам, тоже красное.
ТОЛЯ. Как различать будем?
СВЕТА. Я тебе зайчика вышью.
ТОЛЯ. Зачем? На самом деле у меня тут целое приданое. Простыни есть, пододеяльники даже.
