Газ быстро заполнял помещение. Слишком быстро...
– Аделаида! – прохрипел Бурцев.
Это было последнее, что он сказал.
И о чем успел подумать.
Глава 21
А первое, что увидел Бурцев, разлепив глаза, была склонившаяся над ним фигура в черном монашеском одеянии. Чистилище, что ли? Вокруг плясали зловещие тени, порожденные танцем живого пламени. Или не чистилище, а что похуже? Но нет. Фигура придвинулась. Из‑под громадного капюшона взирала знакомая физиономия – скорбная и глумливая одновременно. Но скорбь деланная. А ухмылка самая что ни на есть натуральная. Над ним попросту издевались. Отец Бенедикт!
Бурцев дернулся... А «никака», как говорит Сыма Цзян. Руки‑ноги не слушались. Голова не поворачивалась. Сама по себе черепушка была тяжелой, словно ртутью набитой по самую макушку. Вот‑вот, казалось, жидкий металл засочится из ушей. И еще чья‑то железная хватка крепко держала за горло.
При каждом движении подбородок скребся щетиной о что‑то шершавое, занозистое. И руки почему‑то находились на уровне ушей. Он скосил глаза. Е‑пс! Колодки! Самые натуральные – тяжеленные, окованные железом, стянутые болтами, со здоровенным – с кулак Гаврилы – замком.
И на босых (обувь валялась рядом) ногах – та же беда! Верхнюю и нижнюю колодки соединяла, не давая толком разогнуться, ржавая цепь крупного звена. Еще одна – такая же толстая и короткая цепура тянулась к массивному кольцу в стене. Однако же! Вообще‑то от эсэсовцев можно было ждать чего угодно, но такое махровое средневековье... Их тут что, на галеры продавать собрались?
– Почему... колодки? – прохрипел он.
– Надежно, привычно... Для этих времен, – Бенедикт улыбался, наблюдая за возней беспомощного пленника. – К тому же ничего более подходящего под рукой не оказалось.
Бурцев изловчился – повернулся, качнувшись всем корпусом вправо, влево... Осмотрелся.
Теперь они находились в сыром подвале. Просторном, безоконном и мрачном, поделенном решетками на отдельные камеры. Их камеру освещал чадящий факел в заплесневелой деревянной подставке на выщербленной каменной стене. Под факелом – скелет. Смоляная капель уже прилично вычернила человеческие кости и почти целиком окутала мертвеца частыми антрацитовыми нитями тягучего савана.
Где‑то на грани факельного света Бурцев различил каменную лестницу в несколько грубо вытесанных ступенек. Лестница вела к узкой низенькой дверце. Но ржавая колодочная цепь слишком крепка и коротка, а выход из подземелья слишком далек, недостижимо далек.
Отовсюду несло прелой соломой, мочой, гарью, крысами, тленом, мокрым камнем, затхлой водой и страхом. Человеческий страх, оказывается, тоже оставляет запах. И эта кислая тревожная вонь въелась уже достаточно глубоко в кладку подвальных стен. «Не мы здесь первые, – подумалось Бурцеву. – Не мы и последние». Но в данный момент, кроме отца Бенедикта, псковского воеводы и его спутников, в этом жутковатом подвале не было никого.
Прикованные к стенам пленники слабо шевелились, звякали цепями и цедили сквозь зубы проклятия. Дмитрий, Бурангул, Гаврила, Освальд, Збыслав, дядька Адам, Сыма Цзян, Ядвига... да, все тут. И все живы. Пока. Но именно это и казалось странным. Их ведь перетравили как тараканов в газовой душегубке!
Бурцев облизнул пересохшие губы. Проговорил с трудом:
– Как? Что это было?
Монах‑пилигрим вопрос понял правильно. Ответил спокойно, с ухмылочкой:
– Всего‑навсего усыпляющий газ. Новая разработка химиков Третьего Рейха. А ты, должно быть, здорово перепугался, да, полковник?
«Угадал», – подумал Бурцев. Говорить, однако, не стал. Не говорить сейчас надо – думать. Но подтравленный мозг отказывался работать. И выдавал лишь немногое. Самое очевидное.
То, чего Бурцев так боялся, все же случилось: его взяли живым. Всех их взяли живыми. И после газовой атаки заковали в примитивные колодки. Контрасты, однако...
– А где... моя жена где?
– В другом месте. Ценные бумаги следует держать в разных банках, полковник. А ценных пленников – в разных темницах.
– Она здесь? В этом времени?
Кивок.
– Да. Пока да.
Он вздохнул с облегчением. Замолчал. Прикрыл глаза.
– Что, совсем обесилил, полковник? – с нарочитой заботливостью просюсюкал Бенедикт. – Может, желаешь, подкрепиться перед беседой? Так пожалуйста... Кушать подано.
