в столицу Лирга из Роргоста, и являлась той, кто принял участие в создании Империи. Эта открытость намерений относительно будущего и путей прошлого, к удивлению самого короля Лирга, не заставляли сомневаться в её верности — ведь верности как таковой никогда и не было, но позволяли наоборот больше доверять ей. Слишком наивным было её округлое лицо и бесхитростными всем открытые помыслы, она была такой, какой и должна быть несущая волю всепрощающей богини: удивительным образов сочетавшей в себе мудрость и наивность.
Потому король Лирга направлял со жрицей сопровождение в тринадцаток солдат только с целью убедиться, что столь светлое создание по пути никто не посмеет обидеть. Хотя он и знал, что на заре своей карьеры Жрица странствовала в сопровождении всего одного воина, который в последствии стал верховным жрецом и военачальником армии Империи, не переживать он не мог.
Когда Монор изъявил желание отправиться в путь вместе с наставницей, король с королевой по возражали только для вида, стоило их сыну сообщить о том, что знание как заключать подобного рода сделки, поможет ему в будущем, когда он станет правителем, родители не стали спорить с сыном, ведь жрица буквально воспитывала его в течении пяти прошедших ходов. По их убеждению, если Жрица задумает предательство, она станет первой кто об этом сообщит, настолько она была честной и лишённой всякого умения плести интриги.
* * *
В Роргосте Жрице и её ученику выделили лучшие комнаты во дворце, их провожатый сообщил, что Ринор готов их принять в любое время удобное Жрице, но если есть желание, чтобы всё прошло официально, приём назначен через три ура с момента их прибытия. Учтивый слуга хотел остаться у дверей их покоев, которые находились по соседсву, но Эктори хохотнув отпустила его, сообщив:
— Я прожила здесь несколько ходов, не переживайте — не потеряюсь.
Слуга удалился прочь, пристыжено глядя в пол, ведь он совсем забыл, что Жрица была из Роргоста…
Монор, оставшись в комнате Наставницы, с нетерпением взглянул в окно, поинтересовался:
— А можно будет прогуляться по городу, пока есть время?
Эктори доброжелательно кивнула, но не успела она выйти из комнаты, как на неё налетала Мира, затащила обратно, тут же затараторила:
— Наконец-то я тебя поймала! — все последующие слова её так и остались несказанными, а внимание полностью переключилось на изумлённого Монора.
Мира без всякого стеснения подошла к молодому Жрецу, протянула ему руку для приветствия, тот обратил растерянный взгляд на Наставницу, надеясь по её лицу понять как следует поступить. Эктори к великому облегчению юноши не оставила его, поспешила вмешаться:
— Это Мира, моя давняя знакомая и хорошая подруга. Она советник и помощник господина Ринора во всех вопросах касающихся финансов, а это, — она указала на своего ученика: — Монор, сын правителя Лирга и тот, на кого я в будущем мечтаю оставить чин верховного жреца в целом.
На лице Монора отразилось искреннее удивление — он впервые слышал, чтобы Наставница могла пророчить его на своё место, и уж тем более не мог представить, чтобы та с чего-то решила оставить пост, тем более после такого ошеломительного успеха, как тот, которого она достигла на суде с министрами.
Как бы дела не обстояли, подобное заявление Жрицы потешило самолюбие королевского сына, заставило лицо залиться краской смущения.
Мира расхохотавшись, шепнула ему на ухо:
— Тогда не буду вас задерживать, оглядите наш храм, он просто произведение искусства!
Эктори, похлопав подругу по плечу, хохотнула:
— Его проектировал самый «скромный» архитектор этого мира.
Уже на выходе Мира сказала Эктори что-то на непонятном для Монора языке, на что та ответила кивком.
* * *
Мира не лгала, когда говорила о красоте храма — при виде его витражей и купола, раскрашенного словно ночное небо, у Монора перехватило дыхание. Молодой жрец остановился перед алтарём, забыв обо всём происходящем вокруг, не заметив как Жрица оставила его в одиночестве, вернулся в этот план бытия только когда услышал своё имя, произнесённое совершенно незнакомым голосом.
Монор поспешил отыскать взглядом Жрицу, подошёл к ней, учтиво поклонившись мужчине средних лет в зелёном жреческом одеянии, с которым она говорила.
Собеседник Эктори снисходительно оглядел не высокого, хорошо сложенного парнишку, потрепал его бордовые кучеряшки, и когда Монор принялся поправлять свои волосы, обратился к Жрице:
— Насколько его вера крепка?
— Не сомневайся в нём, как не сомневаешься во мне.
— С тобой я знаком ещё с тех пор, когда Империя состояла всего из одного города. А что касается его? Тем более, что он сын правителя другого государства.
— Что он, что его отец — господа в высшей степени благоразумные и преданные своему делу.
— Что ж, рискнём.
Мужчина ещё раз оглядел Монора, удалился, печально вздохнув.
Монор обратился к Наставнице:
— Кто это был?
— Верховный Жрец роргостского храма.
— Госпожа, не думал, что эта поездка превратится в моё знакомство с будущей работой. Не рано ли Вы ищете наследника? Ведь Вы такая молодая, да и отец вряд ли согласится отпустить меня из Лирга…
Эктори неопределённо пожала плечами:
— Кто знает, какую игру затеет Судьба.
До времени приёма Эктори с Монором гуляли по улицам, молодой жрец не мог скрыть восхищения, он словно оказался в совершенно ином, незнакомом мире. Жрицу постоянно приветствовали и простые работяги и знатные господа — здесь она пользовалась ещё большей популярностью, чем в столице Лирга, хотя по мнению Монора, больше уже было невозможно.
После, в назначенный ур, они отправились на приём к Ринору. Монор с трудом сдержал возглас удивления при виде правителя Новой империи, которого он представлял господином удивительным, величественным и недосягаемым, ведь ему принадлежала одна шестая часть континента и присоединена она была почти без кровопролития, всего в каких-то пять ходов. С точки зрения королевского сына, Ринор совсем не совпадал с тем образом, какой создавался в сознании слушателей историй о его бескровных расширениях границ, он был простым, как те работяги, которых призывала почитать Жрица. На руках Императора Монор увидел мозоли, словно бы он долгое время не выпускал из них рукояти топора или кирки. Пришёл правитель в обычной рубахе и штанах, пригласил в свои покои, которые были слишком простыми для кого-то его уровня, предложил Жрице кресло, сам сел на стул, какой поставил и перед Монором, с улыбкой поблагодарил служанку, накрывшую им ужин, заговорил со Жрицей как с давней знакомой, минуя все условности.
Монора по началу раздражало столь вольное поведение Императора, но
