В уголках глаз Гарри начали появляться слёзы.
– Это просьба? – его голос дрогнул. – Или приказ?
– Мне жаль, Гарри, – мягко сказал старый волшебник. – Надеюсь, твои родители поймут, что это необходимо. Но если нет… Боюсь, в данном случае они не имеют права голоса. Пусть это и неправильно, но закон не признаёт их твоими опекунами. Мне жаль, Гарри, и я пойму, если ты будешь презирать меня за моё решение, но иного выбора нет.
Гарри стремительно развернулся к двери. Он не мог больше смотреть на Дамблдора, он боялся, что эмоции его выдадут.
Другие уже расплачиваются за твои поступки, — произнёс внутренний пуффендуец, – а это цена, которую заплатишь ты. Изменит ли это твой взгляд на мир так, как предсказывал профессор Квиррелл?
Маска невиновного Гарри на автомате задала именно тот вопрос, который и должна была задать:
– Мои родители в опасности? Не следует ли и их перевезти сюда?
– Нет, – услышал он ответ старого волшебника. – Не думаю. К концу войны Пожиратели смерти уяснили, что лучше не нападать на семьи членов Ордена. Даже если Волдеморт ныне действует без своих прежних соратников, он всё равно знает, что сейчас именно я принимаю решения, и он знает, что не получит от меня ничего в ответ на угрозу твоей семье. Когда-то я объяснил ему, что не поддаюсь на шантаж, и он не станет пробовать.
Гарри услышал холод в голосе старого волшебника, развернулся и увидел тот же холод в его глазах. За стёклами очков сверкала сталь – необычная для Дамблдора, но очень подходящая к его строгой чёрной мантии.
– На этом всё? – дрожащим голосом спросил Гарри. Позже он обдумает их разговор, позже он будет думать о каких-то хитрых контрмерах, позже он спросит профессора Квиррелла, нет ли какого-нибудь способа убедить директора, что тот ошибся. Прямо сейчас всё внимание Гарри занимало поддержание маски.
– Для побега из Азкабана Волдеморт использовал магловский артефакт, – сказал старый волшебник. – Он наблюдает за тобой и учится у тебя, Гарри Поттер. Скоро Артур Уизли из Министерства издаст эдикт, который запретит использование магловских артефактов в учебных боях профессора Защиты. В будущем, когда у тебя появится хорошая идея, держи её при себе.
По сравнению с остальным это казалось неважным. Гарри просто кивнул и опять спросил:
– Это всё?
Повисла тишина.
– Пожалуйста, – прошептал старый волшебник. – Я не имею права просить у тебя прощения, Гарри Джеймс Поттер-Эванс-Веррес, но пожалуйста, хотя бы скажи, что ты понимаешь, зачем всё это.
В глазах Дамблдора блеснула влага.
– Я понимаю, – ответил внешний Гарри, который действительно понимал. – То есть… я всё равно думал… не удастся ли мне убедить вас и родителей разрешить мне остаться на лето в Хогвартсе, как ребятам из приютов. Чтобы читать книги из здешней библиотеки, да и вообще в Хогвартсе гораздо интересней…
Альбус Дамблдор издал звук, как будто у него что-то застряло в горле.
Гарри опять повернулся к двери. Пусть не без потерь, но он сумел выкрутиться.
Гарри сделал шаг вперёд.
Взялся за дверную ручку.
Тишину разорвал пронзительный крик…
Гарри развернулся и как будто в замедленной съёмке увидел, как уже взмывший в воздух феникс летит к нему.
Настоящий Гарри, который осознавал свою вину, запаниковал. Он не подумал об этом, он не предусмотрел, он готовился встретиться с Дамблдором, но забыл о Фоуксе…
Взмах крыльев, ещё один, и ещё. Крылья феникса напоминали разгорающийся и гаснущий огонь. Он летел к Гарри, паря над загадочными устройствами, и время, казалось, замедлило ход.
И наконец красно-золотая птица, медленно взмахивая крыльями, зависла в воздухе перед Гарри. Она была похожа на подрагивающее пламя большой свечи.
– В чём дело, Фоукс? – недоумённо спросил внешний Гарри и посмотрел в глаза фениксу, словно был ни в чем не виноват. Настоящий Гарри почувствовал ту же невыносимую тошноту, как и в тот раз, когда профессор МакГонагалл выразила ему своё доверие.
Я сегодня перешёл на сторону зла, Фоукс? Я не думал, что я злодей… Ты теперь меня ненавидишь? Если я стал чем-то, что ненавидят фениксы, может быть, мне следует сдаться, отказаться от всех планов и признаться…
Фоукс пронзительно крикнул. Гарри никогда не слышал столь ужасного крика. От него все устройства в кабинете завибрировали, а спящие фигуры на портретах вздрогнули.
