На этот раз не на шутку обосравшись, Нарада, сбросив с себя одежду, дрожа от холода, зашел в ледяную воду и, буквально с ног до головы обсыпав себя «пемолюксом», стал тщательно тереть че попало своим излюбленным беретом, вместо мочалки.
— Вот так, урод, теперь видно, что хоть старался, — оценивающе сказала Элен, заметив отбеленную морду Нарады и не до конца отмытую от «пемолюкса» бошку. — И теперь ты должен каждый день ровно в десять часов утра проделывать эту процедуру. А если, не дай бог, ты первый об этом не вспомнишь, то сразу час разминки, — обрадовала его Аза.
— Понятно-о-о-о, — глубоко вздохнув, протянул тот.
— Ты бы знал, как я тебе завидую, — сказал Гурун, встретив Нараду на берегу моря, когда тот с обиженной мордой бросал камешки в воду.
— Это еще почему? — пробурчал он.
— Ты, наверное, быстрее всех просветлеешь, — на полном серьезе сказал Гурун, наблюдая, как камешки со свистом падают в воду, образуя бесчисленное количество кругов, которые постепенно сливаются с общей гладью воды, — ведь никто в Рулон — холле сейчас не проходит таких глубоких практик на отработку безупречности, а за тебя, похоже, серьезно взялись, значит, ты уже готов.
— Да они мне уже все надоели, мне кажется, что все надо мной издеваются, — пожаловался Нарада, начав строить песочную башню.
— Это очень глупо так думать, находясь в поле Просветленного Мастера, ты что забыл, как настоящие Учителя дзэн учили своих учеников, — с блеском в глазах и с большим восторгом говорил Гурун, желая искренне помочь в осознании себя дураку, — Ты только вспомни, как Гурджиев унижал своих учеников, он мог на них кричать в бешенстве, махать руками, топать ногами, мог материть, а ученик должен был наблюдать, что в нем происходит в этот момент. Ведь когда все спокойно, невозможно увидеть все говно, которое сидит в тебе, а когда специально создаются такие обучающие ситуации, конфликты, наезды, оскорбления, — вот тогда большое поле для отслеживания своих механических реакций. Когда ты не отождествляешь со своей ложной личностью, не думаешь о себе, что ты чувствуешь?
— Легкость такую, непосредственность, — стал более оживленно говорить Нарада. — Вообще-то, наверное, ты прав. Я заметил, что когда включаю мирскую оценку: «Вот меня обозвали, меня ударили», то сразу же возникает обида и все говно лезет, а если мне удается более алертно реагировать, бодро, радостно, то я начинают понимать, что такое неотождествленность, тогда я четко ощущаю, что я не есть эта ложная личность, что я — нечто большее.
— Вот видишь, — обрадовался Гурун тому, что Нарада хоть что-то начал понимать, — а представь, йоги специально уходят далеко в горы, голодают месяцами, чтобы получить это переживание, а тут тебя хуйнули меж лопаток, обозвали свиньей, плюнули в рожу, а ты наблюдаешь и отрешаешься. Очень быстро идет развитие, если ты, конечно, каждую ситуацию используешь. Так что давай, ощути вкус просветления, — напутствовал его Гурун и нырнул в море, дав Нараде правильное направление мысли.
Блядству Бой!
Вечером, когда Нарада стирал кучу грязных трусов, носков и лифчиков в холодной воде, периодически отогревая руки в яйцах, пришла чу-Чандра, злорадно потирая ладони в предвкушении нового веселья.
— Че приперлась? — любезно встретил ее Нарада.
— Ты, главное, не напрягайся, расслабь свои булки, дыши ровно и спокойно, — ехидно сказала чу-Чандра, — у тебя будет новая практика на раскрытие третьего глаза и расширение сознания.
— Это еще как? — пробурчал Нарада.
— Когда ты слышишь, что кто-то приближается к твоей лачуге, то, во-первых, ты должен сразу настроиться, кто идет, а когда человек уже зайдет, то в зависимости от того, кто пришел, ты должен будешь так его и приветствовать.
— Как это? — удивился болван.
— Если кто-то из нас приходит, то ты должен просто говорить «гыыч Ом!», а если кто-то из жриц, то каждую из них встречаешь по-своему. Например, когда придет Элен, ты должен резко вскочить и встать по стойке «смирно», ожидая дальнейших распоряжений. Когда зайдет Аза, ты должен сесть на колени и сидеть, а когда придет Ксива, ты должен подползать к ней на карачках и преданно смотреть в глаза. За каждую ошибку будешь отжиматься, приседать, получать пендели, гычи и подзатыльники.
— Есть, будет сделано! — стараясь изобразить радость, отчеканил как автомат Нарада.