Брезгливая гримаса. Кивок на глиняную миску с чем‑то осклизлым и отвратным, стоявшую у ног колодника. Точно такие же посудины виднелись и подле остальных пленников. Вот чем, значит, здесь кормят... Ну и пакость! Пан Освальд и Гаврила уже успели перевернуть свои миски. Только Бурцев сомневался, что объявленная ими голодовка хоть что‑либо изменит.
– Откуда ты... – начал он.
В горле было сухо – Бурцев закашлялся, не закончив фразы.
– Взялся? – вновь перехватил инициативу эсэсовец в одежде монаха. – Из центрального хронобункера СС. Тебе ведь должно быть известно это, полковник.
– Кто ты такой?
– Штандартенфюрер СС, если тебе от этого станет легче...
Бурцев вздохнул. Еще один! История повторялась. Только если прежний штандартенфюрер – Фридрих фон Берберг – играл роль благородного странствующего рыцаря, то этот косит под монаха‑пилигримма.
Гитлеровец в рясе осклабился:
– ...Но ты можешь называть меня просто отец Бенедикт, сын мой.
– Чем ты здесь...
Опять предательский кашель!
– Занимаюсь? – участливо переспросил Бенедикт. – Приблизительно тем же, что и фон Берберг. Налаживаю связь между цайткомандой и полезными нам людьми. И многими другими вещами.
– Но цайткоманда СС уничтожена!
– Цайткоманда Фридриха фон Берберга – да, – Бенедикт улыбнулся еще шире. – Наша – нет.
– Ваша? Что‑то о вашей цайткоманде я раньше ничего не слышал.
– И не мудрено. О нашей деятельности не подозревали даже штандартенфюрер фон Берберг и его помощник оберфюрер Фишер. Мы работаем над более важным проектом, который ни в коей мере их не касался.
– Не понимаю!
– Видишь ли, полковник, прусско‑ливонская возня фон Берберга – всего лишь автономный эксперимент по локальному изменению исторического процесса путем минимального вмешательства...
– Ничего ж себе минимального! – Бурцеву припомнились и танки на Чудском озере, и «мессершмитт» с дерптского аэродрома, и мотострелки на «Цундаппах», и эсэсовские автоматчики в тевтонских рядах.
Его замечание проигнорировали.
– ...Эксперимент, результаты которого нам надлежало изучить тщательнейшим образом. Но все же операция Северной группы цайткоманды – это малая часть большой игры.
– А большая часть?
– Это мы. Средиземноморское ядро цайткоманды.
Средиземноморское? Ох, Васек, далековато же от Новгорода тебя забросила древняя магия арийского портала!
– И в чем заключается ваша игра?
– Ну, скажем так: фон Берберг решал тактические задачи. Мы же осуществляем стратегическое руководство межвременной операцией цайткоманды СС.
Глава 22
Стратегическое руководство? Бурцев задумался.
– И как же ты попал в прошлое, стратег?
– С Кульмской группой. Помнишь монахов Вильгельма Моденского?
Еще бы не помнить! Что‑что, а кульмскую эпопею Бурцев не забудет по гроб жизни! И фашиков с «МП‑40», обрядившихся в одежды святых отцов, – тоже. Но...
– Их же повесили! Всех ваших псевдомонахов с псевдоепископом во главе.
– Не всех. Меня сия печальная участь миновала. Я покинул кульмскую комтурию сразу же после достопамятного турнира на берегу Вислы и занялся вербовкой агентов и поисками платц‑башен, до которых не успел добраться фон Берберг. Псковская башня, кстати, была в их числе.
Что ж, понятно теперь, когда Бенедикт поставил там магический «якорь»!
– Башни перехода – это все, что тебе было нужно?
– Нет, конечно. Еще перед турниром – пока фон Берберг и его люди договаривались с ливонцем фон Грюнингеном и строили козни против старика фон Балке, я вел переговоры с третьей силой.
– Опять тевтоны?
– Угадал. Два года назад в Кульме ее представлял посол тевтонского братства из Святых Земель ландмейстер Генрих фон Хохенлох[119]. Но Палестина далека от Прибалтики, а тамошняя верхушка утрачивает былое влияние на дела ордена [120], так что во вспыхнувшей после смерти Конрада Тюрингского борьбе за власть никто не принимал фон Хохенлоха в расчет. Я принял. Палестинский ландмейстер выслушал меня, воочию убедился на Кульмском турнире в силе оружия «небесного воинства» и не стал отказываться от сотрудничества с цайткомандой. Видишь ли, полковник, Иерусалимский дом ордена Святой Марии не прочь разыграть свою карту в Средиземноморской политике. Нам этот стратегически важный регион тоже весьма интересен, так что мы с фон Хохенлохом быстро нашли общий язык. А начав со Средиземноморья, позже можно добиться грандиозных результатов...
– Мировое господство?
