настоящим открытием. Корнелия поражали и подкупали доброта, скромность, чуткость и честность этого типичного русского интеллигента-революционера, его жажда все понять, обширные познания, ясное, четкое мировоззрение и непоколебимая вера в светлое будущее человечества. После Вано Махатадзе это был второй человек, который подчинил Корнелия своему влиянию.
Он часто рассказывал Корнелию интересные эпизоды из своей жизни. Вербицкого еще в студенческие годы захватила революционная борьба. Он был на третьем курсе технологического института, когда его арестовали и выслали в Сибирь.
Зная, что Корнелий автор рассказов «Годжаспир» и «Даро», Вербицкий предложил ему перевести их совместно на русский язык.
Корнелий, как и все абастуманские дачники, верил, что Вербицкий, видный левый социал-демократ, приехал из России в Абастуман лечиться от туберкулеза и, воспользовавшись своим приездом в Грузию, выступал теперь поборником установления между Советской Россией и Грузинской республикой самых тесных и дружеских связей. Вербицкий упорно и убедительно доказывал в беседе с Жордания, что только в прочном союзе с Советской Россией Грузия обретет свободу и независимость и, наоборот, союз с Антантой превратит Грузию в колонию. Он проявил такое знание грузинской истории, такие искренние дружеские чувства к грузинам, приводил такие веские доводы в защиту своих положений, что мало кто даже среди меньшевиков решился бы оспаривать его. Он стал весьма популярным человеком в Грузии и заслужил всеобщую любовь и уважение.
После возвращения из Тифлиса у Вербицкого как бы окрепла надежда на то, что Жордания и его группа в случае восстания в Грузии и свержения меньшевистской власти могут прийти на известных условиях к соглашению с коммунистами.
4
Жордания и министры уехали из Абастумана чуть ли не последними. Вслед за ними покинули курорт еще несколько семейств высокопоставленных лиц. Кажется, единственными задержавшимися дачниками были Корнелий, Като, ее брат и сестра. Отъезд их задерживался тем, что извозчики из Ахалцыха и Боржома больше уже не заезжали сюда. Степана только что назначили директором Батумской гимназии, и он никак не мог приехать за семьей. Беспомощная Като теряла голову: как бы ей добраться до Боржома? Корнелий оказался в этом деле совершенно непредприимчивым. Время тянулось как-то особенно медленно. Все волновались, нервничали.
Сентябрь был уже на исходе. Заметно похолодало. Ночью деревья и крыши домов уже покрывались инеем. Лужи на улицах затягивало тонким льдом. Красивое зрелище представляли тополя, в ярко-желтом уборе выстроившиеся вдоль речки. В погожие дни они словно пылали в лучах солнца. По склонам гор, покрытых вечнозелеными соснами и елями, попадались рощицы лиственных деревьев. Корнелий целыми днями любовался причудливой игрой осенних красок. Но вскоре погода испортилась. Горы затянуло туманом. Заморосил дождь…
Като окончательно расстроилась. Она упрекала себя за то, что, соблазнившись теплыми осенними днями, не выехала своевременно из Абастумана с двоюродным братом. В вынужденной задержке она винила Корнелия, который, обидевшись на нее, чуть не отправился в Ахалцых с погонщиками вьючных лошадей. В конце концов на помощь Като пришел Нозадзе. Вытребовав из воинской части фургон, он отправил на нем в Ахалцых всю семью Степана и вместе с нею выехал сам.
Из Абастумана выехали рано утром. Корнелий сел на козлы рядом с кучером-солдатом. Подтянув вожжи, он тронул рослых белых лошадей. Нозадзе, Като, Венера и Илико разместились на вещах. Было холодно. Над ущельем низко нависла серые тяжелые тучи.
Дорога начиналась крутым спуском. Залюбовавшись горами, на которые осень набросила причудливый цветистый ковер, Корнелий перестал управлять лошадьми, и они понесли фургон по самому краю пропасти. Женщины подняли крик. Кучеру пришлось взять вожжи в свои руки.
Проехали деревни Цаханы и Варханы. Начались фруктовые сады. Ветви деревьев гнулись под тяжестью яблок и груш. Крестьяне собирали богатый урожай. Девушки и парни, стоя на переносных лестницах, снимали с деревьев плоды и наполняли ими корзины. Яблоки и груши горами лежали во дворах. Но крестьян мало радовал урожай. Фрукты не на чем было вывозить ни в Ахалцых, ни в Боржом, ни в Тифлис.
Остановив фургон, Корнелий и Нозадзе зашли в один из садов и за бесценок купили две корзины яблок и груш.
В Ахалцыхе Като, Венера, Илико и Корнелий попрощались с Нозадзе, наняли фаэтон и выехали в Боржом. Венера, огорченная разлукой с рыцарем своего сердца, всю дорогу нервничала, портила всем настроение.
Поезд из Боржома в Хашури прибыл поздно ночью. Здесь Корнелий расстался со своей невесткой и ее спутниками. Они пересели в батумский поезд, а Корнелий — в тифлисский.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
НОВАЯ ЖИЗНЬ
Здравствуй, новая жизнь!
А. П. Чехов
1
Корнелий приехал в Тифлис в десять утра. После Абастумана здесь чувствовалась еще летняя жара. Было воскресенье. Первым встретил Корнелия дворник Гаврила. Лицо старика засияло радостной улыбкой. Он рысцой затрусил к воротам, у которых остановился фаэтон.
— Как дела, отец Гавриил? — пожал ему руку Корнелий.
— Дела делаются, на то они и дела, — ухмыльнулся старик, довольный своим каламбуром.
За время, пока Корнелий отсутствовал, Гаврила заметно сдал, похудел, морщины на лице стали глубже, глаза слезились. Однако веселости своей он не терял, бодрился, посмеивался, сыпал прибаутками:
— Живем — хлеб жуем. Только жевать-то ведь нечего, Корнелий Георгиевич, совсем трудно стало с хлебом…
Гаврила снял вещи с фаэтона и понес их в дом. Двери Корнелию открыла Катя.
— Батюшки, ну и располнели же вы! — всплеснула руками она. — Жаль, наших дома нет.
В то время как Корнелий переодевался, откуда-то из соседней комнаты послышались крики, затем раздался грохот падения каких-то предметов.
Корнелий вышел в коридор.
— Боже, они покалечат друг друга! — кричала прибежавшая из кухни Катя.
Корнелий направился в кабинет Дата, откуда доносились крики. Он открыл дверь и увидел странную сцену. Худой, высокий, с тонкими чертами лица подросток пытался нанести удар ножом своему сверстнику, миловидному блондину, защищавшемуся стулом. Третий мальчуган, года на два помоложе двух первых, полный, смуглый, прижался к стене и испуганно смотрел на схватку двух старших своих товарищей.
— Брось нож! — крикнул Корнелий высокому, худому подростку.
Но тот лишь сдвинул брови и, взглянув на Корнелия злыми серыми глазами, снова попытался броситься на миловидного блондина. Корнелий схватил драчуна за руку и отнял у него нож. Подросток выругался и хотел выбежать из комнаты, но Корнелий остановил его, положив на плечо ему руку:
— Что тут у вас происходит? Где ты взял нож?
Подросток недружелюбно взглянул на Корнелия.
— У меня он стащил нож, — крикнула появившаяся в дверях Катя. — У-у-у, сатана! — выругалась она, поправляя сбившийся на затылок платок и принимая от Корнелия