Весь день он старался запомнить, кого и как нужно приветствовать, напрягая свои куриные мозги:
«Да, крутая практика. Даже чтобы просто запомнить, какая нужна память и концентрация. Сегодня весь день только об этом и думаю, зато лишних мыслей нет и состояние такое легкое, незагруженное, видимо потому что энергия не растрачивалась на бессмысленные мечтания и образы. Вот почему у кошек всегда быстрые реакции. Они всегда бдительны, в любой момент ждут нападения и готовы действовать, обороняться или нападать. Здорово! Интересно, как долго мне удастся продержаться в этом состоянии?» — думал Нарада, периодически перечитывая команды, которые необходимо будет выполнять. Но в этот день никто не пришел и, урод, расслабившись и потеряв всякую бдительность воина, беспечно завалился спать.
— Опять проспал, свинья, — крикнула Аза, придя с утра пораньше в ПМЖ, чтобы проверить долбаеба. Нарада резко соскочил: «Ой, блядь, я же должен что-то сделать… что, что, что? — стал судорожно он вспоминать, — кажется, встать по стойке «смирно», ой нет, сидеть, нет, а, кажется, вспомнил, ползти на карачках», — решил дурак, перебрав все варианты, то вставая, то садясь, то опять вставая. Наконец он рухнул на четвереньки и быстро подполз к Азе. Но, увидев явно недовольный вид жрицы, снова затормозил:
«Блядь, там же еще что-то надо было сделать, — стал он чесать затылок и кусать пальцы, напрягая мозги, — нахуй, я же вчера все помнил, я же все учил, ну, как же там», — задергался идиот, не в силах вспомнить.
Аза, заебавшись ждать, пока Нарада разродится, подошла поближе и ебнула его под зад, но немного промахнулась, зацепив яйца.
— Уа-а-а-а, — взвыл от боли дебил.
— А-а-а-а, — вспомнил, вспомнил, — в следующее мгновение затараторил он и радостно заорал: — Гыыч Ом, гыыч Ом! — но тут же получил подзатыльник.
— Скотина неосознанная, — прокомментировала свои действия Аза.
— Ой, ну значит, я все перепутал, — зачморенно забормотал Нарада.
И уже дрожа от страха в ожидании очередной оплеухи, стал более осторожно делать следующее действие. Он медленно встал, пытаясь сделать стойку «смирно», одновременно смотря на реакцию жрицы. «Вроде правильно», — решил он, разгибая колени. Но как только выпрямился, тут же получил фофан.
— Ай, виноват, исправлюсь, — заныл идиот, растирая от удара лоб.
«Ну, теперь остался один вариант, больше выбирать не из чего», — облегченно вздохнул Нарада, сев на колени, ожидая дальнейших указаний, как ему передала чу-Чандра.
— А в следующий раз за каждое неправильное действие у тебя будет накапливаться разминка, может, тогда все запомншь. Совсем мозги жиром заплыли, уебище, — выговорила ему Аза, — Сегодня вечером будет костер, поэтому должен быть как штык в восемь часов у нас, понял?
— Есть, будет сделано! — обрадовался, Нарада, но тут же помрачнел.
«Ой, а вдруг Гуру Рулон опять начнет меня просветлевать, вдруг опять меня лишать моего говна. Ой, мне страшно, опять будут надо мной издеваться», — отождествленно воображал идиот вместо того, чтобы культивировать правильные реакции, настраиваться на духовную работу над собой.
Несмотря на то, что Гуру Рулон неустанно круглыми сутками объяснял истину, показывая, как нужно реагировать, размышлять, ученики неохотно, со скрипом расставались со своими иллюзиями, каждый раз откладывая духовную работу, просветление на потом, обращая внимание только на веселье, яркость, которыми всегда был наполнен Рулон-холл, радостно встречая истину из уст Мастера, но глубоко не задумываясь над каждым словом Мудреца, забывая о главной цели — пробуждении.
— Эй, свиньи, быстро всем собраться в зале, — крикнула Элен, собирая всех учеников в огромный зал. Заломившись в зал, рулониты увидели, что Гуру Рулон уже сидит в своем кресле, гладя любимца кота.
— Гоша с Горилой ушли, но ничего они сделать не смогли. А почему? А потому что никто ничего не может сделать сам, один, собственными усилиями. Ни кот, ни я не можем ничего сделать в одиночку, а делать может только клан людей. И даже семейный подряд никогда не сможет сделать того, что может сделать клан людей, — выкрикивал Рулон, бурно жестикулируя, пытаясь вдолбить нерадивым ученикам истину.
«Ну, вот начинается, — помрачнел Нарада, приняв сказанное на свой счет, — почему всегда только обо мне говорят, нет, чтобы о Муде, например, что-нибудь сказать».