Клич феникса прошёл через все слои защиты Гарри, как раскалённый добела меч сквозь масло, они лопнули, словно проколотые воздушные шарики. Этот клич в одно мгновение перемешал его приоритеты, и Гарри вспомнил о самом важном. По щекам заструились слёзы, слова сгустками обжигающей лавы вырывались из сдавленного горла…
– Фоукс говорит, – услышал Гарри собственный голос, – он хочет… чтобы я… сделал что-нибудь… для узников… в Азкабане…
– Фоукс, нет! – крикнул старый волшебник. Дамблдор шагнул вперёд, протягивая руку к фениксу в умоляющем жесте. Его голос звучал почти так же отчаянно, как клич феникса. – Фоукс, ты не можешь его просить об этом, он всего лишь ребёнок!
– Вы были в Азкабане, – прошептал Гарри, – вы брали с собой Фоукса, он видел… вы видели… вы были там, вы видели… ПОЧЕМУ ВЫ НИЧЕГО НЕ СДЕЛАЛИ? ПОЧЕМУ ВЫ ИХ НЕ ВЫПУСТИЛИ?
Когда устройства перестали вибрировать, Гарри осознал, что Фоукс кричал одновременно с ним. Теперь феникс парил рядом с Гарри и вместе с ним смотрел на Дамблдора. Красно-золотая голова была на одном уровне с его собственной.
– Ты слышишь, – прошептал старый волшебник, – ты правда слышишь голос феникса столь ясно?
Из-за всхлипываний Гарри уже почти не мог говорить. Все металлические двери, мимо которых он прошёл, все голоса, которые он слышал, худшие воспоминания и отчаянные мольбы, которые он оставил за спиной… Клич феникса заставил всё это ярко вспыхнуть в его сознании, и эта вспышка смела все внутренние защитные барьеры. Гарри не знал, действительно ли он способен столь ясно слышать голос феникса, понимал бы он Фоукса, если бы уже не знал обо всём. Гарри лишь знал, что теперь у него есть благовидный предлог поговорить о том, что профессор Квиррелл запретил впредь упоминать в любых разговорах. Ибо именно это обязательно сказал бы невиновный Гарри, если бы действительно слышал голос феникса настолько ясно.
– Они страдают… мы должны им помочь…
– Я не могу! – воскликнул Альбус Дамблдор. – Гарри, Фоукс, я не могу, я ничего не могу сделать!
Ещё один пронзительный крик.
– ПОЧЕМУ? ПРОСТО ПОЙДИТЕ И ВЫПУСТИТЕ ИХ!
Старый волшебник отвёл взгляд от феникса, теперь он смотрел в глаза Гарри.
– Гарри, объясни Фоуксу вместо меня! Скажи ему, что это не так просто! Фениксы не обычные животные, но они животные, Гарри, они не могут понять…
– Я тоже не понимаю, – сказал Гарри дрожащим голосом. – Я не понимаю, почему вы скармливаете людей дементорам! Азкабан – это не тюрьма, это камера пыток, и вы пытаете людей ДО СМЕРТИ!
– Персиваль, – хрипло произнёс старый волшебник, – Персиваль Дамблдор, мой отец, Гарри, мой собственный отец умер в Азкабане! Я знаю, я знаю, какой это ужас! Но что ты хочешь от меня? Чтобы я разрушил Азкабан? Ты предлагаешь мне начать открытое восстание против Министерства?
КРА!
После нескольких мгновений тишины Гарри сказал:
– Фоукс ничего не знает о правительствах, он лишь хочет, чтобы вы… вывели узников… из камер… и он поможет вам сражаться, если кто-нибудь станет на вашем пути… как… как и я, директор! Я пойду с вами и уничтожу любого дементора, который подойдёт близко! О политических последствиях будем беспокоиться потом. Готов поспорить, что вместе мы справимся…
– Гарри, – прошептал старый волшебник, – фениксы не понимают, что можно выиграть битву, но проиграть войну, – по щекам старого волшебника текли слёзы и капали в его седую бороду. – Они не понимают ничего, кроме битвы. Они добры, но не мудры. Именно поэтому они выбирают волшебников своими хозяевами.
– Вы сможете привести дементоров туда, где я смогу с ними встретиться? – голос Гарри теперь умолял. – Приводить их группами примерно по пятнадцать… думаю, я смогу уничтожить столько за раз, не повредив себе…
Старый волшебник покачал головой.
– Даже потерю одного было сложно объяснить. Мне могут дать ещё одного, но никак не двоих – они считаются национальным достоянием, Гарри, оружием на случай войны…
В Гарри вспыхнула ярость, вспыхнула как огонь. Возможно, она пришла от феникса, теперь сидящего на его плече, а возможно, она пришла от его тёмной стороны. Две эти ярости – холодная и горячая – слились внутри Гарри. Странный, чужой голос родился в его горле:
– Объясните мне. Что должно сделать правительство, что должны сделать избиратели с их демократией, что должен сделать народ, чтобы я решил, что я больше не на их стороне?
